Сказки Золотого века - Петр Киле

Монго-Столыпин привез приглашение Лермонтову на бал.

- Ты уже был у них?  - на вопрос Лермонтова Столыпин важно кивнул, но промолчал. - Как тебя встретила графиня?

- Признаться, она больше радовалась твоему приезду, Мишель, чем моему, - истины ради проговорил Столыпин.

- Это естественно. Со мною она говорила бы о тебе.

- Нет, Мишель, твой приезд - событие, как и книжка твоих стихотворений.

- В книжке ничего нового, - с горьким чувством заметил Лермонтов.

- Твои стихи до сих пор переписывали и с журнальных публикаций, а собранные вместе, говорят, производят удивительно сильное впечатление. Даже я открыл и зачитался.

Лермонтов громко расхохотался, на что сразу отреагировали Шан-Гирей и Дмитрий, решив, что могут вмешаться в разговор кавказских офицеров.

На другой день Лермонтов отправился на бал у Воронцовых-Дашковых, который почти в точности повторял один из придворных балов, описанный Пушкиным: "Избранные званы были во дворец на бал утренний, к половине первого. Другие на вечерний, к половине девятого. Я приехал в 9. Танцевали мазурку, коей оканчивался утренний бал. Дамы съезжались, а те, которые были с утра во дворце, переменили свой наряд. Было пропасть недовольных: те, которые званы были на вечер, завидовали утренним счастливцам".

У Воронцовых-Дашковых 200 человек были званы к часу; позавтракав, они тотчас принялись плясать, а потом уселись обедать. На вечер к ним званы еще 400 человек, которых, впрочем, ожидают только танцы, карты и десерт, ужина не будет, - отмечает в дневнике современник, собираясь на бал, - как и в других домах прежде в этот день его не бывало.

Программа была составлена загодя, приглашения разосланы, вряд ли в списке приглашенных на утро или вечер числились Алексей Столыпин и Лермонтов. Приглашения они получили скорее всего от самой графини Александры Кирилловны и на вечер.

На утреннем балу присутствовали великие князья - наследник Александр Павлович и Михаил Павлович. На вечерний бал они остались в числе 200, к коим присоединились 400, в числе которых Лермонтов сразу привлек всеобщее внимание: его армейский мундир с короткими фалдами среди гвардейских мундиров напомнил всем, что эта форма дана ему в наказание за дуэль с французом. Знакомые приветствовали его, но сдержанно, многие делали вид, что не узнают его. Графиня, хозяйка бала, нарочно протанцевала с ссыльным поэтом, что было для нее веселым вызовом по отношению к ее именитым гостям, которые не любили его.

Наследник и великий князь Михаил Павлович переглянулись, предчувствуя историю, какая может выйти для Лермонтова, с явлением на балу государя императора.

Граф Соллогуб, вместо приветствия, закричал:

- Да что ты тут делаешь! Убирайся ты отсюда, Лермонтов, того и гляди, тебя арестуют! Посмотри, как грозно глядит на тебя великий князь Михаил Павлович!

- Не арестуют у меня! - щурясь сквозь свой лорнет, вскользь проговорил граф Иван Илларионович Воронцов-Дашков, церемонимейстер двора, проходя мимо.

- Соллогуб! - расхохотался Лермонтов. - Нет худа без добра. Я служу теперь не под началом великого князя.

- Ты служишь теперь под началом генерала Клейнмихеля? Так и он здесь.

В это время произошло общее движение среди публики, в бальную залу, залитую светом, вошла императрица Александра Федоровна, стареющая без печали о том и молодая в поступи ее худощавой высокой фигуры. За нею следовал государь император. Это было для всех большим сюрпризом - и для публики, и для хозяев, - именно появление императрицы, которая во всю нынешнюю зиму не была ни на одном частном бале. Правда, она не танцевала, но оставалась довольно долго, развлекаясь как зрительница видом и весельем великолепного бала.

Бросая взор поверх голов, государь скоро заметил армейский мундир, который отнюдь не прятался где-то в уголке, а танцевал беззаботно и всякий раз с самыми красивыми дамами.

- Кто это?

- Лермонтов, - рассмеялась императрица, выражая радость, что видит поэта, в "Стихотворениях" которого она нашла несколько молитв. - Здесь и Монго-Столыпин в мундире Нижегородского драгунского полка. Он в самом деле очень красив, я хочу сказать, мундир.

