Все друзья делают это (СИ) - Ручей Наталья

Она медленно выдохнула, собирая остатки сил, чтобы вновь не расплакаться.

— Мне кажется… — продолжила она едва слышно. — Я не хотела в это верить, упрямо закрывала глаза… Но мне кажется, давно пора признать, что я не только лишила моего старшего сына мамы, которую бы он любил, по-настоящему любил… Никто… Это я виновата в том, что мои сыновья стали чужими друг другу! Только моя вина, что я…

— Нет… — начала я и замолчала, когда сбоку от меня послышался уверенный и такой знакомый голос мужчины.

— Нет!

Едва дыша от эмоций, я, как и Инга Викторовна, повернула голову в сторону и взглянула на еще более бледного, чем обычно, на взъерошенного, не скрывающего синяков и кровоподтеков за мазью или повязкой, и не прячущегося более за холодной маской, Филиппа.

— Нет, мама, — он шагнул к ней и опустился у ее ног. — Это я виноват. Прости меня.

Прости, что вспылил и не захотел узнать всю правду еще тогда… Прости, что заставил подумать, что не люблю тебя. Прости, мам?..

Тихонечко, чтобы не потревожить их, я покинула террасу.

На выходе не сдержалась и обернулась. Филипп сидел на полу, положив голову на колени женщины. А она перебирала его светлые волосы и что-то тихонько ему шептала. Что-то ласковое и очень приятное, потому что он улыбался.

Глава № 38

Настроение после всего было странным. Почему-то хотелось обнять весь мир и затискать его. Ну или хотя бы прогуляться по поселку, еще раз взглянуть на дом, что стоит вместо бабушкиного, пройтись по лесным дорожкам. Напоследок. А уж потом…

Перепрыгивая через ступеньку, я поднялась вверх по лестнице, ворвалась в комнату Никиты, чтобы пригласить его, позвать за собой в маленькое путешествие, и…

Справившись с изумлением, вошла в комнату и закрыла дверь.

Машинально сделала пару шагов и остановилась.

Никиты в комнате не было. Из ванной не были слышны звуки воды. Полная тишина. Да и вообще, что бы он там делал так долго? Значит, куда-то ушел без меня? Нет, он, мог, конечно. Но он бы сказал.

Оглянулась в поисках телефона, заметила свою сумочку на стуле, но подойти не успела.

Из ванной комнаты отчетливо донесся звонкий звук падения, а следом и ругань. Узнав голос мужчины, поспешила к двери, постучала, но ответа не дождалась. Пары секунд хватило, чтобы напомнить себе: мы друг друга уже видели без одежды, так что ничего пикантного, если я войду в ванную без приглашения.

И я же туда не врываюсь! Я честно стучала! И потом, а вдруг пока я терзаюсь вежливыми сомнениями, Никита нуждается в помощи?

У меня даже внутри все похолодело, когда мелькнула мысль, что звук падения, который я слышала, могли создать безопасная бритва, лезвия или… нож…

Приготовившись к тому, что дверь заперта и мне предстоит борьба, я напряглась, схватилась за ручку, повернула и, сама себе не поверила, когда внутрь практически залетела. Но куда более сильным было мое потрясение, когда я увидела Никиту.

Он сидел на широком бортике ванной, расставив ноги, и с какой-то отчаянной злостью смотрел на неглубокую емкость. Одна из них упала, разбилась надвое и откатилась на приличное расстояние. А вторая стояла на столешнице возле умывальника. Ее-то мой друг и терроризировал взглядом, то ли жалея, что она далеко от него, а тянуться лень, то ли готовя ее к участи первой.

Не знаю.

Без разницы.

Мой взгляд приклеился к телу мужчины, и…

Я видела, чувствовала, что он отвлекся и смотрит уже на меня, но сама не могла так легко переключить внимание на что-то другое. Да и на что? Какие там баночки? Кремы, шампуни… Все это было неинтересным и пресным, все это было обыденным.

А вот мужчина…

О том, что он не так давно вышел из душа, говорили не только взъерошенные влажные черные волосы, но и капельки воды, стекающие с его волос к шее, сползающие нехотя по его груди к кубикам пресса и задержавшиеся на розовой и, я помнила, такой горячей головке.

