Однажды осмелиться… - Ирина Александровна Кудесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оля, я хотел тебе объяснить…
Ну уж это слишком. Откровения про мымру — это слишком, слишком. Еще утешить попросит. Как после этого — вместе? Зачем он…? Эгле протянула руку ладонью вверх:
— Если есть у тебя желание, приезжай и живи. Снимем что-нибудь, зимой не дорого снимать. А в остальном… могу за руку подержать.
Иосиф улыбнулся. Эту фразу она говорила, когда его одолевала хмурь, — и особенно часто тогда, после автокатастрофы: «Труба мое дело, Оля…» — «Могу за руку подержать». Другими словами: ты вытащишь себя сам, ты сумеешь; не проси ничего у мира… разве только… разве что за руку подержать. Когда-то он это ляпнул от ужаса. У Ольги начались схватки в первую беременность, он метался возле, не зная, как помочь, и вдруг вырвалось: «Хочешь… могу за руку подержать…» Ольга тогда усмехнулась. А после вспоминали… Никто не родит за тебя, не встанет за тебя на ноги после операции, не переборет муку несущее чувство. Иосиф положил руку на ладонь Эгле — знакомую ладонь. Точно так же они сидели в каком-то заштатном кафе в Питере, когда она призналась, что ее имя, ставшее ему дорогим, взято с потолка. Ей потребовалось полгода, чтобы удостоить его признанием.
8
Сыра к чаю больше не было. Как не было и Оси. Продал заводик полтора года назад, уехал в Литву, что и требовалось доказать. Сама гнала его к Э-ги-ди-юсовне, гнала, надеясь, что — нет, упрется, оставит все, в Москву переедет: не в Нижнем же втроем жить под носом у дочек и прочих — Ося одно время в местную политику лез, вот и заработал никому не нужную известность в масштабе города.
— Пряники?
Володя кивнул. Алена вытащила пакет медовых, разорвала упаковку. В дверях кухни появились Степан с Юлькой, дала им по пряничку, убежали.
— От Оли вестей нет?
Алена наливала чай в чашку; Володя следил, как бежит гранатовая струйка.
— Сегодня обещала позвонить.
Каждый день он, как заведенный, таскался к Алене. Правда, оставался ненадолго — тем для разговоров кот наплакал. Звонил, прежде чем подняться, как когда-то Оленька, и иногда Алена отвечала: занята. Это значило, что хмырь у нее.
Променяла душку Иосифа на красавчика помоложе.
— Скучаешь?
Скучает ли он по Ольке. Бесполезно скучать. Да и то — была она здесь, но будто и не было ее. Загораживалась, чем могла. По чему скучать-то?
— Скоро обещала вернуться.
— Вернется, да опять умчится. Может, тебе с ней ездить? Иногда? Я же вижу, как ты это все переживаешь.
Ошибаешься, Алена. Отпереживался уже.
— Мне, с ней? Смеешься? Я для нее слишком мелок. У нее же там Большая Жизнь с Большими Людьми.
— Цитируешь? Мне она говорила — «настоящая жизнь».
— Да-да, точно. С настоящими людьми. А я игрушечный, значит.
— А ты не будь игрушечным.
Алена временами здорово раздражала — вот этой своей прямотой, о которой не просили.
— Мелкий человечек пошел по-маленькому.
Алена фыркнула.
Закрыл дверь в санузле, сел на край ванны.
Олька носится, доказывает себе, что не зря родилась. А в свободное время у нее увлечение — кайт. На семью остается — что? А ничего. Со Степаном нет у них близости, которой хотелось бы. Наверняка завидует ему, Володику: неразлейвода они со Степкой. Но ведь ребенок тоже видит, кто им занимается, а кто, скажем так, занимается собой. Он, Володик, никогда не выбирал — себя: сперва все Ольке отдавал, потом стал отдавать сыну. Как-то с Олькой состоялся премилый диалог — она опять куда-то на две недели намылилась, он взъелся и высказал ей:
— Эгоистка ты…
На что получил хамский ответ, в ее духе:
— Вот ты не эгоист, но не потому, что такой хороший. У тебя просто эго нет.
Может, и правда нет. Но не она со своим «я» квартиру выплачивает, на работу выскакивает каждое утро, как кукушка из часов; не она отводит Степана в школу, и не она его спать укладывает. А мелкий человек, которому предлагается не быть игрушечным.
Он слышал, как в кухне зазвонил мобильный. Наверняка Олька — так хотел ее услышать, а сейчас — ноль желания. Тошно. Надо что-то делать с этой жизнью, но что?
— Алена! Ответь на телефон…
Звонки прекратились, Алена разговаривала, но о чем говорила — не было слышно.
9
— Это не Олин телефон. Ее мужа. Оли нет в Москве. Может, что-то передать ей? Кто? Кэтрин?
Имя Кэтрин что-то смутно напоминало Алене. Точно! Переводчица. Когда познакомились, Олька целую стопку книг приволокла, все в переводе этой самой Кэтрин. Тогда еще мелькнула мысль — почему имя такое, но ответ сам пришел: полукровка, раз английский у нее в совершенстве.
— Кэтрин, я читала ваши переводы! Меня Алена зовут, я Олина подруга.
Выяснилось, что Олька заходила к Кэтрин пару лет назад:
— Квартиру я сдала, жильцы записывали, когда кто-то меня спрашивал. Я позвонила Оле по старому телефону, мне дали этот номер… Значит, она не в Москве?
— На Кольском полуострове мерзнет.
— Мерзнет? Ну, вы не знаете, что такое мерзнуть… Вот я только что из холодных краев, жара тут у вас.
— Жара? В начале апреля? Вы с Северного полюса прилетели? — улыбнулась Алена.
— С Южного, — Кэтрин сделала паузу. — Я из Антарктиды вернулась.
Такое путешествие не один десяток тысяч долларов стоит. Ничего себе переводчица.
— А вы на сколько дней ездили?
— На два года. Работала я там.
«Ничего себе…» — повторила Алена, и вслух:
— Кэтрин, послушайте, а можно было бы с вами увидеться как-нибудь? Интересно ведь, как там, в вечных снегах…
Уговорились на три часа дня.
10
Алена была уверена, что Володя Юльку покараулит. Он уже выручал ее так, вроде бы даже в радость ему это. Конечно, можно было бы и с Юлькой поехать, как всегда и всюду, но Кэтрин заупрямилась, сказала, что у нее самой тут полуторагодовалое чудо, «непонятно, как они друг друга примут, лучше не надо». Может, она и права — так спокойнее. Ведь
