Командор Петра Великого - Алексей Волков

Гости? Какие? Их бы, кстати, тоже поместили в гостевых комнатах, но не в святая святых хозяйских апартаментов.

Лихорадочно начал перебирать варианты. Разбойное нападение? Угу. В доме находятся несколько денщиков и Василий. Уж они бы не позволили бандитам врываться в усадьбу.

Но кто тогда? Молодцы Ромодановского? Эти могут все, и никакой закон им не писан.

В некоторой тревоге подъехал к дому, перебросил поводья Ахмеду, а сам торопливо ворвался в дом.

У самых дверей меня встретил Василий. Вид у бугая был сконфуженный, и сразу стало ясно: на самом деле случилось нечто, не предусмотренное никакими моими наставлениями. Мне показалось даже, что в глазах Васьки промелькнуло некое подобие страха. Чувство, которое он не выказывал ни при встречах с царем, ни при рейде на Кафу, ни при каперском морском походе.

– Я не виноват, барин! Они ворвались в дом да еще угрожали.

Это отдавало каким-то детским лепетом. Мечтательность с поразительной быстротой уступила место гневу. Я едва сдерживался, чтобы не наорать на слугу. Лишь сбросил плащ и быстро взлетел по лестнице на второй этаж.

Дверь на женскую половину была закрыта. Кажется, наглухо. Никто не пытался осторожно выглянуть, подслушать. Только непонятно было: спят уже или пребывают в тревожном ожидании.

Сзади громогласно топал Василий. Я проскочил приемную и ворвался в свой кабинет.

Ожидалась никогда не виденная, но все же штампованная картинка: несколько человек торопливо перебирают мои бумаги, сортируя те, в которых может быть какой-нибудь компромат. Выдвинутые ящики секретера, перевернутый невесть для чего стол и тому подобная дребедень. Самое главное – непонятно, как себя вести? Драться? В одиночку с целым государством? Покорно опустить голову при нынешних методах допроса?..

Конечно, никто не копался в вещах. Да и не было в кабинете нескольких человек. Одинокая женская фигура, вставшая с кресла при моем появлении.

На меня взглянули знакомые глаза, и гнев куда-то уплыл, словно его никогда не было.

– Я говорил, барин, а в ответ… – попытался пробубнить сзади Василий.

Я прикрыл дверь, оставив его с той стороны. Еще успел взглянуть так, что, думается, надолго отбил охоту соваться без спросу к хозяину.

– Леди… – больше слов у меня не нашлось.

Мэри молчала. Она лишь стояла и смотрела на меня с каким-то непонятным выражением, в котором были перемешаны грусть, страдание, смущение, ожидание и многое другое.

А может, я абсолютно не понял значение взгляда. Приписал желаемое и воображаемое, а на деле было нечто иное. Женщин порой трудно понять. Особенно когда их не ждешь.

Мир чуть расплывался перед глазами. Шумело в ушах. Что-то с силой било изнутри по ребрам.

Мэри стояла все так же молча и неподвижно. Я не выдержал, сделал несколько шагов в ее сторону и опустился перед ней на колени. Лишь руки не осмелился поднять.

Мэри осторожно запустила ладони в мои волосы. Ладони были холодны. Наверняка леди приехала незадолго до моего приезда, иначе успела бы согреться хоть немного.

– Встаньте, Командор, – слова прозвучали почему-то по-русски, хотя с очень сильным акцентом.

Я перехватил одну из ладоней и осторожно припал к ней губами. Пахнуло морозцем и какими-то духами.

– Встаньте, – повторила Мэри уже на английском.

Кажется, я подхватил ее, отнес на диван. Оказались же мы на нем, сидящие рядом, причем женская голова уютно покоилась на моем плече, а я руками и губами пытался согреть нежные ладони.

Невероятно, мы оба молчали. Слова были ненужными там, где люди чувствуют друг друга.

Так длилось очень долго. Мы были вместе, а больше ничего не требовалось.

– Я так ждала… – очень тихо произнесла Мэри.

Показалось, будто она тихо плачет. Пришлось бережно коснуться губами ее волос. Лицо англичанки оказалось рядом с моим, а в следующий момент наши губы слились в обжигающем, лишающем дыхания поцелуе.

Вопреки всему, что говорят о дочерях Альбиона, Мэри оказалась неожиданно страстной, как дочери юга.

Где-то под самое утро я, кажется, задремал, и тотчас послышался далекий крик первого петуха.

В первый момент я не понял, где нахожусь. Каюсь – даже не был до конца уверен, было случившееся явью или сном. Но рядом полыхало жаром женское тело. Голова покоилась на моем плече, рука и нога были закинуты на меня, словно Мэри боялась, что я исчезну, и таким образом стремилась удержать, не дать ускользнуть из объятий.

