Не родись красивой, или Точка опоры - Карина Тихонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Максим посмотрел на судорожно сведенные пальцы жены.
– Эля, отпусти Аню, – попросил он мягко.
– Нет, – ответила Элла. – Не отпущу. Иначе я упаду.
Она судорожно проглотила комок в горле.
– Я знаю, что виновата перед тобой, – начала она. Ее лицо покрылось багровым румянцем. – Чего деликатничать? Все это знают, в том числе и Аня. Я даже рада, что могу об этом сказать.
Я снова осторожно подергала свою руку. Мне было ужасно неловко присутствовать при их объяснении, но Элла не обратила на это никакого внимания.
– Ты имеешь полное право меня бросить, – продолжала она. – Я понимаю, что сама все разрушила. Но я хочу, чтобы ты знал.
Она снова проглотила комок в горле.
– Я только сейчас поняла, что я потеряла…
По ее лицу покатились слезы.
– Я вижу, что я тебе противна…
– С чего ты это взяла? – перебил Максим.
Он незаметно приблизился к нам и стоял, напряженно глядя на жену. По-моему, он забыл о моем существовании.
– Ты стараешься поскорей уйти из комнаты, если в ней нахожусь я…
– Я думал, что это я тебе неприятен…
Элла посмотрела на него и разрыдалась. Максим поднял руку и осторожно погладил ее по голове.
Я опустила глаза, чувствуя, что они зачесались. Еще немного, и я тоже разревусь.
– Эля, отпусти Аню, – попросил Максим ласково. – Ты делаешь ей больно.
– Я упаду, – ответила она, плача. – Должна же у меня быть точка опоры!
Максим протянул руку и предложил:
– Попробуй подержаться за меня. Не хочешь?
Элла моментально перестала реветь. Ее глаза изумленно расширились.
– А ты хочешь? – спросила она шепотом.
– Я об этом мечтаю, – ответил Максим совершенно серьезно.
Я осторожно разогнула белые пальцы, сведенные судорогой, отняла ее ладонь от своей руки и протянула Максиму.
Макс подставил руку, и Элла сейчас же судорожно вцепилась в него.
– Это правда? – спросила она.
Ответа я уже не услышала.
Вышла из библиотеки и бесшумно прикрыла дверь.
Прислонилась к ней спиной, но только на одну минуту. Вытерла мокрые глаза, сердито стукнула себя по колену.
Не удержалась-таки…
Осмотрела руку, которую с трудом отвоевала у Эллы. На внутренней стороне чуть повыше запястья, багровели три ярких пятна. Ерунда, пройдут…
На душе было одновременно грустно и радостно. Радостно оттого, что одной проблемой в доме Волоховых, похоже, стало меньше. Возможно, самой главной проблемой.
А грустно оттого, что в этот момент я вдруг почувствовала себя очень одинокой. Хорошо, когда рядом есть настоящий мужчина. Такой, как Максим.
Настоящий мужчина – это состояние души. И где найти человека с таким большим внутренним состоянием?
Ответ лежал на поверхности, но я этот ответ прогнала. Мое положение сейчас было шатким и неопределенным, как никогда. Если Элла и Максим пережили нарыв в своих отношениях, то у меня впереди маячила та же неприятная перспектива.
И чем она для меня обернется, было совершенно неясно.
* * *
Несколько дней после этого разговора прошли незаметно. Эллу я почти не видела: ее полностью поглотили восстановившиеся отношения с мужем. Я этому ужасно радовалась, и старалась помочь, чем могла.
К примеру, отвозила Генриэтту в школу и забирала ее оттуда.
Элла не замечала ничего, происходящего в доме. Даже того, что вернулась Марья Гавриловна и приступила к выполнению своих обязанностей.
– Что с Женей? – спросила я ее.
– Она пришла в себя, – ответила домоправительница лаконично.
Я молчала, не осмеливаясь уточнять.
– Она поправится, – сказала Марья Гавриловна, и я впервые увидела, как она плачет одновременно радостными и злыми слезами.
– Слава богу! – сказала я.
Она молча кивнула головой и промокнула глаза платком.
– Если бы не этот подонок…
– Его больше нет, – перебила я. – Не будем об этом.
– Хорошо, – согласилась Марья Гавриловна. Аккуратно, чтобы не размазать тушь, вытерла глаза, бросила короткий взгляд в зеркало.
– А у нас что нового? – спросила она неуверенно. Все же она была наемным работником, обязанным соблюдать дистанцию. Но я поняла, что двигало ею не любопытство, а хорошее, искреннее чувство благодарности к Максу.
– У нас все просто отлично, – ответила я.
Марья Гавриловна улыбнулась бледной улыбкой.
