Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2 - Никита Хрущев

Самолеты тогда вынуждены были часто заправляться в пути, поэтому приземлился в Сталинграде. Остановился в 64-й армии. Какие-то там были армейские торжества. Кажется, получали ордена. Штабом армии был дан обед для командного состава в довольно большом зале. Я принял участие в торжестве и сидел за одним столиком с командующим. Столики были маленькие, на несколько персон. Рядом с нами сидели генерал, полковник и еще два человека. Завязался между ними разговор. Так как выпивали, то тон нарастал, и разговор превратился в спор между генералом и полковником. Полковник был начальником штаба соединения, которым командовал генерал. Генерала же я знал еще до Сталинграда, встречался с ним под Харьковом, где он командовал дивизией и был на хорошем счету. Дивизия его стала гвардейской. Я его фамилию сейчас не называю, хотя и помню ее. Дело в том, что я к нему относился хорошо, считал, что он находится на своем месте и справляется со своим делом.

Когда у них разгорелся спор, то полковник, видимо, имел более сильные аргументы, а генералу противопоставить было нечего, и он решил использовать свое положение. Когда полковник окончательно досадил генералу, последний генеральским тоном вдруг гаркнул по-украински: "Товарыш полковнык, нэ забувайся!". Внушительно так произнес. Тот ответил: "Есть!", - и замолчал. Я не вмешивался, конечно, в разговор, наблюдал со стороны. А эпизод остался в моей памяти. Когда я приехал в Москву, то за столом у Сталина, говоря о многих случаях, рассказал и про этот эпизод. Сталину он очень понравился. Даже спустя много лет, бывало, он улыбался и говорил в определенной ситуации: "Товарыш полковнык, нэ забувайся!". Зачем выжимать из себя аргументы, убеждать оппонента, когда есть власть и положение. Я - генерал, ты полковник. Младший должен подчиняться старшему по положению, полковник не может быть умнее генерала, не имеет на это права, должен больше служить и поменьше говорить. В своей жизни, встречая на своем пути многих людей, разных по званию и по характеру, я, к сожалению, часто сталкивался с фактами, когда за отсутствием разумной аргументации люди опирались на старшинство звания и подавляли нижестоящих.

Помню и другой ходячий анекдот, тоже рожденный жизнью. "Докладывает подчиненный старшему военачальнику и при этом довольно разумно доказывает правоту своей точки зрения на ход операции: что вот так-то надо сделать, или вот так-то лучше было бы сделать. А в ответ окрик: "Ты мне не доказывай, а слушай и выполняй. Твое дело выполнять, а думать тебе не надо. Я тебе приказываю, вот и делай так, как приказано". К сожалению, не знаю, когда и как изменится это. Военные указывают на то, что такова воинская дисциплина. Вопрос решает старший, а младший выполняет. Существует формула "Будь не разумным, а будь исполнительным!". Она нередко боком нам выходила, эта формула. Хотелось, чтобы это было учтено. Время сейчас пошло другое, другие люди, другая культура. Но думаю, что это не зависит от культуры. Накладывает особый отпечаток военная обстановка. Не знаю, дисциплина ли это или просто кастовость. Затрудняюсь определить более точно..." Войска Южного фронта, заняв Ростов, двинулись на запад и вышли на берег р. Миус севернее Таганрога. Эти места были мне знакомы по 1941 году. В том году, когда мы выбили немцев из Ростова, наши войска, их главная сила - 56-я армия, действовали здесь. Тут же дрались обескровленные остатки танкового корпуса генерала Танасчишина. 56-й армией в конце 1941 г. командовал генерал Цыганов[174], тучный такой человек.

Сам он, по-моему, был нестроевым командиром и закончил Военную академию по кафедре материального и боевого обеспечения. Очень был оригинальный и остроумный человек. Запомнился мне такой эпизод. В 1941 г. после освобождения Ростова мы хотели взять сразу же и Таганрог, и поэтому вновь и вновь бросали туда войска, но у нас ничего не вышло. Захватили как-то двух пленных. Я решил допросить их. Один оказался чехом. Когда его привели и я стал его расспрашивать, он рассказывал, как попал в плен: "Я принес вам ручной пулемет. Я решил перейти линию фронта и сдаться в плен. Пришел в расположение ваших войск и очень долго искал, чтобы найти, кому же сдаться". Нашего генерала это возмутило, и он начал в противовес что-то объяснять мне. А я ему: "Вы же там не были. Зачем этому солдату врать? Видимо, на этом участке, где он переходил линию фронта, было голо. Вот он и искал людей, а потом все-таки нашел, кому сдаться в плен". А ведь мне раньше докладывали, что его захватили в плен. Выходит, не захватили, а он сам пришел. Военные пускай это оспаривают, но на войне всякое бывает. Часто наши разведчики переходили линию фронта, и противник их не замечал. Противник тоже находил у нас слабые места и пробирался к нам в тыл. Видимо, что-то вроде этого и произошло с чехом. Второй пленный был румыном. Молодой, высокий парень, в румынской овечьей черной шапке. Я его спросил, как его зовут, а он сразу в ответ: "Мы, румыны, революцию делать не будем. А будем воевать!". Сырой еще по политическим взглядам человек. Я ему: "Ну, вы-то уже свою революцию сделали и отвоевали. Теперь ваше дело - шагать в плен. Будете в плену ожидать, когда кончится война". В том 1941 г., когда шли первые бои под Таганрогом на р. Миус, штаб армии располагался в хуторе Советском. Это небольшой хутор с довольно невзрачными крестьянскими постройками. Местных жителей сейчас уже не помню.

А в 1943 г., заняв Ростов, мы расположили штаб фронта тоже в Советском. Он был очень удобен для этого, ибо находился в центре наших войск и отсюда легко было организовать связь с воинскими частями. Поэтому и в 1941, и в 1943 г. выбор падал на хутор Советский. Ко мне недавно обратился с письмом учитель из этого хутора с просьбой рассказать о том, каким было селение в то время, когда мы его заняли. К сожалению, прошло много времени, и я теперь не могу ничего сказать. С населением тогда я мало соприкасался. Помещение, которое занимали для командующего, освобождалось от жителей, люди выселялись. Охранялось оно довольно строго. Да и ничем не выделялся, собственно говоря, этот хутор из множества других сел, станиц и хуторов, которые мы оставляли и которые потом занимали. Поэтому у меня не осталось особых впечатлений. Просто небольшой хутор, внешне выглядевший бедно. К тому же и в 1941, и в 1943 г. все было покрыто снегом. Кроме того, в 1943 г. я очень мало был в самом хуторе. Как только мы туда переехали, сразу же последовал звонок от Сталина с приказом прилететь в Москву. Я тотчас вылетел в Москву, причем меня предупредили, чтобы я вылетел с расчетом на то, что уже не буду возвращаться на Южный фронт, поскольку мне будет дано другое назначение. Прилетел я в Москву, доложил Сталину о положении дел на Южном фронте и насчет Малиновского. Тогда Малиновский был уже как бы реабилитирован. Самый факт, что меня отозвали с Южного фронта и утвердили членом Военного совета Воронежского фронта, гласил об этом.