Каин и Авель - Джеффри Арчер

На шестьдесят пятый день рождения Алана Ллойда собрались все семнадцать членов совета директоров. Вначале председатель произнёс прощальную речь, длившуюся всего четырнадцать минут, но Уильяму показалось, что она никогда не кончится. Тони Симмонс нервно барабанил авторучкой по жёлтому блокноту, лежавшему перед ним, время от времени поглядывая на Уильяма. Никто из них двоих не слышал Алана Ллойда. Наконец Алан сел под громкие аплодисменты, то есть настолько громкие, насколько это могут позволить себе бостонские банкиры. Когда они стихли, Алан Ллойд в последний раз встал со стула в качестве председателя.

– Итак, джентльмены, мы должны избрать моего преемника. Совету представлены два выдающихся кандидата: начальник нашего заокеанского отделения мистер Энтони Симмонс и начальник американского отделения по инвестициям мистер Уильям Каин. Они оба прекрасно вам известны, джентльмены, и я не хочу пускаться в подробности, рассказывая об их заслугах. Вместо этого я прошу каждого кандидата обратиться к совету с изложением своего ви́дения перспектив банка «Каин и Кэббот» в случае его избрания председателем совета директоров.

Первым поднялся Уильям, – так решил жребий, брошенный претендентами прошлым вечером. Уильям Каин обратился к присутствующим с двадцатиминутной речью, заявив, что направит свою энергию в новые области приложения капитала, где банк ещё не пытался работать. Он, в частности, хотел расширить базу деятельности, выбраться из депрессивной Новой Англии и перенести внимание на центр банковской активности, который, по его мнению, находился теперь в Нью-Йорке. Уильям также упомянул о возможности учреждения акционерной компании, которая должна будет специализироваться на коммерческих кредитах, на что более умудрённые годами члены совета только недоверчиво покачали головами. Он хотел, чтобы банк проводил экспансионистскую политику, конкурировал с новым поколением финансистов, которые ведут сегодня Америку за собой, с тем чтобы «Каин и Кэббот» вошёл во вторую половину двадцатого века в качестве крупнейшего финансового института Соединённых Штатов. Когда Уильям сел, то с удовлетворением услышал одобрительные шепотки; в целом его речь произвела благоприятное впечатление.

Тони Симмонс выступил за более консервативную политику: в течение следующих нескольких лет банку следует укрепить свои позиции, работать только в тщательно выбранных областях и придерживаться традиций банковского дела, которые и завоевали «Каин и Кэббот» его нынешнюю репутацию. Симмонс сказал, что сделал выводы из катастрофы и свою главную задачу видит в обеспечении банку «Каин и Кэббот» возможности вообще войти во вторую половину двадцатого века. Реплика вызвала смех в зале. В конце Тони тактично, но уверенно заявил, что Уильям и сам знает, что он слишком молод, чтобы соответствовать этой должности. Когда Тони сел, Уильям не мог сказать, куда склоняется совет директоров.

Алан Ллойд проинформировал собрание, что ни он, ни оба претендента голосовать не будут. Четырнадцать голосующих членов совета получили бюллетени, которые они заполнили и передали Алану, и тот, выступая в качестве председателя счётной комиссии, начал медленно их пересчитывать. Уильям вдруг обнаружил, что не может поднять глаз от исчерченного им вдоль и поперёк блокнота, на странице которого ясно отпечаталась его вспотевшая ладонь. Когда Алан закончил подсчёт и огласил результаты – шесть за Каина и шесть за Симмонса при двух воздержавшихся, – по залу пробежал шумок. Между членами совета начались разговоры вполголоса, и Алан призвал к спокойствию, а Уильям глубоко вздохнул, и его вздох был отчётливо слышен в наступившей тишине.

Алан выдержал паузу и сказал:

– Я полагаю, что в сложившихся обстоятельствах будет уместным провести повторное голосование. Если кто-то из воздержавшихся членов совета найдёт основания поддержать того или иного кандидата, то это может дать возможность одному из претендентов одержать победу.

Опять были розданы бюллетени. На этот раз Уильям не мог даже взглянуть на голосующих, он только слушал скрип стальных перьев по бумаге. Алан снова собрал бюллетени. Медленно открывая каждый из них, теперь он громко называл имена по мере прочтения.

– Уильям Каин.

– Энтони Симмонс, Энтони Симмонс, Энтони Симмонс.

Три – один в пользу Тони Симмонса.

– Уильям Каин. Уильям Каин.

– Энтони Симмонс.

– Уильям Каин. Уильям Каин. Уильям Каин.

