Воители безмолвия - Пьер Бордаж

Однажды утром врачи-акушеры извлекли из шаров трех розовых младенцев, двух мальчиков и одну девочку, как того требовала традиция. Ни один из них не был похож ни на даму Сибрит, ни на сеньора Ранти. Некоторые особо придирчивые придворные усмотрели в них отдаленное сходство с их дедом, почитаемым сеньором Аргетти. Другие, чьи языки привыкли злословить, уверяли, что семя Ранти Анга было слишком плохого качества, а потому использовали семя специально отобранного донора.

Официальные хранители генеалогического древа Ангов, старые маразматики, которых наградили почетными титулами за верную службу, торжественно прибегли к «перстам судьбы», чтобы определить, кто из мальчиков, Джонати или Бернельфи, станет наследником. Перст указал на Джонати, и перст, как говорили придворные, оказался справедливым, ибо они не могли себе представить, чтобы Сиракузой однажды стал править человек со столь смешным именем, как Бернельфи. Сеньор Ранти объявил четыре дня грандиозных праздников, чтобы с надлежащей роскошью отметить назначение принца-наследника.

Вся любовная жизнь дамы Сибрит закончилась на этом научном опыте отбора яйцеклеток, холодном и нейтральном.

Ее детей, которым уже исполнилось семь лет, воспитывали в соответствии с ролями, которые предназначались им в Сиракузе. Джонати знакомили с жестокими обязанностями сеньора под неоспоримым руководством старого Остена д'Эланжеля, автора голофильма о всеобъемлющем воспитании принцев, который ценился всеми правящими семьями Конфедерации. Бернельфи, младшему по воле случая, пришлось удовольствоваться званием генералиссимуса сиракузских армий (армий-призраков, несравненно более слабых, чем Пурпурная гвардия, и используемых только для парадов). Его учили военному искусству, хотя он испытывал отвращение ко всему, что даже отдаленно напоминало военную форму. Ксафит, девчонка с круглым лукавым личиком, находилась в полном распоряжении старейшин этикета, которые не без трудностей пытались научить ее манерам поведения и достоинства, присущих придворным дамам. Дама Сибрит испытывала к своим детям какое-то карикатурное материнское чувство, чувство отдалённости и зыбкости, которое иногда охватывало ее в их присутствии.

Но сейчас, под кровавым небосводом первой зари, она ощутила срочное, неодолимое желание вырвать их из когтей смерти. Сон не обманывал ее: коннетабль был в заговоре с Менати Ангом, чтобы опрокинуть Ранти и устранить его наследников. Она должна была приложить все силы, чтобы спасти их и с миром в душе уйти самой. Для этого ей нужна была помощь Алакаит, единственного искренне преданного друга при дворе. Она яростно сжимала регистратор, чуть не ломая его.

Розовый Рубин взошел над горизонтом. Он высветил рваную линию горного массива Месгомии. Вокруг дамы Сибрит раскрылись фиолетовые офеглиды, цветы любви и страсти – ирония судьбы! Они приветствовали звезду первого дня.

В амбразуре двери, выходящей в сад, появился хрупкий силуэт дамы Алакаит. Она не отличалась красотой, которую обычно приписывали знатным придворным дамам. Непропорциональное лицо: слишком длинный нос, поджатые губы, торчащий подбородок, но она всегда отказывалась устранять эти недостатки с помощью клеточного пластического моделирования. На ней был бледно-желтый облеган и бежевое платье-туника с разрезом выше колена. Водяная ярко-желтая корона и изумрудные браслеты подчеркивали ее невзрачность. В ней отсутствовало какое-либо кокетство, она не успела напудриться и уложить локоны вдоль капюшона, эта ее неряшливость подчеркивала суровый облик. Дама Сибрит не удержалась, чтобы не сравнить ее со средневековыми сиракузянками, женщинами, лишенными фантазии и чувственности, чьи портреты висели в некоторых галереях дворца.

– Дама моя! Что вы делаете здесь в такой ранний час и в столь легкой одежде? – проворчала Алакаит вместо приветствия. – Вы кончите тем, что вас будут считать человеком, который стремится вернуться в мир животных!

– Эка важность! – возразила дама Сибрит. – Накидка прячет меня от нескромных взглядов…

– Да предохранит нас Крейц! – воскликнула Алакаит, ужаснувшись, хотя уже давно привыкла к ее утренним выходкам. – Не хватает, чтобы вы прогуливались обнаженной перед всеми! Знаете ли вы, дама моя, что ваша привычка спать без облегана может стать предметом разбирательства святой Инквизиции! Обнаженность, – в ее устах это слово звучало греховно, – допускается, только допускается во время ежедневной ванны и акта… э-э-э… зачатия… Простите меня, дама моя…

Дама Алакаит закусила губы. Она коснулась исключительно скользкой темы и разозлилась на себя за неловкие слова. Она наравне с хозяйкой страдала от одиночества и немилости дамы Сибрит.

