Клоун. История одной любви (СИ) - Монакова Юлия

Динка вдруг впервые осознала, что по-настоящему жила лишь в те моменты, когда с нею был Макар. Тогда — десять лет назад — и сейчас.

И она совершенно не представляла, что с ней будет, когда он опять уедет. А он непременно уедет. Вернется к себе в Москву…

И Динка снова расплакалась.

Она не знала, сколько просидела вот так — свернувшись в клубочек на кухонном полу. Опомнилась от того, что в дверь громко постучали.

Динка в панике вскочила. Макар!.. А она ничего не успела сделать… вообще ничего!

Стук повторился — нетерпеливый, радостный, очень в стиле Макара — он словно объявлял: «Вот и я! Знаю, что вы все уже заждались, поэтому несу вам в дом праздник и счастье!»

Динка бросилась открывать… и оторопела, когда увидела за дверью огромную пушистую ель. Поначалу она даже испугалась, что это Тяпа явился с елочного базара — ну а мало ли, может, не внял предупреждениям и поступил-таки по-своему. Но тут же из-за колючих ветвей мелькнули глаза Макара, его сияющая улыбка, и Динка мгновенно расслабилась и невольно улыбнулась в ответ.

— Куда мне ее приткнуть? — поинтересовался Макар, не выпуская дерево из объятий, и Динка, спохватившись, кивнула в сторону гостиной:

— Давай пока туда… положи на пол, а потом разберемся.

Ель была огромной, не менее трех метров в высоту. Живая, настоящая — с одуряюще-терпким запахом хвои и свежей смолы, ароматом шишек, морозного леса и праздника откуда-то из самой глубины Динкиного счастливого детства…

Аккуратно, словно живое существо, опустив елку на пол, Макар обернулся к Динке и тут же притянул ее к себе, явно намереваясь поцеловать. Ладони его были прохладными и тоже насквозь пропахли смолой и хвоей.

— В чем дело? — спросил он вдруг настороженно, с тревогой вглядываясь ей в лицо. — Ты что, плакала?

Динка виновато шмыгнула носом. Да уж, видок у нее, наверное, был тот еще — нос распух, глаза покраснели… Красавица — да и только.

— Я просто… — выговорила она неуверенно, — очень по тебе скучала.

Он погладил ее по щеке, очертил пальцем дорожку от щеки к губам, обвел их контур… А затем все-таки наклонился и поцеловал. Губы его тоже были холодными, но при этом, на контрасте, совершенно бесстыжими, и Динка тут же с удовольствием включилась в поцелуй. Господи, как же это было прекрасно — целоваться с Макаром и не думать вообще ни о чем. Ни о насущных проблемах, ни о конфликтах, ни о пугающем будущем…

— Я тоже скучал, — шепнул Макар, с неохотой отрываясь от нее. — Между прочим, меня вполне устроил бы Новый год, проведенный в постели. С тобой…

— А что, неплохой вариант, — улыбнулась она. — Я за. Вот только с елкой все-таки надо будет что-то придумать… Чего она там валяется.

— А елочные игрушки у тебя есть? — уточнил Макар.

— Да, где-то на чердаке. То есть, они должны там быть, — поправилась она. — Мы давно уже не ставили елку — наверное, еще в старших классах перестали… Но не думаю, что папа их выбросил.

— Сходим, проверим, — пообещал Макар, не выпуская ее из объятий. — А крестовина есть? Такую громадину в ведро с песком не воткнешь…

Динка растерялась.

— А вот это я не знаю. Правда. Ёлку же всегда папа устанавливал. По идее, должна быть и крестовина…

— Спросишь у отца? Мне еще инструменты кое-какие понадобятся, — невозмутимо произнес Макар. — Ствол придется либо подрубить немного, либо подпилить.

Динка отшатнулась.

— Инструменты?.. Н-нет, извини, я не думаю, что это удачная идея. Я не буду ничего у него спрашивать. Прости, пожалуйста.

— Почему?

— Потому что… — она растерялась, но все-таки сказала правду. — Потому что у нас с ним и раньше были не самые теплые отношения, и они едва ли улучшились после того, как папа заболел. Он терпит меня сквозь зубы. Мы с ним почти не разговариваем.

«За исключением тех моментов, когда он обзывает меня дешевой шлюхой и грязной тварью».

— Ты что, его боишься? — с подозрением спросил Макар. — Даже теперь?! Боже, тебе ведь давно уже не семнадцать.

