"Фантастика 2023-163". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Алифанов Олег Вл

– О передаче древних рукописей? Боюсь, что она исполнена в первую голову. Вот, извольте, по памяти: в конце «Русских поклонников в Иерусалиме», опубликованных в двадцать шестом году, Дашков пишет: «Посещая обители Палестинские, мы не забывали осматривать их книгохранилища – хотя неудача наших исканий на горе Афонской оставляла и здесь мало надежды. В патриархии есть несколько рукописей; но все требники, патерики и творения церковных учителей. Грамоты, относящиеся к правам греков, с давнего времени отосланы в Константинополь; прочие бумаги, нами виденные, любопытны потому только, что дополняют печальную картину претерпеваемых Иерусалимскими Христианами утеснений». Ещё и ещё раз он хочет уверить опасных соперников в том, что хотя и занимался поисками таинственных манускриптов, да ничего не нашёл, так что и другим искать там смысла уж нет: всё утекло в Царьград, а по поводу тамошней серальской библиотеки – отсылаю, мол, к двум прежним моим очеркам – не проникнуть! А теперь мы наблюдаем итог: генерал Себастьяни, стремясь добыть грамоты во что бы то ни стало, организует переезд султанского собрания под предлогом мирного договора, а секретность статьи говорит о том, что эти манускрипты им очень важны.

Орлов поглядел на часы, покачал головой и встал, дав понять, что аудиенция кончена.

– А не организовал ли он и войну для последующего заключения мирного договора с эдакой вот статьёй? То есть, не затевалось ли всё с этой только целью? Он необычайно терпелив, этот человек, и дьявольски деятелен. Он ни перед чем не остановится. Я должен многое обдумать. Я могу просить вас подготовить мне к завтрашнему полудню доклад об этих ваших… пардон, древних хождениях, несколько подробнее? А чтобы вам не сделалось скучно, возьмите эти бумаги и постарайтесь приобщить их к делу. Жду вас к обеду – с разъяснениями и сомнениями.

Я обещал исполнить, собрал с бюро листы, откланялся и направился вон.

– А за князем Александром Николаевичем мы следим, – сказал он, и дверь закрылась так, чтобы оставить меня в неведении, которого из двоих князей он держит под подозрением. Не лишне было мне предположить, что обоих.

14. Хождения

Мы расположились в уютном уголке посольского парка, куда Орлов велел подать нам обед, и адъютант его наказал сторожу следить, чтобы нас никто не тревожил. Сперва я вновь не менее получаса пересказывал ему некоторые свои приключения, и он живо перебивал меня расспросами, так что к десерту уже неплохо разбирался в моих друзьях и врагах.

– Изучая хождения, нельзя не заметить, что умолчание – уж что-то слишком часто встречающийся приём в описаниях путешествий на Восток, и в произведениях изящной словесности это можно бы счесть за попытку автора создать интригу. Даже Дмитрий Дашков, вынужденный объясняться, предпочитает сообщить лишь о султанском серале и Святом Граде, а вовсе не о путешествии своём в Египет, – приступил я к долгому повествованию.

– Придётся допустить неведение Дмитрия Васильевича в отношении документов сераля, кои, возможно, ценные сами по себе – лишь ширма, таинственное приключение для отвода глаз.

– Вряд ли так: о Египте в своих записках он говорит вскользь, скорее всего, чтобы никто даже не помыслил о некоем Карно, который тогда как раз разыграл свою смерть.

Я поспешил пересказать то, что знал об этом человеке и о книгах, купленных у него Дашковым, который уже после озаботился тем, чтобы в султанской библиотеке отыскать подлинники Митридата. Но Орлов задал мне совсем другой вопрос:

– А откуда Дашков проведал о Карно, который, как мы знаем, принадлежал тайному обществу, куда входят Россетти, Себастьяни, Голуа, и с коим по глупой неосторожности пытались порвать Артамонов и Карнаухов?

– Этого я доподлинно не знаю, и, полагаю, Карно тоже. Но Муравьёв получил о нём сведения от персон, связанных с князем Александром Николаевичем Голицыным.

– Странно, не так ли, что Карно удавалось десять лет водить за нос своих бывших собратьев, а Муравьёв с наскока находит его?

– Он утверждал, что прятался только от своих врагов, а не от всего мира.

– Так не бывает, – отрезал Орлов и вскочив, сделал прочь несколько быстрых шагов с заложенными за спину руками, а вернувшись уже мягче объяснил: – Зато бывает так: можно спрятаться от всех, кроме своих друзей. Да. Вот так бывает. А это означает, что людей Голицына он не почитает за недругов.

