Император Николай II. Тайны Российского Императорского двора (сборник) - Константин Романов

Помню, как во время посещения вновь построенного форта Инонеми Государь, выйдя на берег и увидав, что рабочие, принимавшие участие в постройке, поставлены в какое-то особое веревочное оцепление, немедленно приказал уничтожить оцепление и выпустить рабочих на свободу. Мера эта не изменила порядка во все время Высочайшего посещения и глубоко тронула рабочих. Почти такой же случай повторился во время Полтавских торжеств, когда Государь неожиданно, едучи по расписанию на всенощную в храм на месте могилы, по дороге увидел какие-то бараки, оказавшиеся построенными специально для представителей от крестьян, собранных со всей России и находящихся как бы во временном заключении. Государь приказал, несмотря на уговоры губернатора, повернуть к баракам и более 2-х часов провел среди крестьян, разговаривая с ними, расспрашивая их нужды, совершенно без всякой охраны.

В довершение характеристики Государя Императора Николая II необходимо упомянуть о Его исключительном безразличии к удобствам жизни и комфорту, о Его скромности в пище и вине и о Его полном равнодушии к деньгам. Все Свои доходы Государь отдавал русским людям или в виде денежной помощи, когда за этим к Нему обращались, или на воспитание детей, или же на улучшение принадлежащих лично Государю имений, делая из пустынь плодороднейшие пространства. На Себя, Свою Семью, на Свой стол Государь тратил минимум возможного, урезывая Себя во всем, прекратив балы, парадные обеды и т. п.

Августейшая Супруга Императрица Александра Федоровна исключительно подходила к Нему, будучи также очень скромной, трогательной матерью, простой в обращении, заботливой о всех близких и редкой доброты. Муж и дети — в этом вся жизнь и счастье. И ради обожаемого Супруга невольная заинтересованность в делах Государственных настолько, насколько Государю угодно было обращаться за советом или поддержкой к Своему единственному верному другу — Супруге. Можно допустить, что Императрица ошибалась и невольно советовала Государю неправильно, не будучи в курсе всех дел в особенности последнее время, когда состояние Ее здоровья не давало возможности быть всегда в курсе дел, но нельзя не верить, что Ее Величеством всегда руководило чувство любви к России, а никак не к Германии, в чем дерзновенно обвиняли Государыню чуть ли не с Думской кафедры.

Помню, как Их Величества вернулись из Гомбурга[356], куда специально ездили для прохождения курса лечения Императрицей. Сколько было тогда рассказов об немецком этикете, столь чуждом Императрице, воспитанной королевой Викторией, а затем привыкшей к Русскому Двору. Только естественная любовь к брату и связывала Императрицу еще с Германией, но и только. Недаром Император Вильгельм[357] не любил Александру Федоровну, прекрасно понимая, что Она стала настоящей Русской и истинно православной. Государыня обладала довольно вспыльчивым характером, но умела сдерживаться, а затем очень быстро отходила и забывала свой гнев.

Та к же, как и Государь, Императрица была очень застенчива, не любила парадных приемов, балов, раутов и т. п., отдаваясь всецело обязанностям Супруги и матери. Воспитание Детей шло исключительно под Ее личным надзором, т. е. совсем не так, как было принято в России даже в средне зажиточных домах, где воспитание возлагалось на гувернанток и гувернеров.

Императрица любила свой дом больше всего, почему Ей было неприятно принимать в тесный и дружный круг Своей Семьи посторонних людей в лице воспитательниц.

Застенчивость Ее Величества сказывалась на каждом шагу, а в особенности во время торжественных или парадных приемов. Наружно это выражалось каким-то особенным выражением лица. Получалось со стороны впечатление, что Императрица в это время переживала нечто мучительное. Поэтому у многих, кто не знал близко Ее Величества, составлялось впечатление о ней как о женщине нелюбезной и неласковой.

Императрица была исключительно доброй и снисходительной. Как-то раз, накануне ухода на яхте «Штандарт» в шхерное плавание, очередному камердинеру Ее Величества не понравилась отведенная ему по положению каюта. Нужно заметить, что такие каюты должностным лицам были предназначены еще при постройке яхты и обозначены надписями, причем в них были проведены звонки из соответствующих Высочайших кают. Прислуга прибыла накануне, когда на яхте никого еще не было, и камердинер мог свободно осмотреть все помещения. Таким образом, он выбрал себе одну из свитских кают и попросил офицера, заведующего Царскими помещениями на яхте, позволить ему перебраться в выбранную им каюту. Естественно, офицер отклонил такое ходатайство, объяснив, что он не может выбирать себе каюты, так как они все именные. Тогда камердинер заявил, что он не пойдет в плавание. На это офицер ответил, что это его никак не касается, и на всякий случай доложил об этом командиру яхты капитану 1 ранга И. И. Чагину. Командир подтвердил отказ.

На другой день часам к 11 прибыли Их Величества с Семьей и свитой и, конечно, первым делом после встречи спустились в свои каюты, в которых Они так давно уже не были.

Прошло короткое время, когда командиру доложили, что его просит к Себе Императрица. Не успел капитан Чагин войти в каюту, как Ее Величество почти дословно сказала следующее: «Иван Иванович, у меня к Вам большая просьба, надеюсь, что Вы ее исполните». На это капитан Чагин ответил, что просьба Ее Величества есть приказание и, конечно, будет немедленно исполнена. «Я знаю, Иван Иванович, что я делаю неправильно, что я не имею права просить Вас об этом, но если Вы не хотите отравить мне все плавание, то исполните мою просьбу». Такое вступление привело капитана Чагина в полное недоумение и он просил Ее Величество сказать, в чем заключается просьба. «Дайте, пожалуйста, моему камердинеру каюту, которую он выбрал себе, а то он испортит мне пребывание на яхте». Капитан Чагин ответил, что, конечно, желание Ее Величества будет исполнено, но он считает долгом доложить, что это незаконно. «Я знаю, — ответила Ее Величество, — но очень прошу». Поневоле пришлось исполнить каприз камердинера.

Доброта Ее Величества сказывалась во всем, но в особенности в Ее отношениях к людям, в Ее постоянных заботах о всех мало-мальски Ей известных лицах, впавших во временное тяжелое положение, при заболевании и т. п. Помощь оказывалась широкая, как денежная, так и моральная. Трудно себе представить, какой массе лиц Ее Величество помогала выйти из материальных затруднений, скольким детям оказала помощь в воспитании и какую массу больных призрела в различных санаториях.

У многих русских составилось понятие об Императрице как о женщине суровой, с твердым упорным характером, с огромной силой воли, не ласковой, сухой, которая сильно влияла на Своего Августейшего Супруга и руководила Его решениями по Своему усмотрению. Этот взгляд совершенно ошибочен. Ее Величество не только сердечно относилась ко всем окружающим, но скорее баловала всех, волновалась постоянно о других, заботилась о них, а Детей Своих баловала чрезмерно и Ей постоянно приходилось обращаться за содействием к Супругу, так как Наследник Цесаревич Алексей Николаевич признавал волю только Отца Своего и дядьки матроса Деревенько, Мать же Свою совершенно не слушался. Малолетние Великие Княжны тоже мало слушались Мать.