Том Джоу - Владимир Ильин

Мито обвел вид из окна глазами, словно высматривая противника. Впрочем, не стоило гадать, потрепанное здание мотеля напротив башни было идеальной обзорной точкой для его убийц, так что именно там они и обретались. А ведь все было просто замечательно! Всем недоброжелателям вывешивалась жирная мишень — два кибера с внешностью Мито и его помощника, играющих в го. Врагам давалась точка для нанесения удара — мотель. И этих двух пунктов хватало, чтобы девяносто процентов наймитов атаковали самую защищенную точку в здании. Те, кто поумнее, также не добивались своего, но все они, абсолютно все, попадали в список Мито. Зачем убивать противника сразу? Куда проще запомнить его, проследить его действия, зафиксировать связи и аккуратно сложить материал в папочку. А там придет день, когда тот или иной соперник сильно провинится, и подготовленная папочка послужит ему надгробием. Так было уже неоднократно, так будет всегда. Не для этого Мито собирал Синдикат, чтобы дорвавшиеся до власти тщеславные ублюдки разрушили его труд.

— Всех закопаем, — прошипел Мито, возвращаясь мыслями к реальности, — а начнем мы с виновника сегодняшнего торжества.

Мито вывел на экран терминала информацию, которую добыли консультанты по ситуации с домом. Всю операцию провернул один человек, что, с одной стороны, было достойно уважения, а с другой — максимально упрощало возмездие. Агенты уже выехали к гостинице за телом.

Мито телепортировался в сад перед небоскребом и с тоской в последний раз оглядел плод многолетнего труда. Руки начали неторопливый танец, пальцы ежесекундно складывались в причудливые узоры, оставляя за собой еле видимый оранжевый след. Под тихую мантру на мертвом языке языки пламени начали прожигать в траве, земле, асфальте и камне вокруг башни монструозную центумграмму. Наконец, последние слова сорвались с губ Мито. Лепестки желтого, алого и белого пламени, словно молодой цветочный бутон, моментально объяли башню и сплелись друг с другом, а затем так же стремительно опали. Через несколько мгновений ветер унес огромный столб пепла, что еще недавно был цитаделью мага. Мито опечаленно вздохнул. Свою обитель он не отдал, но толика уважения к нему будет безвозвратно утеряна. Хотя… может, страшная месть отрезвит насмешников?

ГЛАВА 25

Мир кружится перед глазами, металл врезается в руки и ноги, каждый шорох отзывается звоном в ушах, глаза болят от яркого света, бьющего по нервам через закрытые веки. Не лучшее пробуждение — впрочем, как и вчера. Когда-то давным-давно, может быть месяц, может год назад, я умер. Заснул в мягкой кровати фешенебельного люкса и проснулся в аду холодной бетонной коробки. В первый день никто так и не пришел, что позволило мне осмотреть себя, проверить надежность креплений и оглядеться.

Мое тело оказалось прикованным к металлическому стулу, одежды не было. В спину впивались асимметричные прутья палаческого кресла. Кроме меня — никого. В ярком свете прожектора сложно было определить размер помещения. Комната вне яркого круга света иногда казалась бесконечным черным залом без конца и края, но порою будто сжималась до площади в несколько квадратных метров — так разнообразно слышалось эхо моих криков. Никто не приходил, не требовал ответа. Я был уверен в огромном числе видеокамер и звукозаписывающей аппаратуры, но меня будто забыли. Любые мои слова, обещания, мольбы оставались без ответа. Я придумывал диалоги со своим пленителем, обыгрывал развитие беседы, ежечасно пытаясь дозваться до него. Вскоре пришло осознание собственной смерти и смирение. Все подчинялось твердой логике — нейросети нет, голода нет, но есть бесконечная боль в затекших суставах, иглами разбегающаяся от любого движения, прожигающий яркий свет и одиночество. Организм на автомате борется, двигая то одной мышцей, то другой, не давая телу омертветь от неподвижности.

«Отбегался» — слабым эхом проносится мысль по гулкой пустоте сознания.

Сколько прошло дней, когда где-то вдали послышался мерный шаг? Кто знает… Чувство времени давно пропало, в моем аду вечно царил синтетический вечный день под солнцем трехсотваттной лампы. Да и шаги — наверняка мираж воспаленного разума. Тело перестало бороться, я уже не чувствую пальцев рук и ног, не чувствую спины и боюсь открывать глаза. Где-то внутри меня еще живет зверь борьбы, но он уже не похож на старого бойцового пса. Еще немного, и хребет исхудавшей дворняги переломится, вместе с тем, что составляло когда-то мое «я».