– Я заметила, что Элла Сергеевна не отходит от Максима Леонидовича…
– Да, – подтвердила я с энтузиазмом. – У них намечается второй медовый месяц.
– Слава богу, – повторила домоправительница вслед за мной.
– Элла Сергеевна сейчас не вникает в хозяйство…
– Это понятно.
– Вы уж возьмите все на себя, – договорила я.
– Само собой, – ответила домоправительница. Ее лицо обрело привычное деловое и корректное выражение. Минуту она смотрела на меня озабоченным взглядом, потому решилась и спросила:
– А больше никаких… новостей?
– Самоубийство, – ответила я одним словом, понимая, о чем она спрашивает. Марать очистившийся воздух дома именем Стефана мне не хотелось.
Домоправительница слегка поджала тонкие губы. Выражение ее лица не изменилось, только в глазах мелькнуло мстительное удовлетворение.
– Я рада, – коротко сказала она.
И, не дожидаясь ответа, пошла прочь по коридору.
Я проводила ее взглядом. Что ж, проницательного человека трудно обмануть
Саша появился у нас только через неделю. Как я поняла, Семен Петрович раскопал нужные сведения. И сведения эти никакого удовлетворения Саше не принесли.
Его лицо осунулось, глаза запали в темные ямы, выкопанные бессонницей.
«Бедные мужчины!» – подумала я. – Рабы своего ущемленного самолюбия…»
– Как дела? – спросила я весело.
Мы расположились в зимнем саду, служившем в доме гостиной. Элла сидела возле изголовья больного Макса, Генриэтта делала уроки, Марья Гавриловна руководила хозяйством. Все в доме пришло в состояние непрерывного счастья, и атмосфера, еще недавно бывшая удушливой и непригодной для дыхания, наполнилась сплошным озоном.
Саша сел в кресло. Осмотрелся кругом, точно был здесь впервые. Протянул руку и оборвал листики растения, стоявшего рядом.
– Понятно, – резюмировала я.
– Я просто не знаю, что тебе сказать, – ответил Саша больным голосом.
Я с сочувствием посмотрела на него.
– Ты ее нашел?
– Нашел, – ответил Саша без всяких эмоций.
– Где она?
Он посмотрел на меня.
– Она в Канаде, – ответил он спокойно.
– В Канаде? – удивилась я. – Что она там делает?
– Она на каком-то творческом конгрессе театроведов. Уже полтора месяца. Вернется назад в Саратов только через две недели.
Я немного помолчала.
– Может, это только слух, что она в Канаде? – предложила я бальзам для Сашиных душевных ран. – А на самом деле она в Москве?
Саша досадливо отмахнулся от моего неуклюжего утешения.
– Не считай меня идиотом! Конечно, я все проверил!
– Например?
Он надулся.
– Например, проверил визу. Билет. Регистрацию. Факт прибытия.
Он сделал паузу.
– Даже позвонил в Канаду, – сознался он.
– Зачем? – удивилась я.
– Не знаю. Мне все время казалось, что ответ где-то рядом. Что я иду по следу, только чуть-чуть отклонился в сторону… И я позвонил в гостиницу, в которой она живет.
– Кстати, она Инна или Инга? – перебила я.
– Инна, – ответил он угрюмо.
– И она действительно живет в этой канадской гостинице?
– Ровно полтора месяца.
– Уверен?
– Я говорил с руководителем нашей делегации…
Саша сделал паузу.
– И с ней тоже.
– С Инной? – изумилась я. – Ну, ты даешь! Упорный, прямо как бультерьер! И что она тебе сказала?
– Она сказала, что я ненормальный, – ответил Саша несчастным голосом.
– Она плохо тебя знает, – заступилась я.
Саша сорвался с места и обошел гостиную кругом. Остановился у стеклянной стены, сунул руки в карманы и уставился на улицу.
– Я просто болен, – сказал он, не глядя на меня. – Я с ума сойду, если не раскопаю эту историю. Я же знаю, что ответ совсем рядом. В миллиметре…
– Успокойся! – начала я.
Он повернул голову и посмотрел на меня, как на ненормальную.
– О чем ты говоришь? Как я могу успокоиться?
Мне стало стыдно.
– Саш, я просто не знаю, как тебе помочь.
– Мне не нужна помощь, – сказал он отрывисто.
– Это плохо, – заметила я философски.
– Может быть.
Он еще раз обошел комнату и сел напротив меня.
– Ладно, – начал Саша, делая над собой героическое усилие. – Оставим это. Пока.
– Оставим, – согласилась я охотно.
Может, у него действительно само собой переболит? И он забудет эту историю?
«Ой, не рассчитывай!» – предупредил меня внутренний голос.
Я вздохнула. Да. Нужно быть реалисткой. Рано или поздно он до всего докопается.