Лунный камень - Уилки Коллинз

Она произнесла это таким тоном, что не понять ее было невозможно даже старику Эбльуайту. Температура повысилась еще на градус, а голос, когда он опять заговорил, перестал быть голосом, подобающим человеку, известному своим добродушием.

— Стало быть, я должен понять, — сказал он, — что у вас с ним все кончено?

— Пожалуйста, поймите это, мистер Эбльуайт.

— И я также должен понять, что предложение разрыва исходило от тебя?

— Вначале от меня. Но, как я вам сказала, с согласия и одобрения вашего сына.

Ртуть в термометре поднялась на самый верх, красная макушка побагровела.

— Сын мой малодушный трус! — вскричал в ярости старый грешник. — Я сам, как отец, — а не ради него, — хочу знать, мисс Вериндер, что смущает вас в поведении мистера Годфри Эбльуайта?

Тут мистер Брефф вмешался в первый раз.

— Вы не обязаны отвечать на этот вопрос, — сказал он Рэчель.

Старик Эбльуайт тотчас напустился на пего.

— Не забывайте, сэр, — сказал он, — что вы здесь незваный гость. Ваше вмешательство было бы гораздо желательней, если бы вы подождали, когда вас попросят вмешаться.

Мистер Брефф не обратил на это никакого внимания. Не дрогнул ни один мускул его морщинистого, старого лица. Рэчель поблагодарила его за совет, который он дал ей, а потом обернулась к старику Эбльуайту, сохраняя свое спокойствие, которое (принимая во внимание ее возраст и пол) было просто страшно видеть.

— Ваш сын задал мне точно такой же вопрос, — сказала она, — и у меня был для него только один ответ; только один ответ есть у меня и для вас. Я предложила, чтобы мы разошлись, потому что размышление убедило меня, что и для его и для моего блага будет лучше взять назад опрометчиво данное слово и предоставить ему свободу сделать другой выбор.

— Что же сделал мой сын? — настаивал мистер Эбльуайт. — Я имею право это знать. Что сделал мой сын?

Она так же упорно стояла на своем.

— Вы получили единственное объяснение, которое я считаю необходимым дать ему или вам, — сказала она.

— Говоря попросту, вам вздумалось и заблагорассудилось, мисс Вериндер, обмануть моего сына?

Рэчель помолчала с минуту, сидя позади нее, я слышала, как она вздохнула. Мистер Брефф взял ее руку и пожал. Собравшись с силами, она ответила мистеру Эбльуайту так же смело, как прежде.

— Я подвергла себя еще худшим толкам, — сказала она, — и терпеливо перенесла их. Прошло то время, когда вы могли бы оскорбить меня, назвав меня обманщицей.

Она говорила с такой горечью, что я подумала, не пришла ли ей в голову скандальная история Лунного камня.

— Мне больше нечего сказать, — уныло прибавила она, не обращаясь ни к кому из нас в отдельности, отвернувшись от всех и глядя в ближайшее к ней окно.

Мистер Эбльуайт вскочил и так сильно отодвинул свой стул, что тот опрокинулся и упал.

— А мне есть что сказать, — объявил он, стукнув по столу ладонью. — Я скажу, что если сын мой не чувствует этого оскорбления, то чувствую я.

Рэчель вздрогнула и взглянула на него с внезапным удивлением.

— Оскорбление? — повторила она. — Что вы хотите этим сказать?

— Оскорбление! — повторил Эбльуайт. — Я знаю, по какой причине, мисс Вериндер, вы нарушили обещание, данное моему сыну. Я знаю это так же хорошо, как если бы вы сами признались в нем. Ваша проклятая фамильная гордость наносит оскорбление Годфри, как оскорбила она и меня, когда я женился на вашей тетке. Ее родные, ее нищие родные показали ей спину за то, что она вышла за честного человека, своими руками составившего себе состояние. Предков у меня не было. Я не происхожу от головорезов и мошенников, живущих воровством и убийством. Я не могу указать время, когда у Эбльуайтов не было рубашки на теле и когда они не умели подписать своего имени. Ага! Я не годился для Гернкастлей, когда я женился. А теперь сын мой не годится для вас. Я давно это подозревал. В вас заговорила кровь Гернкастлей, молодая особа! Я давно это подозревал.

— Весьма недостойное подозрение, — заметил Брефф. — Удивляюсь, как у вас хватило мужества высказать его.

Прежде чем мистер Эбльуайт успел найти слова для ответа, Рэчель заговорила тоном самого оскорбительного презрения.

— Не стоит обращать на это внимания, — сказала она стряпчему, — если он думает так, предоставим ему думать, как он хочет.

