Воспоминания о Рерихах - Зинаида Фосдик

Много радости быть с Н.К. Какой юмор! Рассказывал о Келлоге, как он решил, что его сестра, член обществарозенкрейцеров, «наверху» будет давать совет, какие духовные книги читать, а Келлог «внизу» будет их продавать. Говорили о Нийле — он большой химик, ученый, но недоверчив — спрашивал о доказательствах [существования] Учителя после прочтения ему Указа! Н.К. читал нам чудное письмо Е.И. В нем Послание: «Рады Авираху». Долго и радостно беседовали, разошлись в 12 часов. Неповторимые вечера! Никогда не забуду их!

25.11.24

Деловые вопросы

Сегодня в 12 ч. Н.К. вернулся от Бородина, который дал ему много нужных советов, какие письма приготовить и кого увидеть в Париже и Берлине. Сказал, что Гувер интересуется Алтаем. Ввиду чрезвычайной важности всего, в связи с визитами [к] нужным людям в Европе, Н.К. решил, что Авирах должен поехать с ним в Париж и Берлин, чтобы лично привезти сюда сведения и все планы. Так что 10 декабря они едут вместе. Для нас всех [это] поразительная новость, и мы все рады этому. Конечно, 10 января Нуця будет обратно. Все взволнованы, ибо чувствуем начало больших событий.

Днем было собрание, читали и одобрили бюджеты на 1925 и 1926 годы, затем обсуждали монографию — Himalayas, на которую теперь решили объявить подписку. Затем адвокат принес бумаги «Белухи» для подписи, а также завещание Нуци, уже готовое. И я делаю завещание.

Утром говорила с Модрой» о вчерашней беседе. Она, оказывается, была уверена, что Н.К. должен деньги Логвану. Он ей сказал, что картины Музея даны [в дар], а временная выставка на известных условиях приобретается Музеем. Она этого раньше не знала и была поражена. Я говорила об этом с Н.К. Он решил четко прояснить всем этот вопрос.

Вечером был первый концерт этого года — играли Блейк, Феррентино и Клейнерт — чудесно. Много народу пришло, Порумы вечером не было — приходила днем, еще простужена. После концерта с Беннеттами пили чай — Н.К. бросил им идею о Сибири. Когда придет пора, они заинтересуются и будут иметь дело с «Белухой». Разошлись поздно — большой день.

26.11.24

О поездке Н.К. Рериха в Лех. — Другие вопросы

<…> Вечером у нас была Беседа. <…> Опять Указания на охрану Имени. <…> Мы чувствуем, что у Хоршей что-то неладно, и Н.К. это чувствует. Не все Послание им перевели. Пошли к ним позже, читали письмо Е.И., потом Учение. Разошлись рано, у всех радостное чувство. Н.К. шутил, со всеми тепло и любовно говорил. Но есть состояние какой-то напряженности со стороны Хоршей.

27.11.24

<…> Н.К. сказал, что если нас будут спрашивать, почему он поехал именно в Лех, то ответить, что имеются факты о пребывании там Христа, и ему через «Корона Мунди» кем-то поручено написать на эту тему 50 картин по 10 000 каждая, и благодаря этому заказу он должен был поехать именно туда. <…>

Н.К. просил, чтобы мы раздавали по библиотекам и частным лицам Книгу Учителя, но оставили для себя 200 копий. О Хрестоматии Учителя: в нее войдут «Легенда [о Камне]», притчи о Будде и Христе, личные материалы, и [надо] держать материал собранным. Может быть, через два года будут Указания. <…>

28.11.24

Деловые встречи Н.К. Рериха

Н.К. поехал утром с Франсис к Бринтону, говорил с менеджером издательского отдела, добился того, что [они] решили взять все наши английские книги для продажи на комиссию. Они отнеслись с большим уважением, жаловались на Когана, который до сих пор не присылает монографию и очень серьезно заинтересовался монографией Himalayas, хотят собирать подписку, завтра приедут переговорить.

Н.К. не позволяет, говоря о себе, упоминать в печати [слова] «мистический» или «театральный» художник. Н.К. продиктовал письмо-статью для журнала Келлога. <…>

Вечером у него был на ужине Зиманд и Н.К. сказал, что ему теперь нужно быть осторожным при поездке в Лех, ибо англичане следят [за ним], и вообще, чтобы он ничего русского с собой не брал: ни книг, ни журналов.

30.11.24

О работе с посетителями музея Рериха

<…> Утром Н.К. учил нас, как говорить с людьми в Музее, — подходить к людям не по своей инициативе, а лишь тогда, когда видишь, что люди хотят узнать и желают спросить. Спрашивать их не «как вам нравится?», а «что вам нравится?». Если люди говорят о театральных декорациях, сказать, что из трех тысяч картин лишь триста посвящены этому роду искусства, так что не это главное в творчестве Н.К. Затем, если говорят, что картины мистические, сказать: «Живем с ними много лет и не знаем, что это за зверь такой. Если ваш портрет сюда поставить — разве это будет мистика?» Вообще [смысла] картин не объяснять, а направлять людей к World of Roerich [Селивановой] — там все написано. Не надо ходить вместе с людьми и показывать им картины — это их запугивает и мешает им. Затем, если приходят теософы и мы по ним видим, что они многое знают и говорят об этом, — не отрицать ничего, а молча согласиться или же сказать: если вы знаете, то поймете, что об этом и говорить нельзя.

Затем мы все пошли завтракать, пришли обратно. Бурлюк привел группу из ста русских — рабочих и интеллигентов, и Н.К. объяснял им новые картины. Так просто и ясно. Деревня лам — точно наша русская слободка. «Матерь Мира» — издревле существующий культ Изиды, или Иштар, теперь вновь приходящий в мир из Азии. «Рождение мистерий» — рождение классических форм, их ритм и гармония. «Падма Самбхава» — магия и ее изощренные причудливые линии. «Чинтамани» — легенда, что из недр наверх будет вынесено Сокровище Мира — на коне, без проводника. «Его Страна»[118] — «Помни!» — тот, кто собирается на подвиг. «Гонец достигающий» [ «Спешащий»] — как скачут на своих маленьких лошадках там, где нужно перепрыгнуть бездну. «Книга мудрости» [ «Книга жизни»] — лама, изучающий Книгу на восходе, медитируя перед ликом Гималаев.

Удивительно объяснил Н.К. «Знаки Христа» — исторически известный факт, что Христос был в Лехе и сказал там: «Ногами и руками человеческими достигнем» и начертил на песке эти знаки. Кто-то спросил, зачем зеленые краски на картине «Звезда Матери Мира (Караван идущий)». Н.К. сказал: «Откройте окно к вечеру, часто увидите иногда голубое, синее, иногда зеленое, иногда лиловое небо». Говорил Н.К. об остроте мысли, о чувствах людей в Тибете: они все улыбаются. Его спросили: «Почему у старых мастеров не такие яркие краски?» Н.К. сказал, что краски тускнеют с годами и теряют свежесть: например, [любимым цветом] Рембрандта принято считать коричневый, а он в действительности любил синий цвет. <…>