Император вынимает меч - Дмитрий Колосов

Купец поклонился.

— Да будет так, как хочет Ганнибал. И если Ганнибалу вновь понадобятся мои услуги, пусть не стесняется. Если же я сам решу, что сумею помочь ему, я сумею связаться с тобой. На моем послании будет красоваться отпечаток вот этого перстня. — Купец поднял руку и продемонстрировал карфагенянину весьма массивную печатку, украшенную изображением игральной кости.

Вечером он пировал с Ганнибалом и его генералами, в их числе и с недоверчивым Махарбалом. Ганнибал был весел, но оживленность его выглядела наигранной, сквозь нее нет-нет да прорывалась тревога, затаенная полководцем в тайниках своего сердца. Но Ганнибал тут же прятал ее, так что никто не замечал его озабоченности. Никто, кроме купца Келастиса, во время всей пирушки искоса наблюдавшего за Пунийцем. Что было причиной тревоги?

Келастис не нашел ответа на этот вопрос. Рано поутру он вскочил на великолепного жеребца, врученного ему конюшим от имени Ганнибала, и в сопровождении отряда всадников оставил город.

Путь от Капуи до Кремоны, и без того неблизкий, стал вдвое дольшим из-за того, что путникам приходилось держаться троп и проселков, обходя вражеские посты и города, сочувствовавшие Риму. Но купец был осторожен, а быстрые кони помогали избегнуть беды. Маленький отряд дважды натыкался на римлян, и оба раза без труда уходил от погони. Кремоны отряд достиг на десятый день. Здесь купец расстался со своим провожатыми, сказав командовавшему ими десятнику Гиемпсалу, что дальше пойдет один.

— Вы свое дело сделали! — прибавил он.

Гиемпсал не стал спорить. Ему и самому не хотелось сопровождать человека, разговаривающего по ночам с духами. Ну, может, и не с духами, но нумидиец сам видел, как купец о чем-то шептался с кольцом, надетым на палец правой руки, а однажды посреди ночи отошел от костра и исчез, вернувшись только под утро.

Взяв письмо — краткое послание Ганнибалу, в каком Келастис сообщал, что он благополучно прибыл к Кремоне, нумидийцы отправились в обратный путь. Они благополучно вернутся — все вдесятером — и никогда более не увидят человека, с каким проделали опасный путь через Италию.

Ну а купец продолжил свое путешествие. Он не стал заходить в Кремону, а двинулся вверх по течению Пада. Он неторопливо, внимательно осматриваясь, рысил по вьющейся вдоль реки дороге. Он словно кого-то искал, не до конца еще уверенный, что найдет. Но путь купец выбирал без колебаний, словно этот кто-то, кого он искал, также должен был рыскать по берегу Пада в поисках Келастиса. И потому когда далеко впереди показались два всадника, купец ни на мгновение не заколебался. Это могли быть враги, но двое врагов не страшили того, кто привык иметь дело сразу со многими, и кто во владении мечом уступал разве что одному-единственному человеку из своего далекого прошлого.

Подаренный Ганнибалом жеребец резво устремился вперед. Незнакомцы также прибавили ход…

Они встретились точно напротив раскидистого вяза, словно нарочно выросшего у дороги, чтоб отмерять границу для встречи. Купец первым спрыгнул с коня.

— Гиптий!

Один из незнакомцев бросился навстречу.

— Кеельсее!

Друзья стиснули друг друга в объятиях. Друзья?

Наверно, они могли называть себя друзьями, хотя, бывали времена, когда любой из двоих мог ожидать от другого удара в спину. Но они были знакомы целую вечность, а в обычном человеческом представлении срок их знакомства, пожалуй, определялся величиной, большей, чем вечность. Когда-то давно они долго жили бок о бок, потом их пути разошлись, но не раз еще сходились, потому что оба имели примерно равный взгляд на жизнь и на принципы, какими в сей жизни надлежит руководствоваться. Один их двоих был сильнее другого, и оба знали об этом, как и о том, что этот, сильный, не воспользуется своей силой во вред другому. Не воспользуется?

Наверно, нет. Но в спину он ударить мог. И потому, если радость купца Келастиса, известного нам еще под именем Кеельсее, была искренней, то чрез радость его друга Гиптия, известного в далекой стране Рось под именем Мудреца, проскальзывала настороженность. Но Гиптий старательно прятал ее.

Друзья долго стояли, сцепившись, словно испытывая друг друга на прочность. Первым сдался Кеельсее, разжавший объятия.

— Ну, здоров!

— Ты тоже неплох! — с улыбкой ответил Гиптий. Так, на некотором отдалении от друга он чувствовал себя уверенней.