– Но никого из них он толком не знал.

– Зато знали его, у тайных орденов такое водится. Младшие градусы не ведают старших. Но какие-то благодеяния от них ему проливались.

– Почему вас это заинтересовало?

– А вот почему. Выходит, человек этот во время о́но служил самое меньшее двум братствам, которые враждуют между собой и борются за одни и те же знания.

– И такое не редкость.

– Здесь есть особенность. Он – персона ценная для общества, и оно не желало его терять. Однако произошло какое-то событие, столь значительное, что заставило его порвать кое-какие прошлые связи. Угрозы вернуться не помогли. Он и вовсе исчез, однако не порывал с другим тайным братством, которое, возможно, и за братство-то не считал. А трактовал его за сообщество учёных коллег, например. И теперь он исправно поставляет сведения тому же единому верховному жрецу, только текут те по иному руслу, возможно, несколько более извилистому. Да. Одно крыло работает через тщеславие мелких агентов, знающих об ордене, и мы с вами собрали уже достаточно тех имён, другое же вовсе не ведёт никакой секретной деятельности, а людей нанимает таких, которые способны исполнить одно-единственное задание. И обрывает нить.

«Или князь Голицын не отрицательный персонаж в этой пьесе, а спасает подлинные документы от рук проходимцев?» – подумал я, но спросил другое:

– Так всё же – князь Голицын возглавляет оба?

– О, нет, я слишком хорошо знаю Александра Николаевича. Он достаточно умён, чтобы уметь вести двойную партию, и изрядно разумен, чтобы остерегаться тройной. Однако вы начали с конца, а я желал бы послушать историю с начала.

– Извольте. Андрей Муравьёв приступает к изложению со Стефана Новгородца, который подробно описал путь до Константинополя и состояние тамошних святынь в тысяча триста сорок восьмом году, но путешествие в Святую Землю и Египет обошёл молчанием… Или оно было изъято. Виданное ли дело оставить без описания главные святыни христианства, тщательно очертив только путь к ним.

– Откуда же известно, что он ездил туда?

– В записках своего «Странника» он упоминает немало Палестинских мест, словно вскользь, но с уверенностью очевидца.

– Почему ваш друг не упоминает игумена Даниила, поклонявшегося святыням на двести лет раньше?

– Не причисляет его к участникам заговора, очевидно, или следует мнению Строева, что Стефан и Даниил – одно лицо.

– Продолжайте. Кто следующий?

– Я полагал, что гость Василий, но из бумаг, которые вы милостиво предоставили вчера, узнал о хождении архимандрита Агрефения – его нет в научном обороте. Датировка отсутствует, но некоторые признаки позволяют утверждать, что оно совершено не позднее конца четырнадцатого века. Он описал святые места Палестины и дошёл до Дамаска. Простые поклонники не чураются первым делом описать причины, подвигшие их на тяжести странствия, посему странно отсутствие объяснения, чего ради пустился он в путь, но ещё более странен сам этот путь. Ещё до того, как покинуть родину, он обошёл Москву, Тверь, Смоленск, Минск, Великий Новгород, Великие Луки, Витебск и Слуцк. Зачем он так подробно описывает путешествие в родных пределах, ведь современному читателю оно неинтересно? Ответ таков: писано сие для одного или нескольких совсем особенных читателей – послание тем, кто следил за ним; мол, глядите, я никаких помыслов дурных не имел, а коли и посещал Египет, так вон сколько мест ещё по Руси обошёл! Похоже на то, что, перечисляя места Отечества и заграницы, он и сам не понимает, где же совершил главное дело, за которое его преследуют. А вот и ещё одно имя из ваших бумаг. Два хождения иеромонаха Варсонофия и, кажется, он первым из русских описал святыни Египта, тогда как Агрефений лишь путь и дистанции между городами. Первое случилось три года спустя после завоевания Константинополя турками, оно захватило Царьград, Крит, Родос, Кипр, Ладокею, Триполи, Бейрут и Дамаск, где провёл он две недели, а также Легион, иначе Мегиддо, и только потом Иерусалим, что дюже странно для монаха. Описание это очень напоминает Агрефения – много пустых мест для отвода глаз. Второе путешествие совершил он на пять лет позднее, оно прошло через Египет и Синай, после чего рукопись неожиданно обрывается, будто кто-то целиком изъял все последующие листы. Известно лишь, что в Каире и Фустате, который именует Старый Мисюр, он провёл шесть недель. Однако, позволено ли будет спросить, Алексей Фёдорович, откуда у вас эти хождения, ибо наука не ведает о них?