— Я в курсе, — ехидно отозвалась Динка. — Спасибо, что напомнил мне о моем возрасте. Очень мило с твоей стороны.

— Эй, ну ты чего, баб Дин? — засмеялся Макар. — Мы с тобой вообще-то ровесники. Говоря о возрасте, я вовсе не хотел тебя как-то задеть или обидеть.

— Спасибо, дед Макар, — хмыкнула она; на него невозможно было долго сердиться.

— Ну хорошо, — решительно заявил он. — Раз ты не хочешь разговаривать с отцом, я сам у него спрошу.

— Что?! — ахнула Динка и тут же испуганно заверещала:

— Не надо! Не смей! Ты что, с ума сошел?! Ты представляешь, что будет, если он тебя увидит?

— Ой, боюсь-боюсь, — невозмутимо хмыкнул Макар, и у Динки прямо руки зачесались стукнуть его хорошенько — еще и лыбится, скотина такая!

— Слушай, ну это несерьезно, — покачал головой он. — Не съест же меня твой папаша, в конце концов. Ну, скажет пару ласковых… с меня не убудет.

— Макар! Не надо! — воскликнула Динка, отчаянно цепляясь за его рукав, но он уже спокойно высвободился из ее захвата и направился к двери отцовской комнаты.

— Ты со мной не ходи, — обернувшись, коротко бросил он ей через плечо. — Так будет лучше.

Макара не было ужасно долго. Десять минут? А может быть, даже все пятнадцать. Динка чуть не спятила от волнения, но зайти в комнату так и не решилась. Она грызла ногти и нервничала, невольно прислушиваясь к звукам, долетающим из отцовской комнаты. Кажется, эти двое… разговаривали? Совершенно фантастический вариант, если учитывать отношение отца к Макару. Впрочем… едва ли он помнит его в лицо. Хотя для отца в принципе любой мужчина рядом с дочерью — это мощнейший триггер…

Наконец Макар вышел из комнаты, и вид у него при этом был вполне довольный.

— Ну что? — кинулась к нему Динка. — Что он тебе сказал?

— Сказал, что ящик с инструментами в кладовке, — отозвался Макар спокойно. — Крестовины у вас нет, старая сломалась еще в каком-то там лохматом году, но можно сделать новую из брусков, это быстро.

— Подожди, — недоверчиво переспросила Динка, глядя на Макара с подозрением. — То есть вы действительно все это время разговаривали… о брусках, крестовине и инструментах?

— Почти, — уклончиво ответил Макар. — А, ну и еще я пригласил его присоединиться к нашему с тобой праздничному ужину. Ему ведь скучно лежать целыми днями у себя в постели и пялиться в потолок.

— К праздничному ужину… — заторможенно повторила Динка, но тут же возмутилась:

— Ты ничего не попутал? Я не планировала никакого праздничного ужина! И вообще, я… готовить не умею! Я тебя предупреждала, между прочим!

— Я помню, не кипятись, — умиротворяюще улыбнулся Макар. — Я заказал доставку на вечер. И даже шампанское.

— Ты же не пьешь, — поразилась Динка.

— Не пью, — подтвердил он. — А вот тебе не помешает выпить пару фужеров в честь праздника, чтобы расслабиться. Просто расслабься, Дин! — воскликнул он. — Хоть раз в жизни расслабься и попробуй получить удовольствие. Может, я даже заставлю тебя написать желание на листке бумаги под бой курантов.

Динкина голова готова была взорваться от напряжения.

— Погоди, — выговорила она, прижав пальцы к вискам. — А что папа еще тебе говорил? Как он вообще тебя… встретил?

— Нормально, — Макар пожал плечами. — Спросил, кто я и что здесь делаю. Ну я и отрапортовал, что зовут меня Макар, а здесь я люблю его дочь. Во всех смыслах этого слова.

— Ты так не сказал! — взвизгнула Динка.

— Сказал, — Макар утвердительно кивнул.

— А он?..

— А что он? Принял эту информацию к сведению. Ну, правда, я еще кое-что добавил…

Динка сразу же напряглась.

— Что же?

— Что у него всегда есть выбор. Либо он продолжает оскорблять тебя — между прочим, единственного человека, которому реально есть до него дело. Потому что и Соня, и даже тетя Ира срать на него хотели… да-да, так и сказал, и не надо морщиться. Либо он сейчас заткнется, позволит привести себя в порядок и мы все вместе дружненько и по-семейному встретим Новый год. Как ты думаешь, что он в итоге выбрал?