Шесть – четыре в пользу Уильяма.

– Энтони Симмонс. Энтони Симмонс.

– Уильям Каин.

Семь – шесть в пользу Уильяма.

Уильяму показалось, что он не может вдохнуть, а Алану Ллойду понадобилась вечность, чтобы вскрыть последний бюллетень.

– Энтони Симмонс, – объявил он. – Голоса разделились семь на семь.

Уильям знал, что теперь Алан Ллойд вынужден будет принять участие в голосовании, и хотя тот никому не говорил о своих предпочтениях, Уильям всегда исходил из того, что, если голосование зайдёт в тупик, Алан поддержит его против Тони Симмонса.

– Поскольку голосование дважды не дало результатов и поскольку, как я понимаю, никто из членов совета не намерен изменить своё решение, я должен отдать свой голос за того кандидата, который, по моему мнению, достоин стать моим преемником в качестве председателя совета директоров «Каин и Кэббот». Я знаю, что нахожусь в незавидном положении, но не вижу другой альтернативы, кроме как назвать имя нового председателя. Этот человек – Тони Симмонс.

Уильям не мог поверить своим ушам, Симмонс был шокирован не меньше. Он под аплодисменты поднялся, поменялся с Аланом Ллойдом местами и впервые обратился к собравшимся в качестве нового председателя совета директоров банка «Каин и Кэббот». Он поблагодарил совет за поддержку и дал высокую оценку тому факту, что Уильям не воспользовался своими сильными финансовыми и семейными возможностями, чтобы оказать давление на членов совета при голосовании. Он пригласил Уильяма занять пост вице-председателя совета директоров, а Мэттью Лестера – заменить Алана Ллойда на посту директора отдела. Оба предложения были единогласно одобрены.

Уильям сидел, уставившись на портрет отца. Он чувствовал, что подвёл его.

20

Авель потушил сигару второй раз и поклялся, что не закурит больше ни одной, пока полностью не рассчитается за два миллиона долларов, нужные ему для установления полного контроля над группой «Ричмонд». Нельзя было расслабляться за сигарой, когда индекс Доу-Джонса опустился до низшего предела, а во всех крупных городах Америки выстроились очереди за бесплатным супом. Авель уставился в потолок и стал размышлять над тем, что и в какой последовательности ему следует сделать. В первую очередь надо сохранить лучшие кадры персонала «Ричмонда» в Чикаго.

Он поднялся с кровати, надел пиджак и отправился в пристройку для персонала, где жило большинство сотрудников, не сумевших найти работу. Авель нанял всех, кому доверял, а тем из них, кто был готов уехать из Чикаго, предоставил работу в одном из десяти других отелей. Он каждому разъяснил свою позицию: в период нынешней рекордной безработицы их рабочие места гарантированы только в том случае, когда отели дают прибыль и пока они её дают. Он считал, что остальные отели группы управляются такими же мошенниками, которые хозяйничали в старом «Ричмонде» в Чикаго, хотел изменить это положение, и изменить быстро. Авель направил трёх своих помощников в отели «Ричмонд» в Далласе, Цинциннати и Сент-Луисе и назначил новых помощников управляющих в остальные семь отелей – в Хьюстоне, Мобиле, Чарльстоне, Атланте, Мемфисе, Новом Орлеане и Луисвилле. Первоначально все отели Лероя располагались на Юге и Среднем Западе, включая и чикагский «Ричмонд» – единственный, который Лерой построил сам. Понадобились три недели, чтобы сотрудники чикагского «Ричмонда» освоились на новых местах.

Авель решил устроить свой кабинет в пристройке «Ричмонда», а на её первом этаже открыл ресторанчик.

Имело смысл остаться рядом со своим заимодавцем и его банкиром, а не уезжать в один из отелей на Юге. Более того, в Чикаго была Софья, и Авель чувствовал, что рано или поздно она бросит своего прыщавого юнца и влюбится в него, – Софья была единственной из известных ему женщин, с кем он чувствовал себя уверенно и спокойно. Уезжая в Нью-Йорк в поисках новых профессиональных кадров, он добился от неё обещания, что она больше не будет встречаться со своим прыщавым приятелем.

«Пусть остаётся прыщавым, – подумал Авель про себя, – но уже не её приятелем».

В ту ночь они впервые занимались любовью и спали вместе. Она оказалась мягкой, весёлой и восхитительной.

Внимательная забота и нежные, опытные руки Авеля удивили Софью.

– Сколько же у тебя было девушек после «Чёрной стрелы»? – спросила она, смеясь.

– Ни одной, которая была бы мне интересна, – ответил он.