Сказание об Иле - Альберт Иванович Калинов

– Илея, где ты? Сестра моя, отзовись! – кричал Сенака как в трубу.

Но никто ему не отвечал, лишь ветер гулом отзывался где-то впереди. То возвращаясь, то снова порываясь куда-то дальше, рыбак никак не мог найти места, о котором рассказал ему Ехунт и где была заточена Илея. От столба к столбу, от стены к стене, рыбак все звал и звал свою названую сестру. Все здесь было одинаковым: и опорные столбы, и торчащие сверху белые корни, и факелы, вросшие в стены, и камни, выпирающие из гнилых перекрытий… Все отражалось в оранжевых всполохах горящего масла. Рыбак заблудился. Сердце бешено колотилось, и Сенака остановился, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Где-то недалеко в такт его сердцу стучали капли, падающие вниз. На противоположной стене глазам Сенаки предстало темное от сырости пятно, расползшееся от потолка до пола. Рыбак догадался – оно было не чем иным, как свежей кладкой. Никакого отверстия, о котором рассказывал ему Ехунт, не видел он.

«Неужели эти сволочи замуровали и отдушину? Если Илея там, она задохнется без воздуха», – промелькнула страшная догадка.

Еще миг, и Сенека кинулся на стену.

После некоторых усилий еще не застывшая кладка поддалась.

– Илея! – крикнул Сенака в открывшийся пролом.

– Помоги ей, она здесь, – послышался в ответ чей-то глухой голос. – Сознание покинуло ее, здесь нечем было дышать.

Наконец глаза рыбака привыкли к мраку, и он смог увидеть замурованных. Они сидели в самом дальнем углу, голова Илеи лежала на коленях какого-то мужчины, тот дрожащей рукой гладил ее шелковистые волосы. Сенака понял, что перед ним тот самый Хорз, которого так ненавидели тоуркуны.

– Сестра! Сестренка! – позвал Сенака снова, не отводя глаз от бледного лица девушки.

– Возьми ее и уходи, спаси ее и сам спасайся! – с трудом выговаривая слова, потребовал Хорз.

Теперь Сенака впервые увидел его лицо. Заросшее и покрытое многочисленными шрамами.

– А как же ты? – обратился к Хорзу, сидящему на цепи, Сенака.

– А я позабочусь о себе сам. – И, не дожидаясь возражений, Хорз, чуть оторвав от каменного пола тяжелую цепь, потряс ею.

– Я что-нибудь придумаю, – начал было рыбак, но Хорз оборвал его:

– Год я здесь сижу… Пытался… Эти ненавистные оковы вросли мне в ногу.

Сенака быстро подошел к тому месту, где одна стена была соединена с другой огромной железной перекладиной, на нее было надето пудовое кольцо, соединенное с массивной цепью. Другой конец цепи представлял собой сплетение из стальных обручей, которые буквально вросли узнику в кожу.

Нет, Хорз уже не чувствовал боли. Это раньше в самом начале, пытаясь избавиться от оков, он, как волк, попавший в капкан, грыз себя зубами, стараясь освободить проклятую ногу. Но сейчас, через год заточения, ему вдруг стало казаться, что эта цепь есть некое его продолжение, с которым надобно смириться. Так было легче. Наверное, с этой мыслью и прошли бы до самого конца его дни, но все поменял один, последний день. Илея – вот кто вернул Хорзу разум и память о себе прежнем, возродил его волю и вознес дух на недосягаемые для других вершины.

Снаружи донесся звук шагов ― очевидно, кто-то бежал сюда. Сенака спрятался при входе в готовности наброситься первым. Шаги наконец затихли.

– Рыбак, ты здесь? – раздался знакомый голос.

Это был Ехунт, грязный, потный, с окровавленным лицом; он тяжело дышал. Сенака вышел из укрытия и встал напротив Ехунта в проеме.

– Моих людей всех перебили, я один остался, – натужно вдыхая воздух, прорычал Ехунт и нырнул внутрь. – Я достал его! Нож ему всадил, – в пылу продолжил он.

– Кому?

– Тому, кто звался у нас первым, а раньше Хандром. Помнишь такого? Ему конец, – позлорадствовал Ехунт. – Я запер этих сволочей вместе с ним там… – И он показал пальцем в нижний угол (очевидно, это был точный ориентир местонахождения зала). ― Но они вырвутся. Поэтому не рассиживайся здесь. Забирай свою чужестранку и беги отсюда, пока не поздно. – Он взглянул на Илею: – Она жива? Что с ней?

– Она мертва, – точно не зная почему, соврал Сенака. – Задохнулась.

– Так брось ее. Зачем мертвая тебе? Спасайся сам, беги. Только не в гавань, там скоро будет бойня, можешь мне поверить, – сказал Ехунт со злобой. И, снова посмотрев на Илею, с досадой добавил: – Жаль, красивая была, женою моей могла бы стать, а достанется червям.

– Я не оставлю ее здесь, – твердо сказал Сенака. – С собой возьму.

– Поступай как хочешь, – потеряв всякий интерес к происходящему, заявил Ехунт.

– А как же он?– Сенака указал рукой в темницу.

– Хорз… А этот-то зачем тебе? Ты что, сочувствуешь ему? А впрочем, так и быть… я твой должник, я помогу ему.

– Ее спаси, – едва слышно прошептал Хорз, как только Сенака склонился над девушкой.

Сенака взял девушку на руки.

– Не говори ей ничего обо мне, когда она в себя придет. Пусть для нее я останусь сном, – прямо в ухо прошептал ему Хорз.

Крепко обнимая Илею, рыбак шагнул в проем и, ориентируясь на факелы, побрел в поисках выхода.

– Ну что, враг, вот и пришел твой последний час. Спешил сюда я с тобою поквитаться. Это мои люди тебе отдушину закрыли, – подойдя к узнику, торжествовал Ехунт.

– Вообще-то жив ты до сих пор благодаря Хандру. Да, да, ему. И лишь его стараниями все откладывалась наша встреча. Иначе давно бы кости твои сгнили. Ведь этот умник надеялся на чудо, верил, что ты однажды сообщишь ему что-то такое про тайные врата, что откроет их. Не зря все говорили, что держишь при себе ключи ты от этих врат…

Услышав это, Хорз рассмеялся.

– А я не верил, знал, что время упущено из-за тебя, – продолжал Ехунт. – Может думал ты, что я забыл про месть свою? Я помню все. Брата не забыл моего? При осаде той погиб он. А я поклялся отомстить всем, кто был с тобою, ты последний. Еще я помню, как двери ты закрыл перед моим носом, как лишил в последний миг всего, когда на мыс ворвались мы, пытаясь с ходу попасть в тайные миры, о которых мы грезили. А время ждать не стало и ушло. Пропали двери. Где были б мы сейчас, коль не ты? Но из-за своего упрямства, тупой служака, лишил ты нас всего. Ведь из тоуркунов ты также как и мы, а пошел против своего народа. Предатель, теперь из-за тебя приходится нам друг друга резать.

– Постой, прежде освободи меня, хочу я умереть свободным. – И Хорз показал на свою ногу, закованную в цепь.