Юность Бабы-Яги - Владимир Качан

– Жора, ну зачем так грубо, – сказал самый приветливый. – Мы с ним сначала по-хорошему поговорим, правда? – обратился он к уже проснувшемуся Шурцу, севшему на постели с видом ребенка, которому только что приснился страшный сон, и он вот-вот готов заплакать. Вита все не просыпалась, и приветливый сказал:

– Тш-ш-ш, не буди девочку, ладно, пусть поспит, а мы пока побеседуем.

– А что вы тут делаете? – задал Шурец глупейший в данной ситуации вопрос, и спортсмен опять улыбнулся.

– Мы тут пончиками торгуем, в гостинице твоей. Не хочешь купить десяточек? – тепло и доброжелательно сказал нежданный гость, добавив в вопрос каплю яда, чтобы Саша наконец начинал понимать серьезность момента. – Давай, давай, вставай потихоньку, – он похлопал Сашу по плечу, – пижамку надевай или халатик, что у тебя там есть – и пойдем в соседнюю комнатку, а там мы тебе все разъясним. Ну, живее, Станиславский, – он опять похлопал Сашу теперь уже по щеке, но не больно, и все трое вышли в смежную комнату Сашиного полулюкса.

Саша двинулся в ванную за халатом, соображая по дороге, что приветливый спортсмен последней своей репликой обнаружил хотя бы поверхностное знакомство с историей русского театра, а это, в свою очередь, намекало на его вероятную интеллигентность и давало надежду, что бить не будут. И хотя Саша пока и не понимал за что, собственно, его могут бить, но опасность почувствовал. Но главное – другое… В том, что гость назвал его Станиславским, содержалось знание того, чем Саша тут в Ижевске занимается и, следовательно, вот это и явилось основной причиной визита. Саша вернулся в комнату, в которой за журнальным столиком в креслах расположилась команда спортсменов.

– Ну, присаживайся, – по-хозяйски пригласил его самый приветливый, который по всему был у них за главного, и показал в сторону дивана напротив. – Поговорим теперь по-мужски.

Саша сел в напряженной позе, не облокачиваясь.

– Тебя зовут Саша Велихов и ты режиссер конкурса, так? – Саша кивнул. – А Киря, которая там спит, – его участница, так? – Саша опять кивнул.

Парень почему-то называл девушку Киря, что превращало ее имя в какую-то воровскую или проститутскую кличку, и намекало на связь Виктории с гостями – более тесную, чем хотелось бы Саше.

– И, наконец, третье, самое важное обстоятельство, – продолжал главный. – Кире еще не исполнилось 16 лет. Поэтому ты, парень, крепко попал. Сейчас мы ее отвезем в специальное заведение, там у нее возьмут мазок, и результат медицинской экспертизы, датированный сегодняшним днем, будет у меня. А потом она напишет соответствующее, нужное нам заявление, и ты в результате автоматически идешь по статье «за изнасилование несовершеннолетних». Я доходчиво объясняю? – Саша снова кивнул, понимая с растущей тоской, что юная его почитательница в сговоре с этими бандюганами.

– А что в тюрьме, и тем более на зоне делают с насильниками, – знает сегодня каждый второй гражданин нашей необъятной Родины, – додавливал Сашу приветливый спортсмен. – Но если тебе по каким-то причинам неизвестно, то я поясню. Тебя, голубок ты наш сизокрылый, сделают петушком, – тут оба его напарника гнусно хихикнули, – если опять не понял, что такое «петушок» – еще объясню: тебя «опустят» по полной программе, ты будешь работать любимой девушкой для всех сокамерников, без перерыва на обед, потому что обед тебе не понадобится, ты будешь все время сыт по горло, у тебя их сперма из ушей будет лезть. Я доступно объясняю? – опять ласково поинтересовался он. – «Петушок» – значит пассивный гомик. Доступно объясняю?

– Доступно, доступно, – тихо ответил раздавленный Шурец.

– Нет, я беспокоюсь, может ты чего не понял.

– Я понял, не беспокойся, – обречено сказал будущий подсудимый.

– Во-от, – удовлетворенно подытожил главарь. – Стало быть, все изложенное – это исходные данные нашей задачи, которую нам вместе и предстоит решить.

Саша, похоже, верно заподозрил в нем интеллигента, правда ерничающего и специально смешивающего грамотную русскую речь с уголовным сленгом. Но робкий луч надежды где-то далеко все-таки забрезжил. Если, как он сказал, вместе решить задачу, значит, есть выход, значит им что-то нужно, и сейчас они скажут – что именно, а если он выполнит их условия, тогда, может быть, не так все и страшно. Догадаться об этом можно было и с самого начала, но неожиданность и страх повергли Сашу в такой тяжелый ступор, что он совсем плохо соображал.

