Хозяйка замка Ёдо - Ясуси Иноуэ

Тятя выдержала его взгляд.

— Никто не властен над своей судьбой. Смертным не дано прозревать будущее. Я никогда бы не подумала, что для столь доблестного и честного воина, как господин Исида, однажды настанут чёрные дни… Мой отец Нагамаса, мой отчим Кацуиэ тоже нежданно-негаданно встретили лютую смерть. Жизнь похожа на страшный сон…

За непроницаемым спокойствием этой речи, за каждым словом, срывавшимся с Тятиных уст, бушевала ненависть к Иэясу. «Нынче власть в ваших руках, но кто поручится, любезный господин Токугава, что однажды и ваша отрубленная голова не окажется на мосту Сандзё? С какой стати вы должны избежать участи, уже постигшей Нагамасу, Нобунагу, Кацуиэ и поджидающей Мицунари Исиду?» — в этом заключался истинный смысл её ответа.

Как и обещал Иэясу, трое воинов были казнены в первый день одиннадцатой луны в столице, на Рокудзё-гаваре, а их головы, насаженные на копья, выставлены на мосту Сандзё рядом с головой Масаиэ Нацуки, который незадолго до казни соратников вспорол себе живот.

Ещё какое-то время молва шумела о новых кровавых расправах. Восемнадцать самураев из гарнизона Фусими были обезглавлены по подозрению в тайных сношениях с осакским лагерем. Десятки воинов по малейшему подозрению в связях с заговорщиками приговаривались к смерти.

После победы Иэясу при Сэкигахаре уже никто не просил аудиенции у Тяти и Хидэёри. Многие, разумеется, старались держаться подальше от наследника тайко из страха попасть в немилость к Иэясу, но всё-таки прекращение визитов главным образом свидетельствовало о том, что восстание было подавлено на совесть и большинство сторонников Хидэёри истреблены. В те мрачные дни лишь одна-единственная новость пролилась бальзамом на скорбящее сердце Тяти: Такацугу получил от Иэясу землю в Васаке с доходом в девяносто две тысячи коку риса. Это было значительное повышение — в Оцу его доход составлял всего шестьдесят тысяч. Такацугу, конечно, капитулировал под напором западных войск, но лепту свою в победу Иэясу тем не менее внёс: перед решающей битвой при Сэкигахаре он оттянул на себя часть воинских сил из осакского лагеря, пожертвовав собственным замком, и помешал им успеть на выручку товарищам. Иэясу не обошёл своим вниманием эту услугу, и в итоге Такацугу не только не был наказан за бегство с поля боя, но и удостоился награды за благонамеренность.

А ведь если бы он продержался в осаде всего на день или два больше, его слава гремела бы сейчас по всей стране… Впрочем, в этом и заключалась его извечная беда: Такацугу Кёгоку всегда был поверженным героем.

«Как же всё это похоже на Такацугу, — думала Тятя. — Его внезапный переход на сторону Токугава, опасность, которой он тем самым подверг себя, оказавшись под ударом осакской армии, доблесть, проявленная в начале осады, решимость сражаться до конца и неожиданное бегство, стыд, который погнал его на гору Коя, желание смыть позор, удалившись от мира в монастырь, милость, проявленная вдруг Иэясу, и бессовестное возвращение, а в конце награда — новое княжество и девяносто две тысячи коку годового дохода…»

Она не простила ни Такацугу, ни Охацу предательство Хидэёри, союз с Иэясу и запретила себе вспоминать о них, но всякий раз, когда разум упрямо возвращался к этой теме, в сердце вопреки её воле безудержно закипал гнев.

В шестую луну следующего, 6-го года Кэйтё[117] дама Кёгоку, принявшая монашество, нанесла Тяте визит. Она считала, что её брат покрыл себя позором, примкнув к лагерю Токугава. Рассказала Тяте, что, когда начался штурм, она находилась в главной башне замка Оцу. Осак-ские воины, осадившие замок Такацугу, пошли на приступ, завязался кровавый бой, вдруг ударили пушки, и башня содрогнулась, а она, Тасуко, потеряла сознание.

Представляю, что вам пришлось вытерпеть, — посочувствовала Тятя.

В жизни нужно мириться с неизбежным, да и потом мои страдания — ничто по сравнению с теми, которые терзают дух покойного тайко. Он смотрит на нас и не находит себе покоя. Как печален подлунный мир… — Дама Кёгоку покачала головой с искренним отвращением.

В гости к Тяте она наведалась с определённой целью: хотела попросить кузину выхлопотать для неё резиденцию в Киото. В свете последних событий она побрезговала обращаться за помощью к брату, зато, перед тем как отправиться к Тяте, заручилась поддержкой Госпожи из Северных покоев, вдовы тайко, которая в ту пору обосновалась в столице. При жизни Хидэёси дама Кёгоку люто ненавидела его законную супругу, но после его смерти это чувство притупилось, две женщины поладили друг с другом, и теперь Тасуко связывали с Госпожой из Северных покоев отношения почти такие же тёплые, как с Тятей.

