Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - Рейд Митенбюлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фройхен дал собакам команду вперёд, но те не поняли, чего он от них хочет. Они так и остались лежать в снегу, высунув розовые языки, и ждали, когда хозяин поведёт себя как обычно – возьмётся за хлыст. Собрав остаток сил, Фройхен хлестнул собак, но те ринулись вперёд с такой скоростью, что упряжь выскользнула у него из рук. Пробежав несколько шагов и не почувствовав веса хозяина, собаки остановились и стали ждать, пока он доползёт до них. Потом, когда Фройхен догнал их и почти схватился за упряжь, собаки снова бросились вперёд, так что до них снова было не достать. Видимо, они решили, что хозяин решил позабавиться, – но Фройхену было не до смеха. Три часа он полз и полз по снегу, вынужденный терпеть эту несносную игру: подполз к собакам, схватился за упряжь, смотришь, как они убегают в последний момент… Он изнемог до крайности, когда вдалеке наконец показались очертания лагеря. Каким-то чудом Фройхен добрался до него, проделав весь путь ползком.
* * *
Чувствительность постепенно вернулась к ноге Фройхена – сначала булавочными уколами, потом нестерпимой болью. Сняв сапог, он увидел, что пальцы посинели и раздулись, как футбольный мяч. Особенно болело в месте прямо над отмороженной ступнёй, но, когда Патлок воткнул в неё иглу, Фройхен ничего не почувствовал. Путешественники согласились, что нужно отвезти Фройхена на Датский остров, чтобы он спокойно оправился от травмы.
Всем было любопытно узнать, как же Фройхен выбрался из снежной тюрьмы. Он рассказал спутникам про медвежью шкуру и не стал упоминать собственные испражнения. Только вернувшись в Ревущую Хижину, рассказал он Расмуссену, как сделал долото из собственного кала. Тот, впрочем, не стал вносить эту деталь в отчёт об экспедиции, видимо, сочтя её слишком неприличной. Фройхен же не скрывал подробности своего приключения от родителей, написав им всё подробно.
В Ревущей Хижине путешественники тщательно осматривали ступню Фройхена. Комнату тускло освещала маленькая лампа, в которой горела тюленья ворвань, и её маслянистый дух смешивался с запахом кожаной упряжи, висевшей неподалёку. В этом неярком свете путешественники разглядели, что ступня Фройхена из синей стала чёрной. Апа, ухаживающая за Фройхеном, пыталась развлекать его историями, как лечила отмороженные конечности у других людей. Рассказы её, впрочем, плохо утешали, потому что в большинстве заканчивались ампутацией. Хуже были только истории о больных, которых в давние времена просто убивали, когда за ними становилось слишком хлопотно ухаживать.
У Апы было «секретное средство» от обморожения: она убивала леммингов и обматывала их ещё тёплой кожей больную ногу, кровавой стороной внутрь. Засыхая, кровь приставала к коже Фройхена, и, когда снимали повязку, вместе с ними сходили слои отмершей кожи. Апа настаивала, что процесс нужно повторять, пока не снимутся все слои погибшей ткани, в которой могла завестись инфекция.
Боль в ноге мучала Фройхена, но запах от неё был ещё хуже. Он распространялся по тесной хижине, как ядовитый газ. Соседи Фройхена провертели дыру в стене, чтобы он мог высовывать ногу наружу, подальше от их страдающих носов. В холодном воздухе боль немного стихала, но плоть скоро начинала слезать с костей. «Ночью, когда я не мог заснуть, я с каким-то чудовищным интересом пялился на обнажённые кости собственных пальцев», – вспоминал он. Когда удавалось заснуть, ему снились кошмары. «Я чувствовал, как близко подошла старуха с косой, и временами мы словно менялись местами, мои голые кости становились её костями».
Апа по-прежнему хорошо ухаживала за ним. Как-то раз Фройхена навестила Сиксик, молодая женщина, с которой Фройхен переспал с разрешения её мужа, пока тот охотился. «Я был словно царь Давид, к которому приводили юных дев, чтобы согревать его по ночам, – писал Фройхен. – Увы, я сказал Сиксик, что не в состоянии воспользоваться её щедрым предложением».
Тем временем метод Апы со шкурами леммингов показывал неплохие результаты: гангрена дальше не распространялась. Очевидно, однако, было, что пальцы ноги, истончённые до нервных корешков, уже не спасти. Пора было их ампутировать.
Фройхен решил, что сделает это сам. В одну руку он взял большие щипцы, в другую – молоток с круглым носком и дал себе мгновение собраться с мужеством: он вот-вот присоединится к Роберту Пири и многим другим исследователям, которые лишись пальцев в Арктике. Фройхен осторожно зажал палец в щипцах и дал по ним молотком. Услышал, как треснула кость, – и тут его поразил мгновенный приступ боли, «которая отдалась в каждом нерве тела». «Я не могу описать этой агонии», – вспоминал Фройхен. Фройхен извивался от боли, и Сиксик предложила помочь – откусить оставшиеся пальцы. Она сказала, что, если от её зубов будет больнее, чем от молотка, пускай Фройхен побьёт её. Однако Фройхен вежливо отказался, решив обойтись молотком. Снова он замахнулся инструментом, как кузнец над наковальней. Снова его пронзило адской болью, но во второй раз было уже легче. Фройхен после шутил, что, наверное, «можно привыкнуть отрезать себе пальцы, хотя их и не хватит, чтобы натренироваться как следует».
Через минуту пальцы Фройхена уже валялись на полу неряшливой горкой, как сушёные сливы. Закончив операцию, он горько разрыдался: «отчасти от боли, отчасти – от жалости к себе». Для человека, который всю жизнь провёл на ногах, для того, кто не видел себя без силы и выдержки, потеря была значительная. Она пошатнула саму реальность. Фройхен выжил – но какой ценой?
* * *
Нога Фройхена поправилась куда быстрее, чем он ожидал. Через несколько дней он уже мог, надев сапоги, хромать туда-сюда по хижине. Сначала он боялся наступать на повреждённую ногу, но вскоре осмелел, поняв, что подушечка стопы по-прежнему держит равновесие и без пальцев. Правда, остальная стопа заживала медленно, и Фройхену требовалась дополнительная медицинская помощь. Каждое лето в Честерфилд-Инлет, поселение к югу от залива Репалс и к западу от острова Саутгемптон, приезжал доктор, и Фройхену пришлось ехать туда к нему.
Прибыв к заливу Репалс, Фройхен стал дожидаться корабля, на котором отправится в Честерфилд-Инлет. Сначала он коротал время, общаясь с капитаном Джорджем Вашингтоном Кливлендом, который в это время был вне себя от радости: Компания Гудзонова залива только что дала ему годичный отпуск после двадцати лет беспрерывной службы на Крайнем Севере. Он сообщил Фройхену, что собирается посетить Китай. Он наслушался от моряков, на что способны эти китаянки, и так заинтересовался, что хотел
