Петр Окаянный. Палач на троне - Андрей Буровский

Разумеется, всем — и Петру, и Алексею, и членам комиссии — предельно ясно, что Алексея попросту не в чем обвинить и что он ни в чем не виноват. И во время, и после заседания особой комиссии его продолжают страшно пытать — авось он сам подскажет, как «пришить» ему обвинение в государственной измене?! Приговор вынесен 24 июня 1718 года. Но и 25, и 26 июня Алексея опять пытают; 26 июля — в присутствии Петра. О чем шла речь на этот раз, что сказали друг другу висящий на дыбе сын и стоящий перед ним отец, нам неизвестно.

В тот же день, 26 июля, «пополудни в 6 часу, будучи под караулом, царевич Алексей преставился». По официальной версии, Алексей умер от «жестокой болезни, которая вначале была подобна апоплексической». Так объясняли причину смерти Алексея послам иностранных государств. В Петербурге сразу же заговорили о том, что царевич не выдержал мучений и скончался «от истощения сил». Говорили и о том, что царевичу «отворили жилы». И что Петр собственноручно отрубил ему голову. Никто не верил, что смерть царевича была естественной.

Сохранилось письмо Александра Румянцева, в котором он рассказывал, как он, Бутурлин, Толстой и Ушаков задушили царевича подушками. Правда это или Румянцев захотел похвастаться доверием к нему Петра и выполнением важных поручений — сказать трудно.

Невольно возникает подозрение — а не боялся ли публичной казни Петр? Не боялся ли он того, что может крикнуть с эшафота его «слабодушный» сын? Может быть, была и прямая угроза со стороны Алексея — мы ведь не знаем, о чем говорили Петр и Алексей за несколько часов до удушения сына ближайшими подручными «отца».

На следующий день после смерти Алексея Петр принимал поздравления по случаю годовщины Полтавской битвы, потом торжественно обедал и веселился. Перед погребением Алексея он праздновал свои именины и отмечал спуск на воду нового корабля веселым фейерверком. Впрочем, Петр, наверное, и впрямь имел причины радоваться: ведь он сумел перехитрить уже вроде бы сбежавшего, уже почти спасшегося сына и убить его!

Наверное, имеет смысл сказать и о судьбе Ефросиньи. Границу Московии они пересекли врозь: Ефросинья была беременна и быстро ехать не могла. А царевича Алексея эмиссары Петра подгоняли сколько было сил: быстрее! Быстрее (вдруг одумается, не захочет возвращаться?!)! Потом Ефросинью несколько раз допрашивал лично Петр: всегда отдельно от Алексея, очной ставки им не давали.

С тех пор Ефросинья исчезает изо всех исторических источников. Ни одного упоминания, нигде! Алексей спрашивал о ней, но что отвечали ему, неизвестно. Логично предположить, что Петр «убрал» ненужного, опасного свидетеля, но историки как раз считают это маловероятным. В те времена на Руси не считалось нужным умерщвлять даже самых неприятных свидетельниц и казнить даже политических противниц. Традиция предписывала отправлять их в монастыри. Никто в сегодняшней России не знает, какую жизнь прожила и где, когда закрыла в последний раз глаза эта незаурядная женщина. На Белом ли море, в Пустозерске ли, в Суздале ли? Ефросинья просто исчезла, «растворилась», как будто ее и не было никогда.

А ребенок? О нем мы не знаем, даже родился ли он (если Ефросинью пытали — скорее всего, выкинула). Если же родился — неизвестно даже, какого он (ребенок) был пола: мальчик или девочка? Если младенца сразу же отняли у Ефросиньи и отдали в приют или в какую-то семью, то младенец вполне мог выжить, и очень может быть, его потомки — еще одна ветвь рода Романовых — существуют в России до сих пор. Забавно думать, что потомками царевича Алексея могут оказаться и автор этих строк, и почти каждый из его читателей. Приятно думать, что семя этих достойных людей может существовать в нашем мире — против воли подонка и сыноубийцы, возвеличенного в качестве умственного и духовного гиганта.

Не сомневаюсь, что не один и не двое из читателей моей книжки, особенно же люди, имеющие взрослых сыновей… вообще взрослых детей, испытывают сейчас некую неловкость… Нет, мне трудно выразить словами это томление духа! Я и сам испытываю мучительную неловкость. За то, что в подлунном мире вообще возможно такое. За то, что принял страшную смерть абсолютно неповинный ни в чем человек. За то, что небо не разверзлось. Перед тем, что у меня самого есть взрослые сыновья, и не дай Бог, от чтения всей этой ублюдочной мерзости сотворенного Петром «Великим» им самим может прийти в голову, что и их отец способен на подобное…

Мне доводилось рассказывать эту историю нескольким весьма разным людям, и все они начинали испытывать это неопределенное беспокойство… Так что, по-видимому, состояние это естественное и нормальное для всякого вменяемого человека.