Тятя передала просьбу кузины Кацумото Катагири, чиновнику, который занимал в Осакском замке пост смотрителя женских покоев, и спустя месяц получила от Тасуко благодарственное письмо: ей отвели келью в киотоском монастыре Сэйдо-ин.

Вскоре после визита дамы Кёгоку Тятя прослышала о том, что Омаа вышла замуж за столичного вельможу, дайнагона[118] Мадэнокодзи. Чего ещё было ожидать от дамы Каги! Конечно же она забыла тайко, начала новую жизнь и теперь блистает в роли супруги знаменитого придворного сановника, о чьей красоте и величественной осанке слагают легенды!

Кровь ещё дымилась на поле брани при Сэкигахаре, когда Иэясу решительно взял бразды правления страной в свои руки. До этого он ещё как-то соблюдал формальности и внешние приличия — каждый раз перед оглашением важного решения просил аудиенции у Хидэёри и делал вид, что совещается с ним, теперь же он словно и забыл о существовании наследника тайко. Тятя и её сын отныне не принимались в расчёт, все относились к ним как в меру строптивым нахлебникам, живущим за счёт Иэясу в его Осакском замке.

Сам Иэясу курсировал между Фусими и Эдо, где находилась его официальная резиденция, а в Осаке показывался крайне редко. Тем не менее от его пронзительного взгляда, способного, казалось бы, проникать сквозь стены, ничего не укрывалось, он знал обо всём, что происходило в Осаке. Формально хозяином замка считался Хидэёри, но фактически замок ему не принадлежал.

Прошло три года после битвы при Сэкигахаре. В двадцать второй день второй луны 8-го года Кэйтё[119] Иэясу Токугава был назначен правым министром двора и возведён в чин сёгуна. В двадцать пятый день третьей луны он удостоился приёма в императорском дворце. На пышной церемонии его сопровождали Хидэясу Токугава, Тадаоки Хосокава, Тэрумаса Икэда, Такацугу Кёгоку, Масанори Фукусима и прочие знатные воины, все до единого обязанные своим возвышением покойному тайко.

О визите Иэясу в чертог Небесного государя потом ещё долго судачили в Киото, а начались эти пересуды ещё до того, как он состоялся. Тятя с грустью вспоминала о том, с какой торжественностью в императорском дворце когда-то принимали Хидэёси. Ей больно было думать, что те же самые люди, полководцы из свиты тайко, теперь возносят почести Иэясу.

Вступив в должность сёгуна, Иэясу незамедлительно поднял вопрос о свадьбе Хидэёри и своей внучки Сэн-химэ, рождённой в союзе Когоо и Хидэтады. Такова была последняя воля тайко, об этом знали все воины из его окружения, и Иэясу понимал, что рано или поздно настанет день, когда ему придётся выполнить обещание.

Тятя не могла просчитать все последствия этого шага, не дано ей было угадать и истинные мотивы решения сёгуна, но она не стала противиться женитьбе сына, обрадовавшись уже тому, что наконец-то Иэясу проявил уважение к пожеланиям тайко. Она не очень-то надеялась, что брак с внучкой сёгуна укрепит положение Хидэёри: в ту пору речь шла о пустой формальности — Хидэёри было всего одиннадцать лет, Сэн-химэ и того меньше — семь, и, что случится в будущем с этим союзом, предсказать не представлялось возможности. Кроме того, своими действиями в прошлом Иэясу уже не раз дал всему свету понять, что семейные узы для него ничего не значат. Некогда он даже пожертвовал родным сыном Нобуясой, чтобы доказать свою благонамеренность Нобунаге Оде, затем, в борьбе с Ходзё, пошёл войной на собственного зятя Удзинао. Так что Тятя не питала иллюзий: брак с Сэн-химэ отнюдь не обеспечит Хидэёри безопасность. С другой стороны, она не забывала о том, что Сэн-химэ — дочь её сестры Когоо. Стало быть, этот союз приобретал символическое значение: две женщины из клана Асаи в скором времени переплетут судьбы детей, плоть от плоти и кровь от крови своей. Политические узы в этом смысле приобретут вес и важность родственных.

Свадебная церемония была назначена на седьмую луну, и с конца весны в Осакском замке уже все с ног сбивались, занимаясь приготовлениями. Распорядителем торжества был назначен Кацумото Катагири. Иэясу тогда правил страной из Фусими, Сэн-химэ и её родители жили в Эдо. С наступлением седьмой луны было официально объявлено, что госпожа Когоо с дочерью покинет Эдо в свадебной ладье и отправится в Осаку, а оттуда — в Фусими, где они пробудут до дня церемонии.