Из багрового мистер Эбльуайт сделался синим. Он задыхался и едва переводил дух; он глядел то на Рэчель, то на Бреффа с таким бешенством, словно не знал, на кого из них прежде напасть. Жена его, до сих пор бесстрастно обмахивавшаяся веером, испугалась и попыталась, совершенно безрезультатно, успокоить его. Во время всего этого прискорбного разговора меня неоднократно охватывал внутренний порыв вмешаться и сказать несколько серьезных слов, но я удерживалась из опасения возможных последствий, — опасения, недостойного христианки и англичанки, стремящейся не к тому, чего требует малодушное благоразумие, а к тому, что нравственно справедливо. Видя, до чего дошло теперь дело, я встала, поставив себя выше всяких соображений о приличии. Если бы я собиралась возражать собственными, смиренно придуманными мною доводами, быть может, я еще поколебалась бы. Но печальное домашнее несогласие, которого я теперь была свидетельницей, было чудно и прекрасно предусмотрено в корреспонденции мисс Джейн-Энн Стампер, — письмо тысяча первое на тему “Семейный мир”. Я вышла из моего укромного уголка и раскрыла мою драгоценную книгу.

— Любезный мистер Эбльуайт, — сказала я, — одно только слово!

Когда, вставши, я привлекла к себе внимание всего общества, я могла заметить, что мистер Эбльуайт собирается сказать мне что-то грубое. Мои дружеские слова, однако, остановили его. Он вытаращил на меня глаза с языческим удивлением.

— Позвольте мне, — продолжала я, — как искренней доброжелательнице и другу, как женщине, давно привыкшей пробуждать, убеждать, приготовлять, просвещать и укреплять других, — позвольте мне взять на себя вполне простительную вольность успокоить вашу душу.

Он начал приходить в себя; он готов был разразиться гневом, и разразился бы, будь на моем месте всякий другой. Но мой голос (обыкновенно кроткий) обладает высокою нотою в важных случаях жизни. В данном случае я испытывала неотступное призвание говорить самым высоким голосом. Я поднесла к нему мою драгоценную книгу и указала пальцем на открытую страницу.

— Не к моим словам! — воскликнула я в порыве горячего усердия. — О, не предполагайте, что я требую внимания к моим смиренным словам! Манна в пустыне, мистер Эбльуайт! Роса на засохшей земле! Слова утешения, слова благоразумия, слова любви — блаженные, блаженные, блаженные слова мисс Джейн-Энн Стампер!

Тут я остановилась, потому что у меня захватило дыхание. Прежде чем я успела опомниться, это чудовище в человеческом образе бешено закричало:

— К … мисс Джейн-Энн Стампер!

Я не могу написать ужасное слово, какое заменено здесь точками. Я вскрикнула, когда оно сорвалось с его губ; я бросилась к моему мешочку, лежавшему на столико у стены; я высыпала из него все мои трактаты; я схватила один трактат о нечестивых ругательствах, под названием “Умолкните во имя неба!” и подала ему с выражением томной мольбы. Он разорвал его и швырнул в меня через стол. Все вскочили в испуге, не зная, что произойдет дальше. Я тотчас села в свой угол. Однажды был такой случай, почти при подобных же обстоятельствах, когда мисс Джейн-Энн Стампер схватили за плечи и вытолкали из комнаты. Я ожидала, вдохновляемая ее мужеством, повторения ее мученичества.

Но нет, этого не случилось. Прежде всего он обратился к своей жене:

— Кто, кто, кто, — забормотал он в бешенстве, — пригласил сюда эту дерзкую изуверку?

Прежде чем тетушка Эбльуайт успела сказать слово, Рэчель ответила за нее:

— Мисс Клак в гостях у меня.

Слова эти произвели странное действие на мистера Эбльуайта. Они вдруг превратили его из человека, пылавшего гневом, в человека, одержимого ледяным презрением. Всем сделалось ясно, что Рэчель сказала что-то такое, — как ни кроток и ясен был ее ответ, — что, наконец, дало ему преимущество над нею.

— Ого! — сказал он. — Мисс Клак здесь, у вас в гостях, в моем доме?

В свою очередь, Рэчель вышла из терпения; лицо ее вспыхнуло, а глаза гневно засверкали. Она обернулась к стряпчему и, указав на мистера Эбльуайта, спросила надменно:

— Что он хочет этим сказать?

Мистер Брефф вмешался в третий раз.

— Вы, кажется, забываете, — обратился он к мистеру Эбльуайту, — что вы наняли этот дом для мисс Вериндер, как ее опекун.

— Сделайте одолжение, не торопитесь, — перебил мистер Эбльуайт, — мне остается сказать одно последнее слово, которое я давно бы сказал, если бы эта… — он посмотрел на меня, придумывая, какое гнусное название должен он дать мне, — если бы эта буйная старая дева не перебила нас. Позвольте мне сказать вам, сэр, что если мой сын не годится в мужья мисс Вериндер, то я не думаю, чтобы и его отец годился ей в опекуны. Прошу вас понять, что я отказываюсь от опекунства, предложенного мне в завещании леди Вериндер. Говоря юридическим языком, я слагаю с себя звание опекуна. Этот дом был нанят на мое имя. Я беру всю ответственность за этот наем на себя.