Петра никогда не мучила совесть?! Он никогда не вспоминал свои клятвы, данные сыну?! Не поручусь, конечно, ни за что… Но у нас, скажем так, нет никаких сведений об этих муках совести Петра. Решительно никаких. Во всяком случае, именно он и его приближенные пустили и продолжали всю свою жизнь распространять миф о царевиче Алексее, доживший и до нашего времени, проявляющийся и в таких вредных и опасных произведениях искусства, как картина Ге или фильм «Петр I».

Да! А Петр Петрович, сын Петра от Екатерины, в пользу которого отрекся Алексей… Он умер меньше чем через год после казни царевича Алексея. И вообще, от Екатерины у Петра не было мальчиков, оставшихся в живых. 

Глава 2. Жены Антихриста

Нет ничего лучше жены хорошей,

Но не может быть ничего ужаснее скверной.

Гесиод

Один из самых экстравагантных, самых «петровских» по духу поступков за все 32 года царствования — официальный брак с Екатериной. Еще бы! На трон русских царей — приблудную девку из Прибалтики; взятую «на шпагу» в захваченной крепости, валянную под телегами пьяной солдатней. Самое то, что нужно для пугания бояр, для утверждения в обществе нехитрой мысли — царь может делать все, что вздумается. Никем и ничем он не ограничен, ни перед кем ответа не несет. И не дело придворных, не дело кого бы то ни было «рассуждать» о царственных делах.

Широко распространено мнение, что царь Петр был очень счастлив с Екатериной, сильно любил ее и что она сумела дать царю тепло домашнего очага. Вообще-то сохранилось немало их писем, без малого 170, и все они теплые, домашние, без малейшего подобия деловой переписки. И тем не менее из книги в книгу цитируются одни и те же письма.

«Катеринушка, друг мой, здравствуй! Я слышу, что ты скучаешь, а и мне не безскучно же, однако можем рассудить, что дела на скуку менять не надобно».

Так же часто цитируется письмо Екатерины, в котором она напоминала о своей роли прачки: «Хоть и есть, чаю, у вас новые портомои, однакож и старая не забывает».

В.В. Мавродин повествует об отношениях этой пары в совершенно идиллических тонах: «Необразованная, но от природы неглупая, веселая и нетребовательная, ласковая и добрая, она была полной противоположностью Евдокии Лопухиной. Она вошла в жизнь мужа и жила его интересами. Его горести были ее горестями, его радости — ее радостями. В задушевной беседе Петр делился с ней всеми своими заботами, зная, что всегда найдет у нее горячий, дружеский отклик, ласку и утешение» [76].

Супруги если и расставались, то ненадолго. Несмотря на то что Екатерина родила 12 детей, невзирая на беременность и кормление, она постоянно сопровождала в поездках Петра. Обычно снаряжались два поезда, и поезд Екатерины всегда поражал роскошью, тогда как сам Петр особой роскоши не любил.

Екатерина всегда присутствовала на торжествах и празднествах, не оттеняя супруга, но стоя позади него, среди празднующих и торжествующих. Она умела присутствовать, и Петру, похоже, это нравилось.

Петр мог при ней и даже с ее участием и учинять ассамблеи, и пакостить в Всепьянейшем соборе, и показывать свой крутой нрав, и шутить. Екатерина все принимала, и принимала так, что Петру становилось приятно.

Сохранилась история про розыгрыш, который устроил Петр в первый год существования Петербурга одному голландскому капитану. Тот капитан привел свой корабль к Петербургу, и Петр лично выполнил работу лоцмана, ввел корабль в устье Невы. Представился он «лоцманом Петером», и пока вел корабль, они с капитаном познакомились, выпили рому, чуть ли не подружились.

Петр пригласил капитана к себе «обсушиться», прекрасно принял его, познакомил с женой. Расчувствовавшийся капитан подарил Екатерине полотна «на рубашки», и Петр прокомментировал: «В рубашках из такого полотна ты, Катя, будешь прямо императрица!» Тут явился Меншиков, наряженный придворным франтом, и начал докладывать Петру. Капитан смутился, поняв, что его новый друг занимает в обществе совсем другое положение. Но Петр сумел его убедить, что в Петербурге очень часто лоцманы и капитаны могут быть накоротке с придворными. И розыгрыш, уже с участием Меншикова, продолжался, пока не явился некий офицер и не начал по всей форме докладывать Петру.