– Теперь ты должен выбрать наиболее оптимальный для тебя путь решения проблемы, – цивилизованно глумился над ним главный. – Их, путей, общим числом – четыре, и каждый из них я тебе назову. Слушай и вникай с неослабевающим вниманием. Номер 1 – ты, как режиссер, имеющий влияние на распределение мест в конкурсе красавиц – не спорь, имеешь, от тебя многое там чего зависит – и как девушку подать, и как о ней сказать, и не надо меня перебивать, что за манеры у этих москвичей, – обернулся он к ребятам. Те со смесью угрозы и укоризны в глазах посмотрели на Сашу. – Так вот, ты делаешь нашу Кирю если не победительницей, то призером конкурса, ясно? Но лучше постарайся, чтобы победительницей. Не буду вдаваться в подробности, но этого хочет один очень влиятельный в наших краях человек. Кто он ей – тебе знать не обязательно, но хочет сильно. Более того, ты имеешь шанс не только сохранить жизнь (но об этом в пунктах 3 и 4), но и получить за это приличное вознаграждение. Заметь, я начинаю с самого хорошего, дальше – по убывающей. Теперь второй путь: ты ничего не можешь сделать, у тебя при всех стараниях не получается выполнить первый пункт. Допустим, облом, ничего не вышло: члены жюри, у каждого свой интерес, всех не купишь и т. д. И тогда (тут главарь поднял вверх указательный палец, призывая Сашу к особому вниманию) – тогда мы ждем окончания конкурса, и если в числе победительниц Киря отсутствует, ты должен нам 15 штук, догоняешь? Хочешь в евро, хочешь в долларах – нам без разницы. Но лучше – в евро. Все это время, пока конкурс идет, документики-справочки для возбуждения уголовного дельца об изнасиловании будут у меня, они будут гарантией того, что ты никуда не рыпнешься. А рыпнешься – я пущу их сразу в ход и ты, голубок, окажешься в розыске, и настроения это тебе никак не прибавит, ведь правда?

Саша вновь кивнул, ожидая теперь уже узнать о двух последних пунктах, самых страшных, которые должны будут внушить ему подобающий ужас.

– Честно говоря, – сказал спортсмен, – я бы на твоем месте постарался осуществить первое предложение. И нам хорошо, и тебе хорошо. А главное – все безболезненно. И деньги твои целы, и жопа, и весь остальной организм. Это я тебе по дружбе советую, – ухмыльнулся он.

– Огласите, пожалуйста, весь список, – слабо пошутил Шурец, пытаясь попасть в тон главарю.

– Пожалуйста, – радостно отреагировал тот. – Остальные пункты по содержанию очень коротки, но зато по смыслу и силе воздействия на клиента – сильны необычайно. Собственно, выбор № 3 я уже огласил – статья, тюрьма и как нельзя более свежая, а потому захватывающая перспектива стать петушком.

Тут ребята опять хохотнули. Видно «петушок» и все с этим связанное – смешило их больше всего. В остальном они держались нейтрально, с большим уважением, почти восхищенно поглядывая на своего главаря: ишь, мол, как излагает красиво. Нам так в жизнь не научиться. А тот, чувствуя одобрение аудитории, как заправский артист, воодушевлялся все более и длил своей жутковатый монолог.

– И наконец 4-й и последний путь решения. Он, Саша, самый трагичный для тебя и твоих близких, потому что он последний в прямом смысле слова. И в твой последний путь тебя никто не проводит, так как, – тут он вынул платок и, прижимая его к глазам, сказал, – не обращай, Сашок, внимания: минутная слабость, непрошеная слеза… Не проводят тебя потому, что будешь похоронен ты в общей безымянной могилке с усопшими ижевскими бомжами или же тебя зароют глубоко под другую могилку и будешь ты лежать там под чужой фамилией, под каким-нибудь Филипповым Иван Иванычем.

И он шумно высморкался в платок под хохот своих товарищей по команде, которые, видно, обожали импровизированные спектакли своего вожака.

Потом он спрятал платок и уже серьезно глядя на Сашу сказал:

– Ну, ты же понимаешь, что это – крайний случай. Если не будет успеха в конкурсе, если ты не заплатишь, или из-за каких-то неожиданностей тебя не посадят, то есть, если с первыми тремя параграфами будет лажа – тогда конечно, тогда – только в последний путь, не сомневайся. А пока – пакт о ненападении заключен. Иди, работай, и работай плодотворно, – закончил он, – во имя победы нашей спящей красавицы, – он кивнул в сторону спальни, – и во имя нашей общей победы. Теперь пошли ее будить, поедем с ней в лабораторию, добывать из вагины компромат на этого Мейерхольда, – блеснул главарь эрудицией напоследок.

Но Вита (или теперь уже – Киря!), оказывается, не спала. Как давно она слушала разговор, вернее, набор излагаемых главарем предложений, – было неизвестно, но она сидела на постели, поджав ноги и натянув одеяло по самые уши. Виноватые, печальные глаза смотрели только на Сашу и о чем-то просили. Саша тоже печально смотрел на нее и думал: чего она сейчас-то от меня хочет? Что она теперь может сказать? Что не подставляла меня? Что к этому наезду не имеет отношения? Так это будет нахальное вранье. Он, конечно, невезучий лопух и мудак, конечно же обалдуй, но не до такой же степени, и всякая доверчивость, даже у такого, как он, имеет свои пределы.