Искусство жизнестойкости. Стратегии выносливости для духа и тела - Росс Эджли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часы пробили 14:30, и я сделал последние гребки в шотландских водах.
«Пять, четыре, три, два, один… МЫ ВЕРНУЛИСЬ В АНГЛИЮ!»
Торжества разразились на борту «Гекаты». В тот день присутствовали все члены семьи (экипажа), и Тэз, Харриет, Джемайма и Пиони танцевали вокруг Сюзанны, которая нашла рожок и пыталась извлечь из него какую-нибудь мелодию.
Преисполненный смесью патриотизма по отношению к Англии, новообретенной любви к Шотландии и ощущения, что каждый гребок теперь приближает меня к дому, я чувствовал себя почтовым голубем на адреналине. Возникло искушение сорваться с места и начать спринтерский заплыв до Маргита… но 595 километров – это слишком длинный спринт. Вместо этого я решил контролировать то, что поддавалось контролю, и это был мой разум («внутренняя цитадель»). Мы с Мэттом обменялись взглядами, которые стали нашей собственной молчаливой, стоической формой радости. По сути, это был парадокс Стокдейла в форме радости, потому что мы оба прекрасно понимали: нам еще предстоит проплыть всю страну.
Мгновение спустя я уже лежал лицом вниз в воде (в хорошем смысле), игнорируя торжества, которые продолжались на лодке. Я плыл, и в моей голове постоянно звучали слова знаменитого английского поэта Уильяма Блейка из его стихотворения «Иерусалим». Я помню, когда был школьником более 20 лет назад, его исполняли как гимн в церкви во время собрания в честь Дня святого Георгия. Мой любимый отрывок звучит так:
Мой дух в борьбе несокрушим,
Незримый меч всегда со мной.
Мы возведем Ерусалим
В зеленой Англии родной[2].
В тот самый момент для меня это был идеальный выбор песни. Она служила двойной цели: напоминала мне о доме и в то же время давала медленную и ритмичную мелодию, под которую я мог отбивать ритм. «Иерусалим» Уильяма Блейка был для меня «парадоксом Стокдейла» в музыкальной форме.
Я даже снова начал получать удовольствие от плавания – любовался безмятежной, нетронутой береговой линией, украшенной древними заброшенными замками, которые восходят ко временам викингов. Я имел счастье видеть их один за другим, проплывая мимо замков Данстанборо, Берик и Бамборо. Это продолжалось в течение недели (и более 160 километров), пока мы не были вынуждены снова остановиться. Казалось, шторм «Али» (который прервал наше плавание в Данбаре) еще не совсем закончился и устраивал последнюю «битву», прежде чем навсегда покинуть британское побережье.
Но на этот раз все было по-другому. Все еще болезненно переживая ситуацию с моим отцом, я смог подвести итоги и проконтролировать контролируемое, когда мы успешно вошли в гавань Хартлпула, чтобы заправиться, пополнить запасы и прийти в себя, прежде чем море решило, что «бассейн» снова открыт.
УРОК 15
• Древние стоики верили, что мы можем стать физически уязвимыми и часто оказываемся во власти внешних событий, которые находятся вне нашего контроля (неконтролируемое), но что наши внутренние владения (контролируемое) не могут быть завоеваны без нашего согласия.
• Наши эмоции можно отнести к категории контролируемого. Научитесь контролировать то, что поддается контролю (поймите, что у вас есть власть над своим разумом), – и сможете найти в себе силы для решения даже самых сложных задач.
• В качестве стратегии преодоления «парадокс Стокдейла» учит нас, что мы никогда не должны путать веру в то, что в конце концов одержим победу (которую мы никогда не можем позволить себе потерять), с дисциплиной, позволяющей нам противостоять самым жестоким фактам нашей текущей реальности, какими бы они ни были.
Урок 16
Для развития жизнестойкости не нужно спешить
ЛОКАЦИЯ: Хартлпул
ПРЕОДОЛЕННОЕ РАССТОЯНИЕ: 2422 километра
ДНЕЙ В МОРЕ: 122
Полдевятого вечера 1 октября, и я ловлю себя на том, что мне нравится Хартлпул.
Гостеприимство, оказанное нам по прибытии в гавань, не было похоже ни на что из того, с чем мы до сих пор сталкивались на всем британском побережье. Возможно, это связано с тем, что в Хартлпуле находится Национальный музей королевского военно-морского флота и «Тринкомали», старейший военный корабль Европы (он все еще на плаву), который был построен вскоре после окончания наполеоновских войн 1803–1815 гг. Гордо храня свою историю, сотрудники музея переодевались моряками XVIII века и стреляли из пушек в рамках образовательных реконструкций для местных школ.
Но самым лучшим в Хартлпуле (не считая пушек) были пирожные. Мы пришвартовались менее чем за полчаса до того, как прибыл сам начальник порта с подарками в виде выпечки и шоколада. Знал он об этом или нет, но его акт доброты был оценен по достоинству, поскольку (опять же, в соответствии с иерархией потребностей Маслоу) он помог удовлетворить одну из моих самых основных физиологических потребностей – потребность в еде.
К 21:15 я соорудил себе гнездышко в углу камбуза рядом с чайником (для дополнительного подогрева) и завернулся в одеяла и подушки. Подобно медведю, я собрал столько пирожных, сколько смог найти, и хранил их среди своих слоев одеял, съедая одно за другим, готовясь впасть в спячку.
В конце концов я начал погружаться в вызванный тортом сон. Наблюдая, как мои веки становятся все тяжелее и тяжелее, Сюзанна тихо вошла на камбуз и завернула меня еще в одно одеяло, поскольку она прекрасно знала, что мне нужно удовлетворить еще одну из моих основных физиологических потребностей – выспаться.
Той ночью я проспал больше пяти часов, и это было блаженство. Может показаться, что это немного, но для меня это был самый долгий сон с тех пор, как я покинул Маргит более 120 дней назад.
Когда на следующее утро часы пробили 7:30, меня разбудили голоса снаружи лодки. Выбравшись из сооруженного мною гнезда из одеял и подушек, я вышел на палубу посмотреть, кто там. Меня встретили радостными возгласами, объятиями и большим количеством торта. Еще раз: я ЛЮБЛЮ Хартлпул. Это намного лучше, чем просыпаться на пропитанных кровью простынях, прилипших к шее, как это было со мной на всем южном побережье.
– Поздравляю, осталось проплыть всего 460 километров! – крикнул кто-то из группы.
– Будешь грустить по обнимашкам с медузами? – добавил другой, и все расхохотались.
Зрителей насчитывалось человек десять, но для меня их с таким же успехом могло быть и десять тысяч. Четыре месяца компанию мне составляли лишь мои собственные мысли (по 12 часов в день) и та же команда из шести человек. Конечно, время от времени к нам наведывались гости, но теперь это было самое большое
