Адвокат инкогнито - Наталья Борохова

– Мне кажется, здесь нужно обойтись без ненужных подробностей, – подсказал Виктор. – Их отец живет с другой женщиной. Вот и все. Как ни жаль, такое случается в жизни слишком часто.

– У них самих уже есть опыт встреч и расставаний, – вспомнила Виктория неудачный роман своей дочери. – В их возрасте душевные раны приносят немало мук, но и заживают быстрее. Почти без рубцов. Их жизнерадостность порой ранит мне сердце. Знаешь, они разбежались сейчас по вечеринкам с приятелями, и никто из них не задал мне вопрос, куда делся отец и почему мы не справляем старый Новый год вместе.

– Твои дети мудрее, чем ты думаешь, – усмехнулся Виктор. – Они просто не хотят причинять тебе боль. Родители живы и здоровы, это главное. Значит, стоит подождать, когда они решат сами обо всем рассказать. Кроме того, даже в самой плачевной ситуации есть свои положительные моменты. Ребята наслаждаются предоставленной им свободой. Раньше ты их изводила своим контролем и придирками, а сейчас они предоставлены сами себе и наверняка с ужасом дожидаются момента, когда ты возьмешься за них опять.

Несмотря на трагичность ситуации, Виктория не удержалась от улыбки. Действительно, впервые за много лет младшие Соболевы дышали воздухом свободы, забыв про вечных репетиторов, уроки английского и письменные отчеты перед матерью.

– Ты знаешь, у меня в отношении детей большие планы… – увлеченно начала Соболева, но, увидев улыбку на лице Виктора, тряхнула головой. – Нет, нет! Я знаю, что ты хочешь сказать. Теперь больше никаких ежедневников. Я не шучу. Хочу проводить с ними больше времени, гулять, разговаривать, словом, делать все то, что раньше считала пустой тратой сил. Знаешь, я даже хочу научиться печь «Наполеон».

– Как, кстати, твои старики? – поинтересовался Виктор.

– О, господа Андриевские озабочены лишь тем, как поддержать мою карьеру, – с грустной улыбкой заметила Виктория. – Их беспокоит, не повредят ли семейные дрязги моему деловому имиджу. Что скажут их друзья и знакомые? Как будут воспринимать меня в университете? Они не считают, что нимб мученицы – лучшее украшение для их дочери. Готовы даже подготовить для меня текст, с которым я должна буду выступить по телевидению с обращением к россиянам. – Виктория рассмеялась. – Шучу, конечно. Но их возня жутко раздражает!

– Они не изменились, – заметил Виктор.

– Нисколько! Им поздно меняться, а вот мне – в самый раз. Не хочу быть пафосной, но, по-моему, этот случай заставил меня иначе взглянуть на жизнь. Раньше я не понимала ценности дружбы, считала ее глупым пережитком детства. Мне казалось, что проводить время за чашкой чая вприкуску с пустой болтовней – занятие для домашних клуш. По иронии судьбы, у меня, как и у моей соперницы Кисловой, не было подруг. Мы обе разогнали их осознанно. Та – из-за о вероломства Лики, я – по причине разумного отношения к времени. Но теперь, когда у меня появилась потребность всплакнуть, выговориться, я поняла, что вокруг меня пустота. В самом деле, не идти же мне для этого в Клуб успешных женщин! У меня осталась одна Валька. Да еще ты…

– Не так уж и мало, – улыбнулся Виктор, наливая себе воды.

Виктория только покачала головой. Ей не хотелось говорить о том, что весь вечер не давало ей покоя.

– Я благодарна тебе за помощь, Виктор, – начала она осторожно, – но, я так понимаю, нам больше не стоит встречаться.

– Тебе это неприятно?

– Нет. Я имею в виду совсем другое. – Она крутила в руках салфетку, то сворачивая ее жгутом, то принимаясь разглаживать у себя на коленях. Виктория нервничала. Ее нервозность передалась и ее спутнику, который не сводил с нее настороженного взгляда. – Мне кажется, мы не должны больше встречаться, потому что я теперь женщина одинокая. Моей-то репутации трудно навредить, но остаешься ты…

– Ушам не верю! – воскликнул Виктор. – Ты заботишься о моей репутации?

Виктория вздохнула.

– Мы с тобой забыли еще об одном человеке. О твоей жене. Ты говорил, что она у тебя умная женщина и правильно относится к нашей дружбе. Но, Виктор, будем реалистами. Ты много знаешь людей, которые бы искренне верили в дружбу между мужчиной и женщиной? Откровенно говоря, я даже сама не знаю, существует такое явление или нет. Могу точно сказать, что никогда бы не позволила Аркадию встречаться с другой женщиной, какими бы высокими и чистыми они ни называли свои отношения. Зачем давать твоей жене повод страдать? Сейчас ты должен быть с ней и с твоим сыном, а вовсе не со мной.

