Мозаика (книга первая) - Константин Бояндин

Мегин поймала её за руку, когда эль–Неренн повернула ко входу на женскую половину.

— Идём, — шепнула «кошечка». — Давно такого не слышала.

Она кралась, что придавало ей комичный вид. Зачем красться? Никого не было; сегодня старшая всех отпустила раньше обычного. Завтра возвращается госпожа, к её приезду всё готово — и с закатом солнца работать не положено. Такова традиция.

— Слышишь? — Мегин кивком указала в сторону общего зала. Тери и Инни сидели в комнате Тери, самозабвенно смотрели «живые» книги. Те, что купила, не так давно, эль–Неренн. На посту — никого, вызовов сегодня не предполагается. Ну разве что отпрыск сестры хозяйки дома решит порезвиться.

Да, теперь эль–Неренн слышала. Знакомая мелодия, знакомая песня. И голос… Риккен. Играет на арфе и напевает. С ума сойти!

— Хорошая песня, — шепнула «кошечка». — Похоже, Рики успокоилась…

Они подобрались к двери в общий зал. Мегин чуть приоткрыла её… Риккен сидела боком к ним и, действительно, играла на арфе. Пальцы её касались «струн» — лучей, двигались плавно, красиво. «Молчунья» прикрыла глаза и тихо напевала.

Зимняя стужа в гости ко мне пришла,Долго манила, долго с собой звала,Десять оттенков зла,Десять цветов добра,Всё с собой унесла, мне осталась мгла.

Никто из притаившихся за дверью не издал ни звука, но Риккен вздрогнула, открыла глаза и повернула голову в сторону двери.

— Заметила, — прошептала Мегин раздосадовано.

Открыла дверь и направилась к столу, за которым сидела «молчунья». Лицо той окаменело, едва она увидела эль–Неренн. Протянула руку, выключила арфу — лучи погасли. Мегин присела на соседний с Риккен стул, эль–Неренн — напротив. Риккен опустила взгляд, лицо оставалось бесстрастным.

Ветер рассветный, вестник тепла, ответь,Где отыскать мне замок несущей смерть?

— эль–Неренн продолжила, тихо, не глядя в глаза Риккен. Мегин подхватила.

Царство её — зима,Слуги — мороз и тьма…

Риккен включила арфу, коснулась лучей — и закончила, вместе с остальными, последнюю строку.

Солнце прогонит её, развеет туман…

«Молчунья» выключила арфу и склонила голову.

— Здорово, — Мегин прикоснулась к её ладони. — Слушай, Рики… у Ньер отличный голос. Научи её играть на арфе. Она много песен знает. Научишь, а?

Риккен долго сидела, закрыв глаза. Неожиданно встала, взяла арфу. Посмотрела в лицо «кошечки».

— Нет, — она тряхнула головой. — Не научу.

Быстрым шагом направилась к двери. Громко захлопнула её за собой.

— Ничего не понимаю, — Мегин поджала губы. — Какая собака её укусила? Ладно, завтра будет веселее. Идём к остальным? Тери говорит, книги интересные, вариантов много… Не оторваться. Пойдём!

— Нет, — эль–Неренн покачала головой. — Я пойду спать.

Из–за двери, где сидели теперь Тери, Мегин и Инни, донёсся взрыв смеха — дверь хорошо гасит звуки, но и она не справилась. Тимо… во второй половине дня куда–то делась, а затем вернулась и уединилась в своей комнате. Только на ужине и появилась. Вид у «вестницы» был сумрачным.

Эль–Неренн вошла к себе и первым делом добыла из шкафчика бутылочку с настоем. Оставалось там на глоток, не больше. Всё. Она допила остатки. И больше — ни глотка. Завтра же прогуляться с Мегин до кладовки и отдать оставшиеся три бутылки.

Отражение смотрело на неё и полностью соглашалось с таким решением. А сейчас — последний раз посмотреть на «ожившие картины», пройтись по гостиным второго этажа. Особого повода нет, но никто не запрещал ходить по дому, если не попадаешься хозяевам на глаза. В последнее время очень хорошо удаётся не попадаться на глаза.

Как только она захлопнула дверь, дверь комнаты Риккен открылась и «молчунья» появилась на пороге. Эль–Неренн взглянула в её сторону и Риккен поманила её к себе рукой. И тут же скрылась в своей комнате.

Что это она? Ощущая некоторое беспокойство (после рассказа о том, как досталось Инни), эль–Неренн подошла ко входу в комнату Риккен. Переступила порог.

Книг у «молчуньи» было больше, чем у самой эль–Неренн. Пахло ароматическими палочками — недавно зажигали. Риккен стояла у двери. Невольно ожидая удара, эль–Неренн вошла, остановилась посередине комнаты. Риккен служит здесь почти пять лет. Очень уютно у неё… жаль, что она такая неразговорчивая.

Хозяйка комнаты уселась на стул, жестом предложила присесть на соседний.

— Как она нашла меня? — спросила «молчунья», опустив глаза.

Эль–Неренн с трудом подавила желание сорваться с места, выбежать вон, дальше — в парк, через ограду (если не ударит током) и — прочь, прочь отсюда!

Ладно. Будем молчать, как и раньше. Сама виновата.

— Я не вернусь, — Риккен склонила голову сильнее. — Так и передай. Сама устрою свою жизнь, не маленькая. Домой я не вернусь. Всё, Ньер. Уходи.

Эль–Неренн встала со стула, присела прямо перед Риккен. Глаза той были закрыты. «Сеть сновидений» украсила щёку и шею «молчуньи» причудливым оранжевым завитком.

— О чём ты, Рики? — спросила эль–Неренн тихонько.

— Всё ещё не может успокоиться, — голос Риккен был едва слышен. — Да, я взяла её драгоценности. Бегала всю ночь, пока не нашла врача. Если бы не эти проклятые побрякушки, она бы умерла. Умерла на своих сокровищах.

Слеза. Появилась из левого глаза Риккен. Эль–Неренн взяла её за руки. Неживые, деревянные руки. Тут же почувствовала, насколько плохо Риккен. Поняла, что ей — части ей самой — нравится, что кому–то рядом плохо. Стиснула зубы, чтобы прогнать ощущение.

— Что ей нужно? — Риккен не открывала глаз. Вторая слеза. — Она ославила меня на весь город. На меня смотрели, как на прокажённую. Я выкупила её сокровища, будь они прокляты. Что ей ещё нужно? Я от всего отказалась, пусть сгниёт на своём богатстве.

Слеза упала на запястье эль–Неренн. Обожгла — так сильно, что эль–Неренн едва не вскрикнула. И та часть её, которая радовалась тому, что Риккен плохо, точно так же наслаждалась собственной болью.

— С ней что–то случилось, — Риккен продолжала говорить спокойно и размеренно. — Как только получила наследство. Как будто её сглазили. Три раза нанимала детективов, чтобы нашли меня, уговорили вернуться. Я не вернусь. Отдай ей деньги, Ньер, иначе она не оставит в покое и тебя. Она удавится за монетку.

Вторая слеза. Ещё один ожог. Эль–Неренн сжала зубы, перед глазами почернело. И… всё прошло. Та, вторая её часть куда–то делась. Просто исчезла. Пропала чёрная пелена, упавшие слёзы более не обжигали кожу.