Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира - Нил Сэмворт

– Сэмикинс, – сказала однажды утром К. К., – не мог бы ты поговорить с Марком Бриджером?

Она выглядела недовольной, и протянула мне скомканный кусок ткани. Я развернул его – внутри оказалась бритва без лезвия. Заключенного во время бритья запирали за дверью, а на дверь вешали табличку, предупреждающую, что там внутри бритва. Затем мы забирали бритву обратно – на случай, если лезвие вытащат, чтобы причинить себе вред.

– Вот так он мне ее дал, – сказала она, раздраженная тем, что этот придурок решил, что она не проверит, прежде чем выбросить ее в мусорное ведро.

Я встал, мгновенно перейдя в режим Джонатана Васса. Бриджер не уважал наши правила. Политики и начальство были бы недовольны тем, что я собирался сделать, но мне было наплевать. Он был просто заключенным, как и любой другой здесь – и на самом деле он был гораздо хуже многих, и его пора было поставить на место.

Он был в камере в конце блока, слева, Y11. Я отодвинул засов и сел на его кровать.

– А теперь послушай меня, придурок, – сказал я, понизив голос, чтобы он звучал более угрожающе. – Если ты еще раз попытаешься принять кого-нибудь из нас за клоунов, спрячешь лезвие, сваляешь дурака – что угодно, я превращу твою жизнь в ад.

Силенок у меня хватает, и, когда я в таком настроении, мало кто станет со мной спорить, даже парень с таким страшным прошлым. В 2004 году он был осужден за то, что угрожал полицейскому мачете, а три года спустя получил условный срок за то, что ударил кого-то в споре из-за тачки. К тому времени, как я закончил разговаривать с ним, он уже почти плакал. Я забрал лезвие, захлопнул дверь и пошел в кабинет. Когда К. К. вошла, я заполнял свои формы ОУЗКР.

– Спасибо за это, мистер Сэмворт, – сказала она со смиренным выражением лица.

Марк Бриджер быстро сообразил: его отправили прямиком в медицинское отделение «Манчестера», и это говорит о том, что он в полном дерьме – остальная часть тюрьмы, должно быть, ненавидела его. Поэтому он придумал новый способ обороны: начал вести себя странно, неловко, притворился психически больным. Брэддерс знала, что он притворяется, но подыгрывала.

– В чем дело, Марк? Мы можем помочь?

– Эйприл, – сказал он, – она навещает меня каждый вечер.

Он придуривался около месяца. Полиция вызвала врача-специалиста, а мы знали, что если все дойдет до суда и его сочтут психически больным, это повредит делу. В самом худшем случае он получит пожизненное заключение с признанием частичной вменяемости.

Как-то раз в обед я был на кухне с двумя уборщиками. Обычно это была работа Сэнди, но сейчас она сидела в камере с одной из медсестер. Я заметил, что как будто чего-то не хватает. Мне сказали, что нет пачек со спагетти. Они закончились? Зэки что, нашли способ курить эти макароны или колоться ими?

– Они под столом, мистер С., – сказал уборщик. Сэнди велела ему положить их туда, иначе, сказала она, наш печально известный постоялец не выйдет. – Бриджер говорит, что это было любимое блюдо Эйприл.

Я не мог позволить ему валять дурака, так что я снова пошел к нему в камеру.

– Иди ужинать, живо!

Приблизившись к плите, он остановился и отвернулся, словно испугавшись чего-то. Поэтому я отвел его обратно в камеру и запер. Сэнди и меня создавшаяся ситуация дико раздражала, но вскоре все закончилось.

У нас был один уборщик, назовем его Джей. Я был его личным офицером. Я знал его уже добрую пару лет и даже выступал на нескольких заседаниях комиссии по условно-досрочному освобождению, чего раньше никогда не делал. Он был лондонцем и не то чтобы занимался чем-то хорошим – он совершал вооруженные ограбления, но был вежлив, особенно с женщинам, что очень приветствовалось в медицинском отделении. Образцовый заключенный.

Однажды я стоял и разговаривал с Бриджером – редкое событие, – и он немного ныл, как раз когда подошел Джей. Так вот, я думал, что Марк Бриджер был валлийцем; вероятно, некоторые все еще думают, что он валлиец. Но Джей послушал и спросил его: «Из какой части Лондона ты родом?»

Я подумал, что Джей сошел с ума, но Бриджер произносит название района, которое наш молодчина сразу узнал.

– Черт возьми, ты знаешь такого-то?.. – сказал Джей и назвал одного из своих кузенов.

– Да, – сказал Бриджер и ответил: «Моя сестра замужем за его братом» – или что-то в этом роде. Во всяком случае, у них были какие-то общие отношения, и Бриджер, это самоуверенное, лживое трепло, думает, что у них есть связь.

Вскоре после этого Джей пришел ко мне.

– Мистер С., можно вас на пару слов?

– В чем дело? – спросил я. Он выглядел встревоженным.

– Я только что разговаривал с Марком Бриджером.

– Продолжай.

– Он рассказал мне, что сделал с этой девочкой.

– Правда? – спросил я.

– Ага. Я должен с кем-то поговорить об этом.

Поэтому он сказал мне кое-что, что я никогда не повторял, кроме того, что написал об этом в рапорте в службу безопасности. Это было действительно очень жутко, поэтому я спросил Джея, не нуждается ли он в консультации психолога. Если да, то мы разберемся с этим.

Конечно, полиция захотела, чтобы Джей переехал – хотя бы из этого крыла. Этот парень стоил тысячи уборщиков, и я был зол, что у нас его забрали. Но полиция полагала, что то, что Бриджер сказал Джею, было самым близким описанием того, что на самом деле произошло с девочкой. Если бы у суда возникли какие-то сложности с обвинением, они вполне могли бы вызвать его в качестве свидетеля, поэтому их пришлось разлучить.

В день, когда Бриджера увезли, Джей вернулся на службу уборщиком в больничное крыло уже через час. Медсестры действительно нуждались в нем – учитывая количество телесных жидкостей, с которыми приходилось иметь дело.

Я запросто мог иметь дело с заключенными, которые сердились или лупили меня по лицу. Когда драка казалась неизбежной, я мог с ней справиться. У меня были границы, я знал, с чем имею дело.

Но я обнаружил, что мне труднее всего справиться с тем, кто просто слоняется вокруг, скользкий, как слизняк. Я много работал сверхурочно, поэтому мог находиться рядом с ним шесть или семь дней в неделю, по двенадцать часов в день. «О, мистер Сэмворт, можно мне принять душ? О, мистер Сэмворт, могу я сделать то или это?»

Вся эта воздушно-волшебная вежливость вызывала тошноту. От такого у меня буквально крышу сносило от злости.

Медицинскому персоналу была предоставлена возможность присутствовать на его суде. Я отказался. Я не хотел больше ни минуты находиться в обществе этого монстра и, конечно же, не желал слышать, как он лжет и льстит, давая