– Тебе не кажется, что такие вопросы я должен решать сам? – поинтересовался он.

– Нет! – категорично отрезала она. – Такие вопросы должны решать оба…

Она представила вдруг, как жена Виктора стоит сейчас возле замороженного окна, вглядываясь в любую фигуру, идущую к подъезду, и вздыхает, понимая, что опять это не он. Женщина гадает, когда же закончится встреча мужа с «лучшим другом», и они с сыном не садятся за стол, надеясь, что удастся поужинать всем вместе. Украдкой она посматривает на часы, а те все не останавливают свой бег по кругу, и женщина понимает, слишком хорошо понимает, что уже поздно. Сердце скребут сомнения, так ли необходимо было уходить мужу из дома этим вечером? Старый Новый год – конечно, не праздник, но как-никак традиция. На плите стынет ужин. Медленно стынет душа. Женщина сердито смахивает слезинку и продолжает ждать…

За короткий миг Виктория пережила целую гамму ощущений, и, когда посмотрела на Виктора вновь, в глазах ее сверкнули слезы.

– Не говори ничего… – сказала она. – Просто отправляйся к себе домой, а когда придешь, попроси у жены прощения и скажи, что твой лучший друг наконец уехал далеко-далеко, и ты не представляешь, вернется ли он когда-нибудь. Вот увидишь, как она будет рада. И не надо мне говорить про твои благие намерения… Сам знаешь, куда ими выстлана дорога. Встречи моего мужа и Кисловой сначала были продиктованы исключительно соображениями дела, и теперь мы знаем, куда это их завело. Я все испытала на себе и не хочу повторения драмы еще и в судьбе твоей семьи. У нас с тобой был шанс шестнадцать лет назад. Я им не воспользовалась.

– А ты жалеешь? – спросил внезапно Виктор.

Виктория разволновалась. Вечер переставал быть мирным застольем двух старых друзей.

– Может быть, – сказала она с легким раздражением. Какой резон был сейчас в ее откровенности? – Зачем сейчас об этом говорить, Виктор? Что это меняет?

– Для меня это меняет все, – прозвучал тихий ответ.

Она порывисто встала, хватая со стула кожаный ридикюль.

– В одну реку не входят дважды, Виктор. Сейчас мне нужно идти.

Он тоже поднялся и протянул к ней руки, чтобы удержать. К ним бросился официант – странная пара, которая весь вечер просидела, так и не притронувшись к еде, не попросила даже принести счет. Как пить дать, с ними еще будут неприятности.

– Постой, Виктория… Я не хочу, чтобы все выглядело как в дешевой мелодраме… Да положи ты сумку, наконец! А вы убирайтесь к себе на кухню, не то останетесь без чаевых. Я вас не звал.

Официант поспешно ретировался – мужчина в приличном костюме мог оказаться кем угодно, даже другом шефа ресторана. Непонятно только, что его привело в такой вечер в столь скромное заведение…

Виктор вырвал из рук спутницы сумочку.

– Я хотел тебе сказать давно, но все как-то не получалось… Да и к чему тебе это было знать? Я давно один… вернее, живу с сыном. Так что мне не перед кем отчитываться за наши с тобой встречи. Моя жена умерла пять лет назад. Осложненный аппендицит. Я и не знал, что от такого сейчас умирают. Говорили что-то про несчастливое стечение обстоятельств. Я даже пробовал судиться.

Виктория с размаху села на стул.

– Почему же ты мне ничего не сказал?

– А зачем? Ты была так поглощена своими семейными проблемами, так зациклена на вопросе, как прекратить судебный процесс, что у меня не было даже шанса вклиниться в твой монолог чем-то, что не касалось дела твоего мужа. Эмили была чудесной женщиной, и мне не хотелось говорить о ней вскользь. Клянусь всем, она этого не заслуживала.

– Не знаю, что и сказать… – проговорила Виктория. – Мне казалось, больше, чем у меня, проблем просто нет. Я и подумать не могла, что у тебя все так непросто. Как же ты справляешься один?

– Кручусь понемногу, – улыбнулся Виктор. – Я тебя обязательно познакомлю с сыном. Он у меня – мировой парень.

– Не сомневаюсь…

Они сидели долго в этот вечер, разговаривая о себе и о детях. Официант уносил нетронутые блюда и с опаской посматривал на них: когда же они, в конце концов, наговорятся? Он решил, что странные посетители встретились впервые после долгой разлуки. Женщина то плакала, то смеялась. Мужчина вел себя сдержаннее, но было видно, что тоже сильно волнуется. Несколько раз он брал спутницу за руку, причем смущался, как мальчишка. Эти двое все говорили, говорили…

У них не было больше тайн друг от друга. Для них не было больше прошлого, они не думали о будущем. Они жили сейчас настоящим и чувствовали себя в нем весьма неплохо…