– Все это не имеет особого значения, – пробормотала супруга сеньора Сиракузы. – Как, впрочем, не имеют значения и абсурдные проблемы одежды!

– Дама моя, милости ради, не искушайте злой рок! – умоляюще воскликнула Алакаит. – Иначе я умру от ужаса.

Она жадно вглядывалась в черты собеседницы. И, догадываясь, что произошло нечто серьезное, содрогнулась и не на шутку испугалась.

– Слушайте меня внимательно, дама Алакаит! У нас очень мало времени…

– Почему?.. Что случилось?.. Во имя Крейца…

– Выслушайте меня, не прерывая и не задавая вопросов!

Властный тон дамы Сибрит был непререкаем.

– Вы покинете мои апартаменты как обычно. Потом, как можно скрытнее, отправитесь к моим детям. Скажете воспитателям, что мать немедленно требует их к себе. Если надо, воспользуйтесь властью, которую дает вам ранг первой дамы компаньонки.

– А если воспитатели будут против…

– Я просила вас не перебивать! Выкручивайтесь, как хотите, но заберите детей! Речь идет об их жизни! Но ни в коем случае не приводите их сюда, в мои апартаменты! Покиньте дворец через один из тайных выходов. Уверена, вы знаете их все. Постарайтесь убедить гвардейцев выпустить вас. Если надо, пообещайте им крупное вознаграждение. Покинув дворец, возьмите такси и отправляйтесь на площадь Артибанических Войн. Мой старший брат Мулик сейчас проездом в Венисии. Он живет в отеле Клавдия-Августа и должен сегодня навестить меня. Передадите ему детей и шифрованное послание. Голосовой декодер у него есть! Она разжала пальцы с лакированными ногтями – на ладони лежал крохотный темный рулон. Ничего не понимая, дама Алакаит внимательно разглядывала даму Сибрит. Она отчаянно пыталась уловить хоть капельку иронии или хитрости в темных глазах хозяйки. Она так часто становилась жертвой розыгрыша и шуток со стороны дамы Сибрит. Но к ее великому ужасу, белое лицо, усталое и беспокойное, оставалось неподвижным. В зрачках светились трагические огоньки.

– Вы не скажете мне, что происходит, дама моя? – спросила Алакаит. – Не связано ли это с жестокой участью ваших друзей Тиста и Марит, погибших прошлой ночью? Не связано ли это со слухами, которые ходят по поводу асмы?

– Возможно… Но большего я сказать не могу. Чем меньше вы будете знать, тем меньшей опасности подвергнетесь! Даже если ваши мыслехранители постоянно держат непроницаемый занавес… Дама Алакаит, готовы ли вы помочь мне?

Алакаит де Флель долго с болью во взгляде смотрела на даму Сибрит.

– Я сделаю все, как вы пожелаете, дама моя. Давайте ваше послание.

Дама Сибрит протянула открытую ладонь. Алакаит схватила рулон, сунула его во внутренний карман туники и исчезла через одну из дверей, ведущих в апартаменты.

Дама Сибрит со сладострастием погладила кончиками пальцев полностью раскрывшиеся лепестки офеглидов, источавших насыщенный, пьянящий аромат. В последний раз обвела взглядом ярко сверкающий сад, заглянула в приоткрытую пасть снежного медвигра, извергавшего бесконечную струю радужной воды, всмотрелась в пурпурное небо, окрашенное лучами Розового Рубина, в белоснежные улицы и стены просыпающейся Венисии, проводила глазами взлетающие в воздух после трехдневной реквизиции такси и автобусы, галиоты, лениво рассекающие пурпурные воды Тибера Августуса. Первые торговцы, прибывшие даже из самых далеких миров, раскрывали свои прилавки с разноцветными куполами. Вдоль аллей парка тянулись пальмины с пунцовыми плодами и листьями, а на оранжевой траве расправляли яркие крылья хохлатые павлины… Дама Сибрит впитала в себя всю красоту зрелища… в последний раз…

Она пересекла сад и вернулась в спальню, где еще прятались тени ее кошмара. Нажала переключатель ванны над столиком у изголовья кровати. Несколько мраморных плит повернулись и утонули в полу. Рядом с кроватью возник овальный бассейн из ароматных пород дерева. В нем яростно вскипали световые вихри – волны, которые очищали тело и снимали усталость. На украшенном фресками потолке появилось зеркало-увеличитель, в котором отражался бассейн. Оно не отражало ничего другого в спальне, поскольку было покрыто специальной амальгамой, позволявшей купальщице при желании проверить каждый квадратный сантиметр кожи.