Сегодня - позавчера_2 - В Храмов

- Это второй такой танк, захваченный мной, - сообщил я в головной телефон, - проверка связи.

Трое бойцов ответили, что слышат, двое сидели в позе макаронных изделий "рожёк" и ответили голосом, вернее криком.

- Панцер Три - называется. Я даже на нём метров пятнадцать проехал. А в следующем бою из такого же, из пушки, танк подбил. Кусок брони того "панцера" до сих пор в бедре ношу. А, вот! Поехали!

Поехали. Почти.

- Что-то мы тяжело идём!

- Командир, мы второй танк с собой тащим!

- Твою дивизию! Вылезайте, отцепляйте, огнесьмесью подожгите! Что, я обо всём должен помнить?

Двое через верхние люки вылезли, но я продолжал ворчать:

- Отведи, приведи, всё придумай, пожрать найди, патрон найди, танк веди, огонь откорректируй! Я вам, блин, что, уникум? Надоели все!

В это время вернулись те двое, доложили:

- Отцепили и подожгли. Одну бутылку об двигатель разбили, одну - внутри.

- Надоели! Уйду я от вас! - продолжал я, но дал полный ход вперёд. Танк взревел двигателем и пошёл. Мягко, легко. Пусть и не быстро. Но, это для меня не быстро, а взводный-раз, сидящий на месте командира танка и имеющий прекрасный обзор в круговые обзорные перископы, заорал от восторга. М-да.

- Командир, по курсу машина с антеннами.

- Ага, вижу. Это же нас ищут! Это радиопеленгация!

Я снизил скорость, понизил передачу.

- Наводчик, что заряжено?

- И пушка, и пулемёты.

- Балда! Какой снаряд? Бронебойный, граната?

- Я... Я не знаю.

- По фиг! Наводи на двигатель, по попадании - разберёмся. Заряжающий, замечай маркировку снаряда, она может не совпадать с нашей. Я дам короткую остановку - стреляем со всех точек. Ясно?

- Так точно!

Я тормознул, закричал:

- Огонь!

Жахнула пушка, застрекотали пулемёты. А снаряд оказался бронебойным, болванкой - прошил машину навылет. Я отпустил сцепление, двинул танк на грузовик, ударил корпусом, переворачивая машину.

- Запеленговывайте! Младлей, хлебалом не щёлкай! Сколько нам до развилки?

Взводный полез в планшет.

Провал резидента

(1942г.)

Танк двигался со скоростью пешехода. Вернее трёх пешеходов. Метель ослабла, так, небольшие буруны смахивало с сугробов и несло через дорогу. Или того, что должно быть дорогой. На карте её нет, но отец Анатолий говорит, что танк пройдёт. Машину мы теперь тащили на тросе - она не могла пробиться через заносы. Танк тоже мог встать в любой момент. Не в снегу завязнув (это же не Т-34), так провалившись во что-нибудь, снегом занесённое. Для этого и шли впереди отец Анатолий, наш Сусанин, и два бойца.

Шли внимательно и осторожно, потому медленно. Мы - с их скоростью.

Грохот пуль по броне я услышал раньше, чем выстрелы.

- К бою! - закричал я, захлопывая люк и дав газу.

Это была одна из засад немцев, очаг их обороны, выставленная на дороге. Танком проутюжил их окопы, раздавил противотанковую пушку, не дав её развернуть. И... провалился в блиндаж. Да так, что нос танка задрался в небо, а грузовик, так и последовавший за мной в атаку на привязи, врезался бампером в корму. Бойцы, посыпав из кузова, добили немцев.

Итог их засады на нас (или нашего налёта на них - мы вышли им в спину) - двенадцать тел в серых шинелях и серых женских платках, уничтоженное 37-мм орудие, захваченный пулемёт. Потери с нашей стороны - обездвиженный транспорт, и танк, и авто, двое убиты, трое, в том числе отец Анатолий - ранены. Прохор тут же ими занялся.

- Занимаем круговую оборону! Померенцева! Связь!

Доложил Берлоге о своём местоположении и происшествии. Конечно, изоповым языком. Обещали прислать помощь.

Пока ждали, помародёрствовали, но немцы и сами были как церковные крысы - без еды. Пожевали сухарей и снега. Замёрзли ещё больше.

Раздавленная землянка начала дымить. Видимо, в ней мы раздавили не только немцев и их припасы, но и печку. Обидно будет если танк сгорит. С ним мы ничего сделать не смогли, а вот грузовик завёлся и всей толпой его толкнули назад метра на два. Но дальше ехать не рискнули - по этой дороге он не пройдёт.

Через два с половиной часа (кстати, только сейчас обратил внимание, что это уже 4 или 5 бой, а часы ещё ходят, что порадовало) прибежал дозорный с востока, только что смененный:

- Гул двигателей с востока, наши!

- Не факт. Рота! К бою!

На нас вылетел широкогрудый танк с трапециевидной башней, ходко подминавший снег широченными гусеницами. Т-34. Вот ты какой!

Я развернул полотно изрядно простреленного полотна флага с коричневым пятном крови. Пятно не будет отстирано никогда! Это честь для нашего знамени, а для нас честь - такое знамя!

Танк встал, как вкопанный, но из-за него вылетел второй. Оба повернули на нас башенные орудия. Я их довольно невежливо и не литературно спросил об этом их занятии и их психическом самочувствии.

Из-за танков выбежали с десяток автоматчиков в белых полушубках, люки танков, наконец открылись, показалась знакомая рожа - Кельш, собственной персоной. Я, в том же стиле, спросил его, что старший майор ГБ тут, в тылу врага, делает, показав на раздавленное орудие, спросил о его психическом самочувствии и умственном развитии. Я также выразил сожаление, что столь высокоценный потенциальный "язык" не прибыл сюда на три часа раньше и выразил соболезнование нашей армии, которая осталась бы без Кельша.

- Кузьмин, прекрати паясничать. Поехали, - махнул рукой Кельш.

"Шеф, шеф, всё пропало!". Вот и за мной явился "чёрный воронок". Теперь понятна причина явки лично Кельша, боевое построение танков, нервное поведение чекистов. Брать меня приехали. Ясно, что если окажу сопротивление - брать будут жёстко.

Я был в ярости, от того, что маленько струхнул. Ясно, что "явки и пароли провалены", я раскрыт. Но, где я "накосячил"? В чём ошибся? Паника овладевала мной, что злило меня. Мысли метались по голове бешенной белкой, не находя выхода из ситуации. Это он здесь, под пулемётами моих людей, так мягко стеллит. А там - запеленают, захомутают. А что делать? Если я махну рукой, мои пацаны их всех заставят снег перекрашивать в бордовый. А потом? Это измена. Что потом нам делать? К немцам идти? Самостоятельно воевать? На запад идти и партизанить? Зимой-то? Самое оно. Самому линять? Куда?

Гонор мой спал. Нет у меня иного пути. Только отдаться в руки чекистов. Смериться с судьбой. И будь, что будет.

- Я арестован? - спросил я, тут же услышав щелчки предохранителей и затворов за спиной, торопливо крикнул: - Отставить!

- Зачем? Ты удивился, зачем я приехал? Нам приказано доставить тебя немедленно. Если это был бы не я, а простой особист, то что, братоубийство? Им бы ты поверил?

- Мне и вам пока нечему верить.

- Это не арест, Витя. Даже не задержание. Это приказ. Твои гусарские забеги, это, конечно, хорошо, но ты срочно нужен для другого.