Пять из шести - Александр Антонов

— Можно? — протянул руку Максимов.

Старх молча передал ему холст. Майор быстро осмотрел портрет и удовлетворённо улыбнулся.

— Холст сдвоенный, — объявил он таким тоном, будто только что сам сделал это открытие, — между половинками карман, до недавнего времени заделанный, а в нём… — Майор двумя пальцами подцепил что-то внутри холста и вытащил на свет. — А в нём, видимо, карта!

Максимов встал и понёс сложенный лист к столу. Старх убрал дипломат, Геннадий положил лист на стол и развернул.

— Точно, карта, — не совсем, однако, уверенно произнёс майор. — Вернее, её ксерокопия. — Он вопросительно посмотрел на Старха.

Меж тем все потянулись к столу, даже Лена, придерживая рукой заметно округлившийся живот.

— Дело в том, — пояснил Старх, — что оригинал карты оказался весьма ценной вещью.

— Юля нам объяснила, — продолжила за мужем Катя, — что это работа очень известного в Китае мастера. Вернее, известными его работы стали совсем недавно. Мастер уже много лет покоился в земле, когда вдруг обнаружилось, что он был чуть ли не гением. И теперь любая его работа стоит огромных денег.

— Так что Юля Гущина враз обогатилась, — вновь перехватил слово Старх, — и в благодарность презентовала нам и ксерокопию карты и сам портрет, который художественной ценности не имеет, и дневник своего предка капитана Гущина.

Сообщение о дневнике на некоторое время отвлекло внимание от карты. Все смотрели на Старха, который извлекал из дипломата тетрадь в кожаном переплёте.

— Занимательное, я вам скажу, чтиво, — потряс дневником Старх, — однако к нашему делу большей частью отношение не имеющее. Потому я тут карандашиком нужные места отметил, их вам сейчас и зачту.

Старх раскрыл тетрадь и стал перелистывать пожелтевшие от времени страницы.

— Вот, например, любопытная запись. — И он зачитал, водя пальцем по строчкам: — «… Сюда не дотянутся алчные руки союзников, достояние России останется в русской земле. С собой взяли три пуда на расходы…» Или вот: «… Карту узкоглазый нарисовал отменную. Теперь без креста и портсигара сам чёрт не найдёт дорогу к закладке…» И последнее: «… Решили так: если не мы, то пусть наши потомки, но не ранее 10.10. 2010. Почему так — не знаю. Вяземский что-то объяснял, но я так ничего и не понял…»

— И это всё? — разочарованно спросил Максимов. — Может, вы что-то пропустили?

Старх молча протянул ему дневник. Геннадий принял тетрадь, но читать не стал, а обратился к карте.

— Вы уже разобрались, что вся эта аллегория может означать? — спросил он у Старха.

— Ну, как-то так… — уклонился от прямого ответа Вяземский. — Карта, очевидно, сориентирована по сторонам света. Вот эта медуза с хвостом — Байкал.

— А что, похоже, — кивнул Максимов. — Щупальца — реки, которые впадают в озеро, а хвост — Ангара.

Женщины рассматривали карту молча, внимая умным речам мужчин.

— Драконы, — продолжил Старх, — видимо, хребты.

— А цифры? — спросил Максимов. — Их тут не пересчитать.

Вяземский пожал плечами.

— Одна из них, скорее всего, указывает на клад. Но какая?

— Да… — протянул Максимов. — Без портсигара не понять. Что там на нём, и где его искать?

— Что на портсигаре, узнаем, когда его найдём, — сказал Старх. — А искать его надо в Даурии.

— Почему именно в Даурии? — удивился Максимов.

— А потому, Гена, что «харбинская» история ещё не закончена. Юля поведала нам одну притчу, которая передаётся в их семье из поколения в поколение. Якобы через полгода после гибели капитана Вяземского пришёл к его жене один человек — русский казак, который поведал о том, что есаул Егоров погиб от руки одного из приспешников атамана Семёнова — чего-то они там не поделили. Умирая, Егоров попросил того казака отыскать в Харбине капитана Гущина, и поведать ему о том, что портсигар теперь в руках убийцы Егорова. А произошли все эти страсти, стало быть, в Даурии.

— А фамилию убийцы тот казак назвал? — спросил Максимов.

— Назвал. Тимофеев.

— Хорошо! Я постараюсь узнать как можно больше об этом Тимофееве, а вы, — Геннадий обвёл собрание глазами, — готовьтесь в дорогу!

— Как я вам, ребята, завидую! — вздохнула Лена. — Если бы не сын, — она ласково погладила живот рукой, — махнула бы и я с вами!

Майор Максимов внутренне перекрестился. Вовремя обрюхатил генерал жену. Если за Свету грозят голову снять, то за Лену и кое-что более ценное оторвут, не задумываясь!

— Это ты в точку попал! — дослушав доклад, хохотнул Сологуб. — За свою Лену Ерёменко бы тебе точно яйца оторвал! — Потом, не обращая внимания на хмурое лицо Максимова, спросил: — И что там Тимофеев?

— Был такой. Состоял при Семёнове палачом. Предан был атаману, как собака. Их и повесили-то рядышком.

— Справедливо. Любишь атамана, люби и рядышком висеть, — подвёл черту под судьбой Тимофеева Сологуб. — А про портсигар что-нибудь выяснил?

— В описи вещей, изъятых у Тимофеева при аресте, портсигар не числится.

— Ишь, ты, — удивился Сологуб. — Опись, значит, сохранилась? Какого только мусора в архиве не держат… Да… обрубился, значит, кончик?

— Не совсем… — загадочно улыбнулся Максимов.

— Ты вот что, Гена, — рассердился Сологуб, — кончай мне туман напускать. Обойдёмся без мхатовских пауз.

— Нашлась ниточка, Михаил Иванович, — зачастил майор. — Отыскал я в Москве одного ветерана из наших, который при аресте Тимофеева присутствовал. Так он божится…

— Окстись, Гена, — прервал майора Сологуб. — Как такой может божиться?

— Я хотел сказать: утверждает, — поправился Максимов.

— Другой коленкор, — кивнул Сологуб. — Хотя, учитывая его возраст, это слово тоже не очень-то катит. Ну, за неимением гербовой… Продолжай!

— Так вот, видел он этот портсигар! Массивный, серебряный, с двуглавым орлом на передней крышке и какими-то письменами на задней. Сам он его не брал, но кто мог это сделать, припомнил. Писарь, что опись составлял.

— Логично, — одобрил Сологуб. — Украл и в опись не внёс. Очень даже логично! Фамилию твой ветеран не вспомнил?

— Не вспомнил, но я её сам нашёл. Заглотин фамилия того писаря.

— Подходящая фамилия. Точно он портсигар тиснул. Не мог с такой фамилией не тиснуть! Где обитает, выяснил?

— Не точно, но, скорее всего, в аду. В рай его бы вряд ли пустили.

— Помер, значит, — подытожил Сологуб. — А до того где обитал?

— Вы не поверите, Михаил Иванович, но в той самой станице, что в Даурии, откуда и Егоров, и Тимофеев родом, и где Тимофеев Егорова порешил.

— Знамо дело, не поверю, — кивнул Сологуб. — Такие совпадения только в кино бывают. Помяни моё слово, Гена, за такую удачу там, — Сологуб ткнул пальцем в потолок, — высокую плату потребуют. Так вы сейчас туда?