Китайское чудо. Критический взгляд на восходящую державу - Дженнифер Рудольф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Путешествие на Запад» также обладает своей долей гнева и насилия, но любое ощущение опасности сглаживается игривостью, фантастической выдумкой и волшебными превращениями. Этот роман из ста глав вдохновлен историческими и вымышленными рассказами о великом монахе-ученом и переводчике Сюаньцзане, излагающими и дорабатывающими его путешествие в VII веке в Индию за буддийскими священными текстами. Книга начинается с рождения Сунь Укуна из камня, пропитанного сущностями неба и земли, его восхождения в качестве правителя обезьяньего царства, получения волшебных сил и попытки преодолеть смертность и изменяемость, великого переполоха, устроенного им на Небесах, и последующих столкновений с небесной иерархией с финальным покорением Буддой. После пятисот лет заключения Сунь Укун был выпущен на свободу монахом Трипитакой (Сюаньцзан) и присоединился к нему вместе с еще тремя учениками (включая комического антагониста Сунь Укуна Чжу Бацзе, он же «Свинья Восемь Заповедей») для путешествия на запад за священными текстами. Выдержав 81 испытание, в том числе последовательные попадания в плен к монстрам, демонам и падшим небесным созданиям, они успешно завершили миссию.
Сага о рождении, обретении самосознания, противостоянии смертности, восстании против власти и достижении просветления и спасения через трудный путь всегда притягивала аллегорические толкования. На протяжении трех веков буддийские, даосские и конфуцианские прочтения исследовали текст в поисках уроков по накоплению заслуг, достижению трансцендентности, контролю потоков жизненной энергии в теле или нравственному самопознанию. Некоторые ученые XX века подчеркивают его жизнерадостный настрой и отвергают аллегорические прочтения как чрезмерно изощренные и в высшей степени неуместные. Вступление к самому известному сокращенному переводу (под названием «Сунь Укун») описывает роман как «просто книгу, полную хорошего юмора, глубокомысленной чепухи, добродушной сатиры и приятного развлечения». В последнее время вновь стало уделяться внимание религиозным и аллегорическим прочтениям.
Политические прочтения интерпретируют столкновения Сунь Укуна сначала с небесными владыками, затем с многочисленными монстрами во время путешествия как аллегории общественно-политических противостояний. В 1941 году первопроходец анимации Вань Лаймин снял «Принцессу Железный Веер» в Шанхае (в то время оккупированном Японией), превратив переход паломников через Пылающую гору с помощью позаимствованного у Принцессы Железного Веера в историю борьбы за выживание нации. Первоначальный бунт царя обезьян Укуна прославляется как торжество революции в «Переполохе в Небесных чертогах» Лаймина (начало 1960-х годов), а потому заканчивается не подчинением Укуна Буддой, а его дерзким возвращением в обезьянье царство. Но и недовольства такой антиправительственной позицией (имели место подозрения о скрытой аналогии между Мао Цзэдуном и врагом Сунь Укуна — Яшмовым Императором) было достаточно, чтобы отложить выпуск этой классики анимации. Политические толкования «Путешествия на Запад» бесконечно податливы. В 1945 году Мао Цзэдун сравнил партизанскую войну коммунистов против Гоминьдана (Национальной партии) с Укуном, устраивающим переполох на Небесах. В 1963 году Мао использовал тот же «переполох» для описания разрыва с Советским Союзом: «Помните: не принимайте небесные правила слишком всерьез. Мы должны выковать наш собственный революционный путь». Наконец, политические прочтения, как и все аллегорические толкования, входят в противоречие с «глубокомысленной чепухой» комедии.
Точно так же, как смех может взрывать аллегорические структуры в «Путешествии на Запад», чувственные подробности «Сна в красном тереме» могут отвлечь от предполагаемых моральных и религиозных значений. Он начинается мифом о пороках и дисбалансе. Чтобы заделать дыру в Небесах, богиня Нюйва расплавила 36 501 камень, на один больше, чем было нужно. Лишний камень, переплавленный в сознательность и духовность и все же сочтенный ненужным для починки Небес, был выброшен у подножия горы, чье название отчасти созвучно словам «корни желания». Камень оплакивает свою судьбу, и его забирают в мир людей буддийский монах и даосский священнослужитель, чтобы он возродился в облике протагониста по имени Цзя Баоюй (вымышленный герой, в переводе — Драгоценная Яшма), отпрыска богатой и могущественной, но пришедшей в упадок семьи. Баоюй родился с куском яшмы — преображенного камня — во рту.
Помимо периодического вмешательства сверхъестественных сущностей, большую часть романа занимают подробности повседневной жизни семейства Цзя — бесконечные пиры, празднования дней рождения, семейные сборы и театральные представления. Среди них разворачиваются интриги, зреют привязанности, растет ревность и непонимание и, в конце концов, разражается катастрофа. Сад, построенный в промежутке между двумя ветвями семьи, становится идиллическим пространством для Баоюя и девушек (кузин, сводных сестер и служанок), которыми он восхищается и которых любит. Фокус повествования переключается с неотвратимого упадка семьи Цзя, отчасти объяснимого экстравагантностью, жадностью, корыстолюбием, бесхозяйственностью и злоупотреблением властью, на эмоциональный и духовный мир Баоюя, его отношения с девушками вокруг него (особенно с двумя кузинами) и семьей, его ощущения, любовь, разочарования, моменты просветления и финальное отвержение мирских привязанностей, чтобы стать монахом. Автор Цао Сюэцинь, опиравшийся на собственную биографию и семейную историю для написания книги, не дожил до ее завершения. Восемьдесят глав, которые он написал, существовали в рукописных копиях около тридцати лет, пока роман не был опубликован в 1791 году в версии из 120 глав. Последние сорок глав написал другой автор.
Мао Цзэдун часто заявлял, что «Сон в красном тереме» следует прочесть «не меньше пяти раз». Он утверждал, что читал его как исторический роман — и (вполне предсказуемо) видел там свидетельства «классовой борьбы» и неизбежный крах «феодального общества». Кампания Мао в 1954 году по критике автобиографических прочтений романа, предлагаемых выдающимися учеными, провозглашала строго марксистские прочтения всей литературы как новую догму. Более тонкие комментарии Мао можно найти не в его публичных выступлениях, а в заметках на полях, где он анализирует язык любви, которым пользуется Баоюй и предметы его страсти. Как и у читателей до и после Мао, очарованность романтической аурой книги порой одерживает верх над идеологией и философией.
Пока ученые дискутируют о значении любви, желания, трансцендентности и вымысла в книге, доморощенные энтузиасты спорят об интерпретации каждой детали на интернет-форумах, зачастую выискивая ключи к «реальной истории», якобы скрытой в истории Китая XVII и XVIII века. В то же время многие читатели книги или потребители ее адаптаций в других формах искусства довольствуются тем, что наслаждаются прекрасным зрелищем и звуком или сложными человеческими отношениями. В какой-то степени ностальгия по утраченному миру и его идеализация в романе «Сон в красном тереме» воплощает чувства современного китайского читателя по отношению к китайской культуре в целом. В то же время неизбежное крушение этого мира подразумевает иронию, критический взгляд со стороны и сомневающееся,
