Пациентка - Родриго Кортес

— Когда мы жили во Львове… — с аппетитом обгладывал поджаристые и даже еще теплые свиные ребрышки бывший начальник полиции, — мы себе такое разве что раз в году позволить могли.

— А ты почему вина женщинам не налил? — пихнула его в бок Маргарет, потешно строя шалашиком густые латиноамериканские брови.

— Так вот, когда мы жили во Львове… — схватился за бутылку Бергман.

Но Нэнси не слышала да и не слушала. Она воспринимала обещанное Бергманом давным-давно, кажется, целую жизнь назад барбекю как свой собственный поминальный обед, а потому лишь еще крепче прижимала к себе детей, отчаянно боясь неизбежного наступления той минуты, когда придет пора расставаться.

— Ты лучше расскажи ей про Генеральную прокуратуру, — снова толкнула мужа в бок Маргарет.

— Да, — кивнул Бергман. — Генпрокурор твоим делом живо заинтересовался, так что шансы на пересмотр дела у тебя, скажем так, неплохие.

— И Роуз Лестер тоже крепко помогает, — вмешалась Маргарет. — Да и все ребята из участка… Заявления-то ваши лежат — и от Теодора, и от Роуз… так что розыск настоящего «потрошителя» никто не отменял.

Нэнси пожала плечами. На то, что копы найдут «потрошителя», она уже не надеялась. Следователь ей прямо сказал, что, как только ее взяли под арест, убийства прекратились. Абсолютно. И Нэнси имела все основания считать, что именно это и окажет на суд решающее влияние.

А потом наступил вечер, и она, тепло поблагодарив Маргарет и Бергмана за этот немыслимый подарок, нежно обняла Энни и Рональда, получила от засмущавшегося взрослеющего сына аскетический поцелуй в щечку и, стараясь не показать, что давно уже глотает слезы, стремительно выбежала в коридор.

Дверь заскрежетала, хлопнула, и на нее снова обвалился тюремный полумрак — как она понимала, навсегда.

Во время чтения обвинительного заключения Нэнси держалась неплохо, но первый же свидетель обвинения привел ее в полное замешательство.

— Томас Квинси, работник службы охраны магазина «Истинный Париж», — объявил прокурор. — Пройдите, пожалуйста, сюда, мистер Квинси…

Нэнси затаила дыхание.

— Расскажите суду, при каких обстоятельствах вы впервые увидели обвиняемую.

Крупный пышноусый мужчина принялся говорить, и зал замер. Он рассказал обо всем: как заметил, что покупательница сунула за пазуху нечто алое, как подошел к ней и потребовал показать ему, что именно она пыталась вынести за пределы магазина, как она сначала возражала, а затем начала упрашивать и предлагать деньги.

Нэнси тряхнула головой. Она категорически не понимала, как Мак-Артуру удалось его найти!

— А что она сделала потом, мистер Квинси? Вы помните? — заинтересовался прокурор.

Охранник зарделся.

— Она меня ударила.

— Куда она вас ударила, мистер Квинси?

Охранник низко опустил голову.

— Между ног, ваша честь.

Зал взволнованно загудел, а прокурор повернулся к судье.

— Мы еще вернемся к этому особому интересу обвиняемой к тому, что находится у мужчины между ног, ваша честь.

Судья пожал плечами.

— Следующий свидетель обвинения Арчибальд Свейсон, — провозгласил прокурор.

Свидетель вышел к трибуне, и Нэнси едва удержалась, чтобы не спрятаться под стол, — это был тот самый порочный красавчик Арчи из казино!

— Расскажите суду, мистер Свейсон, как с вами поступила обвиняемая.

Арчи, нимало не смущаясь, начал рассказывать, и Нэнси только и оставалось, как мысленно хоронить себя все глубже и глубже.

— А потом она попросила меня раздеться, — красиво жестикулируя, вспоминал Арчи.

— Полностью?

— Да, ваша честь. Я не хотел, но она сказала, что хочет видеть… его.

Зал охнул.

— Поясните суду, мистер Свейсон, что значит «его».

— То, что у меня в плавках, ваша честь, — пожал широкими плечами Арчи.

Нэнси застонала и ткнулась головой в стол, и лишь когда вышел давать показания Джимми, заставила себя распрямиться.

— Вас предупредили о том, что вы имеете право отказаться от показаний по делу миссис Дженкинс, мистер Дженкинс?

— Да, ваша честь, — хмуро отозвался Джимми. — Но я решил, что мне нечего скрывать от закона.

— Тогда расскажите суду то, что вы знаете.

Джимми начал рассказывать, и Нэнси впервые в жизни пожалела о том, что родилась на свет.