Вторично пропел петух, и словно эхом где-то прогрохотал барабан. Поневоле вспомнились намеченные на сегодня учения.

Я попытался осторожно выбраться из сладострастного плена, но Мэри только прижалась крепче и что-то пробормотала во сне.

Пришлось освобождаться медленно, стараясь в то же время не разбудить.

Попутно я отметил, что мы по-прежнему находимся в кабинете все на том же диване. Хорошо хоть, что я в последнее время частенько ночевал здесь и потому тут хоть было постельное белье. Хотя вспомнить, когда я его расстелил, было трудно. Да и не нужно по большому счету.

Зато в неярком свете лампады я впервые обратил внимание на лицо Мэри. Оно было одухотворенным и счастливым, разнеженным, каким я не видел его никогда. До сих пор мы гораздо чаще встречались как враги. Если же нет, то все равно между нами оставалась какая-то напряженность.

Наверно, я все-таки где-то поторопился. Мэри потянулась, обхватила меня покрепче, а потом, еще сонная, прижалась ко мне поцелуем.

Ох, как мне не хотелось выбираться из постели!

Я ответил, но нашел в себе силы наконец выскользнуть и принялся торопливо одеваться. Вернее – искать предметы одежды и уж потом напяливать их на себя.

Внезапно я почувствовал на себе внимательный взгляд и повернулся.

Мэри проснулась и теперь наблюдала за мной.

– Мне надо идти. Я вернусь к полудню.

Большинство моих бывших современниц легко обиделись бы на такое заявление, но воспитание здесь было другое, и то, что мужчина обязан в первую очередь выполнять свои дела, воспринималось совершенно естественно.

Должно восприниматься. Мэри натянула одеяло до подбородка и продолжала молчать.

И тут я понял. Леди столько доставалось в жизни, что она наверняка думает: я получил желаемое и теперь буду относиться к ней иначе. Мелькнула мысль приставить к дверям караул из самых надежных людей. И тут же вспомнилось кое-что из прошлого. Еще вопрос: удержат ли не ожидающие подвоха мужики бывшего грозного Ягуара?

– Мне действительно надо. Прошу вас, Мэри, дайте мне слово, что обязательно дождетесь меня.

Черт бы побрал этот английский с его отсутствием «ты»!

– Уходите, – односложно отозвалась Мэри.

Передо мной снова лежала британская леди, холодная и высокомерная даже в постели. Словно не было этой безумной ночи и не запоминаемых, но от того не менее важных слов.

Как же мы будем теперь? Но есть ли смысл думать о такой ерунде?

Я опустился на колени рядом с кроватью, коснулся растрепанных волос и проговорил:

– Я люблю вас, Мэри. И не могу без вас жить. Вы – самая лучшая женщина на свете. Мое счастье.

И внезапно леди вновь куда-то исчезла. Сильные и одновременно нежные руки обхватили мои голову, прижали, а нежный голос произнес совсем другое:

– Идите, Командор. Я вас столько ждала, что подожду еще немного.

Но как хотелось остаться!

И вновь вдали прогрохотал барабан, призывая к походу…

8. Последние штрихи

Несколько возков влетели в Коломну в легких клубах снежной пыли. Кабанов в последнее время передвигался только так, словно желал подтвердить еще не прозвучавшую фразу о русских, которые любят быструю езду.

Дел было, как всегда, много. Егерский полк был в полном порядке, зато оставались другие, и на них генерал перенес все свое внимание.

Никаких казарм у новых частей не было. Стоянка постоем как бы автоматически освобождала войска от боевой подготовки. Если что оставалось от службы – так это неизменные караулы да мелкие хозяйственные дела.

Кабанов энергично ломал устоявшиеся порядки. Несколько часов усиленных занятий в день в любую погоду, кроме сильной метели, а вечерами еще отдельные занятия с офицерами. Причем с последних спрашивалось много больше. Им за солдат ответ держать.

В отличие от егерей, новонабранные полки обучались более традиционным методам действий. Сомкнутый строй, в котором солдаты и офицеры были только винтиками слаженной машины. Повороты по команде, перемены движения, перестроения из колонны в развернутую линию, залповый огонь плутонгами, всем строем или так называемым «нидерфален». Шведы сильны несокрушимым строем, значит, обычным полкам придется биться с ними точно таким же образом. Тактику во многом определяет имеющееся оружие, и ничего более действенного предложить фузилерам Кабанов не мог. Если не считать косой атаки и пары других штучек, опять-таки требующих общей слаженности и чувства локтя.