— Рад, что ты добрался живым и невредимым. Кто это с тобой?

Кеельсее скользнул быстрым оценивающим взглядом по ладной фигуре спутника Гиптия — юноши, сложению которого мог позавидовать бы зрелый муж.

— Дор, один из витязей, что взялись сопровождать меня сюда, — пояснил, поймав этот взгляд Гиптий.

— Один означает, что есть и остальные. Где же они?

Мудрец помрачнел.

— Погибли.

— Были проблемы?

— Еще какие! Мое прошлое отыгралось на мне. Но довольно, не хочу говорить об этом. Зачем ты вызвал меня? Что происходит?

— Если б я знал! — Кеельсее насладился недоуменной гримасой, промелькнувшей на лице собеседника, и быстро прибавил:

— Кто-то начал Баггарт!

Гиптию было знакомо это слово — недобро знакомо.

— Давай-ка поподробнее!

Кеельсее помедлил, будто собираясь с мыслями, а, скорей всего, для придания веса своим словам.

— Это случилось семь лет назад, когда я и связался с тобой. Семь лет назад некто выкрал из гробницы тело Александра Великого и поставил меня в известность, что Большая Игра началась.

— Ты видел его?

— Нет, слова были переданы мне одним из стражей. Я сразу понял, что это не блеф, что Игра и впрямь будет большой. К чему утруждать себя подобными хлопотами — вознею с телом, чтобы устроить мелкую пакость царю Кемта, то есть мне?! Нет, тут была не шалость, а выходка с претензией. Некто претендовал на многое. И потому я тут же известил тебя, после чего покинул свой трон, а заодно и страну, хотя в тот момент мне менее всего хотелось что-то менять в своей жизни. Но…

Кеельсее не договорил, потому что юноша, все это время находившийся на некотором отдалении при конях, закричал. Гиптий обернулся на этот крик и, выбросив руку в сторону, указал товарищу на появившихся из-за поворота всадников. Их было около десятка, и понять, кто они, не представлялось возможным из-за густой пыли, взбитой копытами лошадей.

— Кто это? Друзья или враги? — бросил Гиптий.

— С друзьями я недавно расстался… — задумчиво вымолвил Кеельсее. — А так как в этом мире врагов куда больше, чем друзей, к чему выяснять: кто они? Лучший враг — мертвый враг! Лучший друг… — Кеельсее оборвал фразу и засмеялся. — Надеюсь, ты не разучился орудовать мечом?

— Нет, я стараюсь быть в форме. И мой меч, уверен, получше!

Мудрец рывком извлек из потертых ножен массивный, но в то же время изящный клинок, отливающий серебром.

— Узнаю руку Грогута! — воскликнул Кеельсее. — Мне приходится довольствоваться булатом, что выкован для меня в Счастливой Аравии!

Он также вытащил меч, размером чуть меньший, чем у Гиптия. Глядя на это, извлек свой клинок и спутник Мудреца. Его меч был самым массивным, но смотрелся в руках юного гиганта сушей игрушкой.

Всадники были совсем рядом. Уже можно было понять по рогатым шлемам и наброшенным на плечи волчьим шкурам, что это галлы. Но галлы могли быть враждебны римлянам, а могли состоять на службе Рима. К одним Кеельсее имел поручение, других стоило опасаться.

— Хорошо бы поговорить с ними, — пробормотал мнимый купец.

Однако поговорить-то как раз не удалось. Обнаружив, что незнакомцы готовы постоять за себя, галлы не стати тратить время на разговоры и сразу же перешли к делу. Один из всадников швырнул копье в Гиптия, но тот с ловкостью, для несведущих непостижимой, увернулся. В следующий миг Кеельсее стремительным выпадом рассек бедро другому всаднику. Юноша, успевший снять с крупа коня небольшой круглый шит, парировал им удар неприятеля и размашистым движением меча достал того, уже проскакавшего мимо, в спину. Кеельсее удовлетворенно крякнул, видя, как всадник, кропя воздух кровью, кулем валится наземь.

Галлы оглушительно завопили. Уже сам факт, что трое незнакомцев, по виду — не воинов, бросили вызов десяти витязям, вызвал у галлов приступ ярости, понесенная ж потеря привела в бешенство.

Варвары повернули коней и разом обрушились на своих неприятелей. На каждого из троих пришлось по три копья или меча. В результате Кеельсее получил легкую рану в плечо, не рану даже, а царапину, ибо был человеком разумным и носил под одеждой плетеную из булатных колец кольчугу. Гиптий и Дор остались невредимы, зато еще четверо галлов упали на землю: трое — бездыханны, а один оглушенный. Этот, последний, пытался встать, но юноша коротким ударом отсек ему голову.