- Да и он красавец, - согласился Николай I, не без зависти поглядывая на молодого красавца, каким и он был некогда, теперь лишь величие осанки и сана составляли его силу и гордость. Его лицо из ласкового и внимательного сделалось суровым, и свой орлиный взор он обратил на великого князя Михаила Павловича, который, танцуя мазурку, несколько раз пытался подойти к Лермонтову, но тот, как нарочно, уносился с кем-либо из дам в сторону. Граф Воронцов-Дашков, опытный царедворец, со своим лорнетом вскоре понял, что это игра с огнем, и подал знак графине. Едва мазурка кончилась, Александра Кирилловна, протанцевавшая ее с Монго, то строптивая, то нежная с ним на виду у всех, увела Лермонтова во внутренние покои, возбудив ревность у его родственника и друга.

- Идите за мной, не останавливаясь, не заговаривая ни с кем, - вполголоса говорила она весьма повелительно.

- Куда вы ведете меня, графиня?

- Это не свидание, успокойтесь. Вам угрожает опасность ареста. Бестолковый Соллогуб выпалил то, чем уже запахло в воздухе.

- Опасность ареста?

- Это не шутка, Мишель.

- Вы сказали: Мишель? - нежный тон хорошенькой женщины тронул Лермонтова.

- Нет, я сказала: Михаил Юрьевич.

- Тоже хорошо звучит в ваших устах.

- Я понимаю, вы истосковались по ласке, я имею в виду вас всех, кавказских офицеров, но будем благоразумны. Может быть, появление государыни на балу спасло вас от ареста.

- Но государь этого не забудет. Куда мы идем?

Графиня вывела Лермонтова запутанными ходами из особняка и отвезла его домой. Вернувшись, она подошла к великому князю Михаилу Павловичу и сказала, что Лермонтова она пригласила на бал и как хозяйка отвечает за неприкосновенность своих гостей, и если кого винить, то надо ее. Великий князь успокоил графиню словами, что теперь с него спросят за его беспокойного гусара, хотя и бывшего.

Избежав ареста и гауптвахты за весьма незначительную провинность, Лермонтов оказался, по всему, в еще худшем положении. Николай I, когда к нему поступили наградные списки офицеров за летнее сражение при реке Валерик, собственноручно вычеркнул фамилию поручика Тенгинского пехотного полка, представленного к золотому оружию. Безоглядное мужество поэта и не нравилось царю.

- Что же, тебя в самом деле, Мишель, могли посадить под арест, ибо твое появление на балу нашли неприличным и дерзким, - Алексей Столыпин навещал теперь каждый день Лермонтова, не встречая его в свете, поскольку он в ожидании приезда бабушки счел за благо вести себя тише воды, то есть просто уединился в своем кабинете.

- Кабы знал, где упасть, соломки бы подослал, - шутил Лермонтов по поводу нового происшествия с ним.

- Это тебе не с маленькой саблей явиться на парад, а с кинжалом, - расхохотался и Столыпин.

- Я тут узнал тайну моего отпуска: бабушка просила о прощении моем, а мне дали отпуск.

- Прощения не вышло. Теперь все понятно.

- Но арест - это уж слишком. Однако, что же, и в отставку выйти не дадут? - призадумался Лермонтов.

ГЛАВА XII

Первенец творенья. Последняя встреча в Москве

1

Лермонтов побывал у Краевского и отдал ему стихотворение "Оправдание", то есть, по своему обыкновению, прочел вслух, чтобы проверить впечатление.

- Как! - изумился Андрей Александрович, полнеющий, деловитый, преуспевающий. - Ты с этим вернулся с Кавказа?

- А что? Разве я не прислал тебе "Завещание"?

- Оно будет опубликовано в февральской книжке.

- Чего же тебе еще? Ну, как?

- Дай я посмотрю своими глазами. У тебя все звучит лучше некуда.

- Читай, читай. Еще найдешь грамматическую ошибку, - расхохотался Лермонтов, все такой же подвижный и шаловливый в солидном кабинете своего издателя, как прежде.

- Тебя не исправишь. У тебя неправильность звучит лучше, чем правильно. "Из пламя и света // Рожденное слово..." Пришлось так и печатать - в первой книжке за этот год. Видал?

- Нет, журналы до нас плохо доходят. Ну, как?

- Целая повесть. Целая жизнь! Сколько же было у тебя, Мишель, я не говорю, любовных историй, а жизней?

- Одна.

- Что?

- И любовь одна. И жизнь одна.

- Зато во вселенских масштабах, как у Демона?

- Да! - Лермонтов расхохотался и выбежал вон.

Стихотворение "Оправдание" было опубликовано в мартовской книжке "Отечественных записок", чего Лермонтов ожидал с нетерпением: ему хотелось, чтобы оно попалось на глаза той, с которой он теперь все чаще вступал в диалог, вполне сознавая, что оказался в ситуации, когда впору писать канцоны или сонеты, как Данте или Петрарка.