Скрежет сдвигаемого металла вонзается в мозг. С трудом открываю глаза и нахожу в себе силы оглядеться — никого. Значит, разум все-таки сломался.

Неожиданно мое персональное светило исчезает. Первые мгновения паникую: неужели слепота?! Но паника быстро проходит — в глазах все еще кружатся фантомные круги, переливаясь всеми цветами радуги. Вновь открываю глаза — от контраста с вечным днем все кажется беспроглядной тьмой. Я слышал скрежет впереди меня, но не вижу ничего.

Вдруг отчетливо слышу шелест дыхания. Там кто-то есть! Пришел некто, сдвинул стул напротив и выключил прожектор! Наверняка!

Пытаюсь сказать хоть что-то, но изо рта выходит лишь скрежет иссушенного горла.

— По-моему, уже поздно. — Тихий голос громом звучит в сознании. — Передержали?

— Х-х…е-ек… — Это было сказанное мной «нет», он должен понять. Но что это изменит? Все будет так, как он захочет…

— Мм… Ладно, займитесь им.

Звуки удаляющихся шагов кажутся небесной музыкой, а слова — не менее значимы, чем помилование за секунду до казни.

Слова человека значат одно — что-то изменится. Сознание милосердно отключается, как и сотни раз до этого. Но впервые — в полной темноте, чарующе уютной и приятной.

Новое пробуждение дарит широчайшую гамму восторга от элементарных действий — движений свободных рук и ног, блаженства от прикосновения шелковой простыни. Мир вокруг прекрасен! Миллиарды цветов раскрашивают любую вещь. Дикий контраст белого и черного остался где-то там, в кошмарном сне длиною в вечность. На секунду даже верю, что проснулся в том же гостиничном номере, но увы — интерьер не знаком, на окнах решетки.

Нейросети, увы, нет, но этот факт совершенно не расстраивает. Я живой! Эта мысль доминирует в сознании, возрождает былые амбиции и напитывает силой ненависти планы мщения. Сдохну во второй раз, но доберусь до шеи врага. Может быть, это Мито, может, кто-то еще — неважно, я помню его голос, и мне этого достаточно.

Несложные действия моментально лишают сил, и я вновь забываюсь сном, на этот раз — лечебным и вполне нормальным.

Во второй раз спал я очень долго — судя по тому, что в итоге меня разбудили. Робот-уборщик пропел над ухом веселую мелодию и протянул комплект одежды на вытянутых вперед манипуляторах.

Белая рубашка, черные пиджак и брюки, лакированные черные туфли. Бр-р, ненавижу… Я бы предпочел что-то цветное, да хоть зеленое, красное, лиловое — что угодно, но не этот мрачный похоронный контраст. Быть может, это намек? Споро одеваюсь и приседаю на угол кровати. Руки непроизвольно поглаживают шелковое одеяло: как же приятно!

На встречу меня провожает новый робот, на этот раз — охранник. Он чутко сопровождает дулом разрядника любой мой маневр, но я и не думаю куда-то бежать. В незнакомом здании? С решетками на окнах? Ищите безумцев в другом месте. У меня есть капелька жизни, и я не хочу ее терять так глупо. Вот вцеплюсь зубами в горло — тогда да, стреляйте.

Я вхожу в прямоугольник комнаты без окон, без мебели, если не считать столь знакомого металлического кресла посередине — впервые вижу его со стороны. За спинкой стула крепится портативный кибердоктор, от которого к креслу тянутся десятки капельниц, ныне не подключенных. Становится ясно, почему за время заключения мне не хотелось есть — система снабжала организм необходимыми веществами. Встаю рядом со стулом. Прикажут сесть — сяду на пол, но еще раз по своей воле я им не воспользуюсь. Хозяин, видимо, хотел еще раз надавить на психику, так как через некоторое время робот-охранник приказывает двигаться в другое место.

На этот раз все довольно мило — круглый стол со снедью, два больших кресла у стола. Сажусь в правое и будто утопаю в его мягкости. С такого быстро не встанешь, перина будто обнимает тело, поглощая импульс любого резкого действия. Сесть с прямой спиной на нем не получается — мышцы тела все еще слабы, и я быстро теряю силы от неудобного положения. Остается разлечься в кресле и ждать, попутно поедая содержимое прихваченной со стола тарелочки. Хозяин дома легко закажет себе новую, а я так соскучился по настоящим фруктам!

— А я уж решил, что ты сломался. — Собеседник появляется в противоположном кресле, будто материализовавшись из воздуха. Впрочем, скорее я сам увлекся поеданием всяких вкусностей и прозевал его приход. — Все ломаются — кто раньше, кто позже.