Бедная Настя. Книга 1. Там, где разбиваются сердца - Елена Езерская

— Аи уходи! Я тебе вслед рекомендацию напишу: управляющий — вор и скотина! — разгорячился барон.

— Не поспешили бы, Иван Иванович! — с угрозой проговорил Шуллер. — Сами знаете — как бы напиться не понадобилось из колодца, в который вы сейчас плюнуть изволили.

— Понадобится — мы колодец прочистим, а вот ты стойла чистить ступай, чтобы вспомнил, кто здесь хозяин!

Прогнав управляющего, барон велел подать обед и после решил отдохнуть. Спал он спокойно и видел счастливые сны: Анну в толпе обожающих ее поклонников, и себя — среди очаровательных малышей-погодков, двух девочек и двух мальчиков. А откуда-то свыше смотрела на это красивая, благородная женщина и благословляла их. «Незабвенная моя, как бы мне хотелось, чтобы ты была с нами рядом, тебя единственно и люблю всю жизнь!» — обратился к ней барон и проснулся.

Он чувствовал удивительную бодрость и желание развеяться. Впервые за это время барон сам встал с постели и оделся, потом он направился в библиотеку, где всегда стоял его любимый графинчик с бренди. Варвара, явившаяся проследить, выпил ли барин лекарство, в спальной Корфа не нашла и подняла страшный шум, переполошив всех слуг. Но вскоре один из них наткнулся на барона в библиотеке, и поиски сами собой прекратились.

Но старый Корф не успел еще и глотка сделать, как вошедший слуга объявил, что его срочно желает видеть господин Забалуев.

— Проси, — разрешил барон, весьма удивленный этим обстоятельством.

— Приветствую вас, сосед! — бодро сказал Забалуев, входя в библиотеку.

— Рад видеть вас, — кивнул Корф. — И простите, что принимаю по-домашнему, в халате, ибо не был о вашем визите заранее предупрежден. Присаживайтесь. Выпьете бренди?

— Благодарю, но я пью только вино!

— А я — только бренди! Впрочем, вино у меня тоже есть. Я попрошу, чтобы вам налили.

— Не стоит беспокойства. Я с удовольствием сделаю это сам, по-домашнему, — Забалуев взял со столика графинчик и принялся с интересом рассматривать его. — Прекрасная вещь и, наверное, дорогая?

— А вы прозвоните, слышите, звук? Это баварское стекло, рецепт изготовления которого утерян! Подарок покойного государя Александра Павловича!

— Позволю себе сделать предположение, что этот графин вы получили в знак восхищения перед вашими военными заслугами? И я, признаться, тоже бивал французишек! Помню, один против семерых схватился в горящем доме. Повезло, что трех упавшей балкой придавило! Но четверо были… Хорошо, что отделался легкой контузией. Простите, воспоминания нахлынули! Но какие были времена. Мы были молоды и храбры…

— И наивны — мы думали, что бессмертны.

— Мы, может быть, и не бессмертны, но и сейчас еще — о-го-го! — Забалуев поднял фужер с вином и, показав — за вас! — выпил его содержимое в один глоток.

— Должен признаться, что удивлен и вместе с тем обрадован вашим приходом, — кивнул ему Корф. — Я предполагал пригласить вас к себе, но через день-другой.

— Боюсь, что я знаю для чего. Княгиня Долгорукая утверждает, что вы не выплатили долг ее мужу…

— А вы действительно прекрасно осведомлены и, кажется, уже успели составить свое мнение.

— Посудите сами, Иван Иванович! Вы говорите одно, княгиня утверждает обратное, но единственным в этой истории документом владеет именно она. Мария Алексеевна предъявила мне вашу расписку, где вы собственноручно соглашаетесь оставить свое имение в качестве уплаты долга в случае его невозврата в означенные сроки. И, если вы не найдете письменного доказательства осуществленной выплаты, то ваше имение по договору переходит в собственность княгини. А она требует, чтобы вы покинули дом к концу этой недели!

— Сударь, у меня был документ, подтверждающий мои слова, но его выкрали!

— Я сожалею о потере документа, Иван Иванович. Однако поймите и вы меня. Я при ваших разговорах с князем не присутствовал, равно как и Мария Алексеевна. Но документы для того и придуманы, чтобы… Нет-нет, я понимаю, можно верить людям и на слово. Но в данном случае закон всецело на стороне Марии Алексеевны, а она хочет видеть документы, подтверждающие вашу правоту. Только и всего.

— Андрей Платонович, я же вам сказал — документ украден.

— Я, конечно, могу переговорить с княгиней, но есть обстоятельства, которые в какой-то степени препятствуют моей полной объективности в этом вопросе. Вы, должно быть, слышали, о нашей с Елизаветой Петровной помолвке? Признаюсь вам откровенно — княгиня намерена включить ваше поместье в приданое дочери.

— Что ж, поскольку вы — лицо заинтересованное, я полагаю, следует поручить посредничество в нашей тяжбе кому-то другому, — твердо сказал барон, давая понять, что разговор на этом окончен.

— Иван Иванович, я, однако, советую вам не терять времени попусту. Ведь у вас нет никаких доказательств того, что вы с покойным князем рассчитались. Другой посредник, боюсь, придет к тому же выводу, что и я.

— Я найду эти доказательства, или, по крайней мере, представлю свидетелей! И тогда вам придется переосмыслить ваши выводы. Будьте здесь завтра до полудня.

Забалуев пожал плечами и откланялся. Барон тут же позвонил в колокольчик и велел слуге позвать к нему управляющего. Карл Модестович пришел немедленно. На лице его застыло выражение несправедливой обиженности, и весь его облик словно говорил — предстаю перед вами, чист и невинен, аки агнец, и, за что был бит и унижен, мне неведомо. Барон сделал вид, что личину эту не заметил, и сразу приступил к делу.

— Я хотел бы знать, Карл Модестович, готовы ли вы искупить свою вину и вернуть себе мое расположение?

— Мечтаю, господин барон, — надменно кивнул управляющий.

— В таком случае я буду рад предоставить вам эту возможность.

— И что я должен сделать?

— Ты был свидетелем при подписании документа, подтверждающего выплату мною долга князю Долгорукому. Помнишь?

— Да, помню. Присутствовал.

— Поклянешься ли в том перед княгиней и Андреем Платоновичем Забалуевым?

— Вы обвинили меня в краже этого самого документа. А теперь хотите, чтобы я свидетельствовал в вашу пользу? Не странно ли это?

— Ты можешь доказать свою невиновность, а я перестану подозревать тебя в воровстве. И, если после всего ты пожелаешь уйти, то я выплачу тебе достаточное выходное пособие и напишу наилучшие рекомендации.

— Что же, — после некоторого раздумья сказал Шуллер. — Княгиня Мария Алексеевна думает, что все ее будут слушаться только потому, что она так желает. Но я честный человек, поверьте! И несправедливости не допущу.

— Вот и славно, а теперь ступай.