По ту сторону клинка: Дева орхидей - Ламеш дю Лис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Преклонить колени! — голос ректора Ксерона стал куда серьёзнее и суровее, чем раньше.
Все студенты опустились на одно колено, поспешно я повторил за ними, положив щит и меч перед собой. Я видел, что ряды освободили между собой больше пространства. Тяжко было смотреть, как новобранцы пытались уместить перед собой топоры или копья, мешая друг другу. Один из таких соседей как раз водрузил передо мной своё копьё.
Девушка встала рядом с ректором Ксероном и, словно виновато, опустила голову.
— Для вас всех — Эмилия из Руссела! Олицетворение света! Не ослепните, пока ещё не чёрные рыцари! Уважьте сию красу.
Я увидел, как все вокруг кивнули головой в лёгком поклоне, я повторил за всеми.
— Прошу, Эмилия из Руссела, — ректор Ксерон провёл рукой, указывая на огромную чашу, что как раз несли в сторону «жрицы». Огромный амбал держал ёмкость будто пушинку.
Девушка произвела реверанс и вместе с амбалом они последовали к нам. Эмилия макала пальцы в чашу, прикасалась ко лбам студентов и что-то говорила. Так она шла вдоль рядов. Тянулось это очень долго, всё-таки нас было немало.
Наконец дошла и моя очередь. Эмилия макнула нежные тонкие пальчики и вырисовала на моём лбу какой-то знак. Они дрожали.
— Да благословит тебя Каиур, — тихо прошептала «жрица». Я видел слезинки в уголках её глаз. Одна из них предательски тропинкой побежала вниз.
Когда девушка переходила к следующему студенту мне показалось, что она двигала губами, повторяя одно и то же, словно заклинание. И нет, не в смысле магии. Но что она говорила, я не услышал, это было совершенно беззвучно. Словно молитва или просьба.
Эмилия покончила со своим ритуалом и вернулась к ректору Ксерону. Меня передёрнуло.
— Да будет тьма! — ректор резко обошёл её сзади и молниеносным движением рассёк ножом её горло.
Девушка упала на колени, а затем на пол. У меня покраснело перед глазами. Дыхание перехватило, я слабо воспринимал то, что видел дальше. Почему никто даже?.. Рефлекторно я попытался привстать, я хотел помочь той девушке. Почему никто? Что со всеми ними не так? Я ощутил, как на моё плечо легла чья-то ладонь. Я обернулся и узнал в своём соседе «консервного рыцаря», не было желания сейчас язвить. Драгомир удержал меня от необдуманного поступка. Я осознавал, что ей уже не помочь. Поздно было вмешиваться, да и что я мог?..
Драгомир молчал и убрал руку лишь через некоторое время после того, как я опустился. Своим плечом я почувствовал, что его рука дрожала.
Ректор Ксерон схватил девушку за волосы и подставил золотой гравированный бокал под рану на шее. Наполнив его кровью, он вознёс его над собой!
— Прекрасный цвет!
— Тха'алим рекото тиам, — ректор произнёс нечто не имеющее общего с латынью.
Все зашевелились. Я заметил, как пол под нами начать словно меняться. Ранее он выглядел прозрачной алой плиткой, с узорами под ней. Теперь же вся эта краснота ушла вниз и словно находилась под стеклом. И она… шевелилась, бурлила, заполняла те самые узоры, перетекала по ним. Я поднял голову. Кровь бедной девушки не растекалась вокруг бездыханного тела. За что ей такая участь? В это было сложно поверить, но её кровь протекала словно сквозь эту самую теперь уже прозрачную плитку и соединялась с алой субстанцией под ней. Словно становясь частью одного целого. Теперь я понимал, что всё это под нами — это кровь. Кровь таких же, как эта девушка. Несметного количества жертв, принесённых не пойми ради чего. Жизнь покидала тело Эмилии и смешивалась с жизнями других таких же, как она, навеки отныне запертых в этом зале. Несметный, бесконечный поток крови под нами, запертый под магическим полом, заполонял узоры и искал выход. Выход отсюда, из этого ада. Но его не было.
Ректор Ксерон в это время повторял ритуал Эмилии. Он тоже что-то рисовал на лбах студентов, брал в руки их оружие и затем что-то произносил. Я заметил это уже лишь когда он был недалеко от меня.
Макнув пальцы в кубок с кровью невинной девушки, он начертил на моём лбу знак, который, по ощущениям, отличался от того, что изобразила Эмилия. После этого он взял мой меч, поднял над собой, словно любуясь.
— Неплохо, тебе повезло.
Затем он взялся чертить знак и на лезвии моего меча. С гордостью вручил его мне обратно. Я был без понятия, что он обозначает, словно какая-то руна. Никаких ассоциаций у меня не возникло.
— Переродись, чёрный рыцарь.
Эти слова эхом раздались в голове. Не только у меня, у всех, кто тогда присутствовал.
Внутри у меня зародился маленький огонёк. Совсем крошечный. Зла и ненависти. Первобытное… всепоглощающее… Я не хотел больше видеть подобную сцену. Я чувствовал, что больше никогда не преклоню колени ни перед кем, чтобы ещё хоть раз увидеть подобное, быть не в силах противопоставить что-либо Судьбе. Это чувство было совсем только зарождающимся, туманным, еле заметным, я его ещё даже толком совершенно не осознавал. Одно лишь только… Теперь я ясно видел, что ждёт меня впереди.
Перед глазами всё ещё стояла картина развернувшегося ада. Что ж… С днём рождения, Хакуро Татибана…
* * *
(Мика Емельянова)
На городской площади собралось немало людей. Неудивительно, я уже осознала, что влияние Церкви в здешних местах сильно. Мы впятером стояли вместе с местными настоятельницами и жрицами, что нас привезли. Госпожа Аурелия где-то суетилась. А охраняло нас несколько храмовников во главе с сэром Розвалем.
Курико дёрнула меня за руку.
— Осторожно, Курико, платье.
— Извини, — промямлила подруга. — Слушай, тебя не пугает везде ходить с этими монашками?
— В смысле?
— Ну… эм… В той деревне, — Курико стала говорить тише и прикрыла рот рукой. — Они убили там людей…
— Да, Эмэру. С тобой там всё в порядке? Они не подвергают тебя опасности? — слушали наш разговор все мои друзья, но встрял пока только Кэнто.
— Мм, нет. Понимаете, везде есть свои правила и законы. Даже у Церкви. Всё-таки их нельзя нарушать, смекаете? — я подмигнула друзьям.
Курико хотела было что-то сказать, но я её перебила, чтобы не разгорелся совершенно