Он припомнил все. Как его жена, а тогда еще невеста, нахулиганила на чужой свадьбе, поставив пластинку с буги-вуги. Как она исчезала по ночам. Как при детях затащила в супружескую спальню тележурналиста Марвина Гесселя и пробыла там наедине с ним порядка сорока минут. Как однажды он узнал от друзей, что ее, вместе с компанией хиппи, в состоянии полной невменяемости задерживали полицейские из соседнего города.

— Ваша честь, я протестую, — возразил адвокат. — Свидетель должен говорить только то, что видел сам. Тем более что факт задержания моей подзащитной документально ничем не подтвержден.

— Протест принят, — кивнул судья.

Джимми принялся вспоминать, как однажды, придя домой, обнаружил, что ужин не готов, и затем это повторилось еще восемь раз. Как активно она возражала против участия их сына Рональда в патриотической деятельности бойскаутов… и продолжал вываливать это все еще около двух часов подряд.

И постепенно Нэнси обвыклась. Она вдруг поймала себя на том, что может весьма точно предсказать, что он припомнит ей на следующем «витке» своей бесконечной истории, а уж то, о чем он промолчит, она знала наверняка.

А потом они вызвали Ронни.

— Я протестую, ваша честь! — мгновенно отреагировал адвокат. — Это немыслимо!

— Прошу ознакомиться, ваша честь, — подошел к судье прокурор. — Вот постановление окружного суда о лишении Нэнси Дженкинс всех прав материнства. А разрешение второго родителя — мистера Дженкинса мы получили.

Зал охнул, а Нэнси в одну секунду словно разбил паралич. Она сидела и только бессильно шевелила ртом, как рыба, выброшенная на берег, не в силах ни что-то сказать, ни даже понять, что здесь происходит!

Но зал постепенно затих, а судья надел очки и начал внимательно вчитываться в текст постановления окружного суда. Он определенно понимал, что решение вынесено в нарушение всех процессуальных норм и вдребезги рассыплется при первой же серьезной юридической оценке суда вышестоящего. Но он знал и другое: за этим решением стоят о-очень могущественные силы.

— Вы уверены, что эти показания необходимы? — наклонив голову, глянул он из-под очков на прокурора.

— Более чем, — твердо кивнул тот.

Едва отошедшая от шока Нэнси превратилась в слух. Она категорически не представляла, что может сказать о ней Рональд в пользу обвинения. Она просто не понимала, зачем весь этот цирк, если и так, уже все ясно! Но потом вышел Рональд, и она поняла, что не знала о своем сыне ровным счетом ничего.

— Вы сами-то уверены, что ваши показания так важны, молодой человек? — вопреки регламенту первым поинтересовался судья.

Рональд кивнул.

— Тогда прошу, — кивнул прокурору судья. — Начинайте.

Нэнси вжалась в стул.

— Расскажи, Рональд, каким образом ваш телевизор оказался на помойке, — тихо попросил прокурор.

Нэнси обмерла.

— Мама в него стреляла, — низко опустив голову, тоненьким слабым голосом произнес Ронни.

Зал охнул.

— А почему она в него стреляла? — почти ласково поинтересовался прокурор. — Ты можешь объяснить?

Ронни замотал головой.

— Я не знаю, почему… я в тот день сдал все тесты на отлично, и у нее… — Ронни напрягся и все-таки выговорил заученное: — У нее не было оснований… сердиться. А потом она подошла — вот так, — показал он, — со спины и выстрелила в телик из своей «беретты».

Зал ошарашенно молчал.

— Обращу ваше внимание, ваша честь, — повернулся к судье прокурор. — Речь идет о той самой «беретте», из которой стреляли в епископа.

Нэнси застонала и снова стукнулась лбом в стол.

«Господи! Ронни-то вам зачем?»

Висенте Маньяни был доволен. Первый день суда прошел как по нотам, а главное, обвинению, похоже, удалось поломать дух этой стервы.

Вообще-то идея с показаниями Рональда Дженкинса принадлежала самому младшему его внучатому племяннику — Рикардо. Висенте усмехнулся: он всегда был в курсе того, чем занимаются эти засранцы, и ему уже за два часа до принятия ставок доложили, что Рикардо организовал среди бойскаутов пари на то, сдаст Рональд Дженкинс свою мать или не сдаст.

Понятно, что ставки были высокие, и понятно, что Рикардо знал, что делает, и задолго до того, как ввязаться в этот спор, основательно «поговорил» с Рональдом, на пальцах объяснив, что того ждет, если он, Рикардо Маньяни, проиграет пари.

Висенте недобро засмеялся. Ему не нравилось, что Дженкинс-младший на это пошел, хотя, с другой стороны, каждый получает то, чего заслуживает. Но главное, — Висенте улыбнулся, — он видел в Рикардо самого себя, только помоложе; Висенте и сам никогда не рассчитывал на случай, твердо зная, что каждый выигрыш нужно создавать своими собственными руками.