Как-то не верилось, что этот мужчина не так давно был во мне. И что я сосала эту головку. Такую отзывчивую, нежную, и такую желанную, что…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Услышав громкий вздох, я была уверена, что он мой, пока не взглянула в глаза мужчины.

Практически черные.

Прищуренные.

Наверное, чтобы не так отчетливо было видно то адское пламя, что в них бушевало.

Глаза, которые пугали и притягивали магнитом.

Глаза, которые хотели и позволяли.

Глаза, которые требовали приблизиться и осуществить то желание, что открыто читалось в моих.

— Ты… — я медлила, мне все еще было неловко и непривычно признавать, что желание есть.

И не к кому-нибудь, а к мужчине, которого знаю с детства. К мужчине, который столько раз целовался с другими у меня на глазах, и столько раз этих «других» менял, что их имена пронеслись в голове каруселью. И растворились в прошлом и глубинах взгляда того человека, которому я столько раз верила, что была готова поверить еще один. Даже если мне будет больно потом. А мне будет больно. Как и ему.

Но он рискнул.

Значит, и я смогу. Вместе с ним. Следом за ним. Прямо сейчас.

Приблизилась.

Остановилась напротив.

Он был высоким, и я лишь слегка склонила голову, жадно вдыхая запах его волос. Хороший шампунь, мужской, и бодрящий.

Пропустила его волосы через пальцы, поймала выдох в ответ, улыбнулась. А потом заметила его взгляд на емкость, потянувшись, взяла ее и ревниво взглянула на содержание.

— Что это?! — не поняла.

Нечто коричневое, с безумно приятным запахом, который мне понравился куда сильнее шампуня.

Никита вздохнул, попытался отобрать у меня загадку, а когда понял, что не удастся и я не отстану, признался без особой охоты:

— Сюрприз, который испортили.

— Какой сюрприз?

Я еще раз понюхала емкость, прикрыла глаза от удовольствия, который подарил аромат и, знаю, знаю, что так нельзя и что, скорее всего, это какая-то мазь, подцепила ее на палец и лизнула.

Изумленно ахнула, когда ощутила божественный вкус, зачерпнула еще немного и повторила.

А потом до меня дошло.

Это же шоколад!

Настоящий, вкусный, безумно дорогой шоколад! Из Швейцарии! Который я редко себе позволяю, но очень сильно люблю!

Но… Как? Почему? Зачем? Какое-то варварство — растопить эту роскошь и поместить в это невзрачное «нечто»!

И тут меня осенило…

Не просто так Никита выбежал из комнаты в полотенце. Ох, не просто. И не просто так принимал в срочном порядке повторный душ. Да еще так долго, тщательно и с такой злостью, что до сих пор незримо витала в комнате.

— Это… — я взглянула вниз на розовую головку, которая тоже смотрела на меня очень внимательно и в ожидании. — Тот самый десерт, который ты мне готовил?

— Ну да. Так старался, уже было все готово, прям вообще все готово, только тебя и ждали, а тут… — Никита тоже посмотрел вниз и огорченно вздохнул: — Такую подачу испортили!

Не знаю, что смешило меня сильнее — то ли понимание того, что вместо приятной разминки со мной его ожидала вполне болезненная разминка с братом. То ли понимание того, какой сюрприз во время драки скрывался под полотенцем. То ли тихое злорадство, что в момент, когда появились зрители, Никита поправил полотенце, и его бывшая не увидела того, что готовилось для меня. То ли мальчишеская обида, которая притаилась в карих глазах мужчины.

Но я попыталась сдержать эти эмоции и смеялась негромко, при этом тепло обнимая того, кого несправедливо обидели, и утешая его россыпью поцелуев. И как-то удивительно, но обнимать весь мир расхотелось. И сюсюкать с кем-то невидимым тоже. Обнимать хотелось только мужчину, который доверчиво принимал мои поцелуи. Мужчину, который пытался не рассмеяться в ответ, когда я принялась с ним сюсюкать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А потом, как и я, позволил себе отпустить ситуацию, принять ее как случившуюся, и смеяться уже открыто.

Громко.

Раскатисто.

Не в силах остановиться, даже когда увидел, как я опустилась перед ним на колени и зачерпнула пальчиком шоколад. На этот раз куда более щедро. И совсем для других целей.