Затерянные миры - Кларк Смит

Чувствуя, как тошнота подступает к горлу, Тон с отвращением отшатнулся от бессмысленно болтающейся головы с уродливо торчащим отростком. Он вдруг понял, что у него опять начинается приступ лихорадки: отяжелело, наливаясь слабостью, тело, сквозь нарастающий звон в ушах стали пробиваться первые сигналы бредового забытья. Он старался всеми силами побороть симптомы надвигающейся болезни.

Главное — не сдаваться, твердил он про себя, нужно во что бы то ни стало добраться до ближайшей фактории, которая находится в нескольких днях пути вниз по Ориноко, а там Фалмеру окажут первую помощь.

Словно подчиняясь его воле, голова Тона прояснилась, и он почувствовал новый прилив сил. Он огляделся, ища глазами проводников, но тех и след простыл — исчезли самым непостижимым образом, а вместе с ними и одна из долбленок. Было ясно, что они бросили искателей на произвол судьбы. По-видимому, индейцы с самого начала догадывались об истинной причине недуга Фалмера и, спасая собственные жизни, решили вовремя смотать удочки, прихватив с собой при этом большую часть провизии и снаряжения. Преодолевая чувство омерзения, Тон повернулся к лежащему на спине другу. Не долго думая, он вытащил из кармана складной нож и одним махом отсек торчащий из головы отросток, стараясь подрезать его «под самый корешок». Растение оказалось на ощупь необычно крепким и упругим, из него сочилась кроваво-гнойная жидкость. Осмотрев место среза, Тон увидел, что внутри оно состоит из тонких крепких волокон, обвивающихся вокруг хрящевидной сердцевины. С отвращением он швырнул отросток в песок, поднял Фалмера на руки и, спотыкаясь от тяжести, двинулся в сторону лодки. Пару раз он падал вместе со своей ношей и долго лежал в полуобмороке, уткнувшись лицом в неподвижное тело друга. Наконец, собрав остаток сил, он кое-как дотащил Фалмера до лодки и усадил на корме, прислонив спиной к тюку со снаряжением.

Приступ болезни усиливался с каждой минутой. От навалившейся на него слабости Тон вынужден был делать частые остановки. Уже полыхая в бреду, он с огромным усилием оттолкнулся от берега и вывел лодку на середину реки. Взяв в руки весло, он попытался грести, но руки ему плохо повиновались, и после нескольких взмахов весло выскользнуло из его непослушных пальцев, и Тон провалился в огненный котел лихорадки....

...Пришел в себя он на рассвете следующего дня. Голова немного прояснилась: болезнь ушла, оставив после себя общее состояние вялости и полного безразличия. Однако его первая мысль была о Фалмере. Он резко повернулся к корме, качнув при этом лодку, и чуть не свалился за борт, взглянув на Фалмера, не в силах оторвать взгляда от того, что предстало его взору.

Фалмер сидел все так же, привалившись к тюку с вещами. Колени у него были поджаты к подбородку, он обхватил их руками, как бы в предсмертной судороге. Черты лица застыли и обескровились, как у мертвеца. Но самое страшное — то, что заставило Тона содрогнуться от ужаса, было не это. Чудовищная почка, которая, по всей видимости, только выиграла от подрезки, снова с невероятной быстротой вылезла из головы Фалмера. Отвратительный желто-зеленый побег хорошо укрепился в черепе, достиг высоты нескольких сантиметров и уже начал ветвиться, расходясь в стороны похожими на рога оленя веточками. Еще более жутким было то, что такие же побеги торчали у него из глаз, и их стебли, карабкаясь вверх по надбровью, заполонили собой глазницы. Они тоже ветвились. Кончики веточек были окрашены бледной киноварью и, казалось, дрожали от какого-то неестественного вожделения, ритмично раскачиваясь в неподвижном жарком воздухе... Еще один стебель, словно длинный белесый язык, выполз изо рта Фалмера, но он еще не начал ветвиться.

Тон закрыл глаза, стараясь отогнать от себя это жуткое зрелище. Но и там, в желтом мареве света, проникающего сквозь закрытые веки, ему виделись все те же мертвенно-бледные черты лица его друга с прущими вверх стеблями растения. Они подрагивали в свете утренней зари, словно обесцвеченные тьмою бледно-зеленые щупальца спрута. Ростки, казалось, тянутся к нему в безмолвном зове и растут, все время удлиняясь. Тон открыл глаза и с ужасом отметил, что веточки действительно увеличились в размере за те несколько мгновений, пока он зажмуривался.

Словно в трансе, наблюдал Тон за их ростом, и в нем все больше и больше укоренялась мысль, что происходящее — не иллюзия, а реальность. От Фалмера осталось лишь жалкое подобие: его лицо скукожилось и усыхало, как будто бледно-зеленая тварь своими корнями высасывала остатки крови и, питаясь плотью, поедала его изнутри с жадностью изголодавшегося зверя.

Тон с трудом оторвал взгляд от жуткого зрелища и стал смотреть вдаль, в сторону берега. Река раздалась вширь, и поэтому течение еще больше замедлилось. Тщетно искал он хоть какой-нибудь знакомый ориентир на берегу в нескончаемой гряде темно-бурых зарослей, пытаясь определить местоположение. Он чувствовал себя брошенным на произвол судьбы, теряющим связь с действительностью. Казалось, его несет куда-то на волне безумия и бреда, да еще в компании чего-то такого, что страшнее, чем сама смерть.

Мысли его блуждали без цели, перескакивая с одного предмета на другой, но двигались как по замкнутому кругу и всегда возвращались к росткам, пожирающим Фалмера. На мгновение вдруг проснулся чисто научный интерес к этой твари, и он стал размышлять о том, к какому виду ее отнести. Она была не похожа ни на грибковые, ни на насекомоядные, ни вообще на что-либо виденное им во время экспедиций. Должно быть, его друг был прав, и это чудище действительно занесено к нам из космоса: ничего подобного земля ни породить, ни взрастить не могла.

Одно утешало: Фалмер, без сомнения, мертв. Хоть в этом была милость божья. Однако не успел Тон додумать эту мысль, как с кормы донеслись низкие, горловые звуки — не то стоны, не то урчание. Подняв в неописуемом страхе глаза, он увидел, что все члены Фалмера трясутся мелкой дрожью. В тряске проявлялась некая ритмичность, которая не походила на конвульсии, сотрясавшие друга накануне. Судороги повторялись с чисто механической регулярностью, как будто сквозь тело пропускали электрический ток, и Тон понял, что их ритм зависит от равномерного раскачивания дьявольского растения. Этот ритм действовал на него, как гипноз, усыпляя и притупляя чувства, и однажды Тон даже поймал себя на том, что отбивает такт ногой.

Тон делал все, чтобы не поддаться панике, цепляясь, по возможности, за любое проявление здравого смысла. К несчастью, его собственная болезнь наваливалась на него с новой силой: его трясло и мутило, и было так плохо, что не хотелось жить. За мгновение до того, как провалиться в омут лихорадки, Тон ухитрился вытащить из кобуры револьвер и выпустил все шесть пуль в извивающееся тело Фалмера... Он был уверен, что не промахнулся, но и после того, как прозвучал последний выстрел, стоны и судороги Фалмера продолжались, следуя ритму, задаваемому дьявольским растением. Даже и в бреду Тон не мог отделаться от регулярно повторяющихся звуков.