Белый клинок - Валерий Барабашов

Да-да, лозунги эти отражают настроения масс, с этим нельзя не считаться. Сейчас в России и речи быть не может о возврате к буржуазному правительству, толпа упивается революцией и на попятную не пойдет. Путь же сейчас один — Учредительное собрание, где представительство большевиков-коммунистов будет сведено на нет, а с ним и реальная их власть. Ленин просто перестанет существовать…

Глубоко и удовлетворенно вздохнув, Языков с сентиментальной нежностью смотрел сейчас на заснеженный, угрюмо шумящий по обеим сторонам дороги лес. Сойдя с поезда на станции Ржакса, они с Щеголевым пересели на поджидавшую их бричку, тряслись теперь по мерзлой, но довольно гладкой дороге в сторону Каменки, в штаб Антонова. Возница их, широкоплечий усатый детина, укутавшись тулупом, мурлыкал что-то себе под нос, казалось, совершенно не интересуясь тем, кого и куда везет. Языков спросил его еще там, на станции: чего это ты, братец, укутался так, не очень же холодно, — на что детина лишь хмыкнул и отвернулся. Ямщицкое свое дело он знал хорошо, две сытые и сильные лошади бежали справно, и дорога охотно стелилась под их крепкие кованые копыта.

Плотнее усевшись в бричке, Языков попросил у Щеголева прикурить. Тот выхватил из кармана пальто зажигалку, в ладонях поднес трепещущий огонек к папиросе Языкова, закурил и сам. Обменявшись с бывшим штабс-капитаном Деникинской армии малозначительными фразами, Юлиан Мефодьевич снова углубился в свои важные мысли. Он перебрал в деталях разговоры в штабе Колесникова, нашел, что вел их правильно и умно. Во-первых, никто из калитвян не знает его подлинного имени, для воронежских повстанцев он — Борис Каллистратович, бывший офицер Деникина, ныне связник Антонова. Во-вторых, ему удалось внушить Ивану Сергеевичу — несомненно, это способный командир! — веру в то предприятие, за которое он волею судьбы взялся. Пусть и под нажимом своих земляков, пусть и без особой радости — что делать?! Он, Языков, тоже занимался бы сейчас другим делом, если бы не революция, не гражданская война, не победы большевиков — как все это мерзко сознавать! Народ, быдло, пришел к власти, выкинул его семью из прекрасного имения в Пензенской губернии, лишил состояния, надежд!..

— Вы еще поплатитесь за это. Кровью! — не сдержавшись, в голос сказал Юлиан Мефодьевич, смуглое его холеное лицо помрачнело, а левое веко знакомо стало дергаться.

— Вы что-то сказали?.. Простите… — с готовностью и некоторым недоумением в глазах повернулся к нему Щеголев, но Языков поспешно поднял руку.

— Нет-нет, Юрий Маркович, так я… мысли.

Дорога пошла под уклон, лошади прибавили ходу, возница стал сдерживать их, натянул вожжи.

«Вообще я попал к Колесникову в нужный момент, — думал Языков. — Знаю теперь доподлинно обстановку в дивизии, настроение людей, планы. Хорошо подал своего «Осьминога».

Насчет батальона, готового выступить в Воронеже по первому приказу, он, конечно, малость преувеличил — верных людей наберется, может, с роту, не больше. Чекисты основательно почистили их центр в восемнадцатом году, многие были арестованы, расстреляны, иные уехали. Но те, что остались, — люди проверенные и надежные, возьмутся за оружие с большой охотой. Была бы поддержка, было бы твердое решение Антонова о совместном выступлении. Его надо убедить в этом. Разумеется, оружием Александр Степанович Колесникову поможет, в этом сомнения нет, ведь все делается в интересах «Союза трудового крестьянства», партии социалистов-революционеров, светоча их надежды и вдохновителя…

«Вдохновителя! — повторил Языков с горечью. — Эсеры мечутся как напуганные уличные девки, то делятся на правых и левых, то выступают с большевиками, то идут против них. На всю Россию осуждают терроризм и следом убивают германского посла Мирбаха. Где логика, где оправданность действий Чернова и Спиридоновой?[7] И сколько можно прятаться, заискивать перед большевиками?!»

Да, «Союз трудового крестьянства» понятен миллионам. И эсерам Тамбова честь и хвала, что сумели создать у себя мощную организацию по борьбе с коммунистами, что поставили под ружье десятки тысяч людей. Но, бог ты мой, как медленно развиваются события: прошло четыре месяца[8], казалось бы, за это время можно охватить восстанием половину России, но участвуют в нем лишь Тамбовщина, Тюмень да несколько уездов Воронежской губернии. К тому же воронежские повстанцы плохо вооружены, нерешительны в действиях, малоинициативны. Да и к масштабам восстания тот же Колесников, кажется, равнодушен…

«Ты не прав, Юлиан, не прав! — горячо убеждал себя Языков. — Россия, конечно, велика, но все начинается с малого. Большевики не так сильны, как хотят, тужатся это продемонстрировать всему миру. Страна обескровлена, разрушена, кругом голод, нищета. Крестьянин в своем большинстве зол на Советы, он охотно пойдет за Антоновым, за Колесниковым, за кем угодно — только дай ему умную, толковую программу и оружие. Но прежде всего должна быть идея, вера…»

«Сам-то ты веришь? — спросил себя Языков, с трудом представив, как рота преданных ему людей может захватить губернский город, жизненно важные его учреждения — почту, телеграф, электростанцию, вокзал… — Стоит Советам всерьез взяться за повстанцев, и от их армий полетит только пух!.. Ничего не останется от дивизий и армий, от Антонова и Колесникова!.. Но на кого же, в таком случае, опираться, надеяться? На кого, черт возьми! Нельзя же сидеть сложа руки, когда все рушится, летит в пропасть. Разбиты целые армии Колчака, Деникина, Врангеля, нет Мамонтова и Шкуро, Семенова и Каппеля… Но есть теперь Антонов и Колесников, Фомин и Махно. Не все еще потеряно, борьба продолжается, может быть, это последняя надежда, и стоит еще рискнуть головой. А не получится — так пусть красные и бывшие красные убивают и режут друг друга, пусть навечно будет вражда в их рядах! Социальное равенство и социальная справедливость всегда были и будут утопией, сказкой для одураченных масс, народ это со временем все равно поймет, ощутит на собственной шкуре, снова вернется к борьбе за власть, за справедливость. Долго большевизм не протянет, хотя и не собирается отдавать завоеванное, отступать. И очень хорошо сказала девица эта, Вереникина: только вооруженная борьба с большевиками поможет взять власть, это единственный путь!»

О Вереникиной Языков подумал спокойно, даже равнодушно — девица как личность мало его заинтересовала. Отчего это штабные у Колесникова проявили такой повышенный интерес к ней? Таких, как Вереникина, — сотни тысяч по России: бывших офицерских жен, барынек, интеллигентов. Все они сейчас растерялись, притихли, ждут. Охотно пойдут за любой новой властью, которая пообещает им новую жизнь и новые блага, выкрикивая здравицы в ее честь. Толпа есть толпа, ей всегда нужен хороший пастух с крепким кнутом…