Дети Дрейка - Ричард Кнаак

Баракас, ожидая ловушки, устроил свою собственную. Именно поэтому экспедиция передвигалась так медленно. Предводитель клана выслал две небольшие группы наездников на летучих дрейках и скрыл их где-то в лесистой местности на юго-западе и юго-востоке отсюда. Каким-то образом им удалось появиться как раз вовремя, хотя Шарисса и не заметила никакого сигнала. Она ничего не ощутила — это точно.

Баракасу, она знала, будет тем более приятно объяснить это позднее. А сейчас было важно дожить до тех пор, пока новоприбывшие не смогут закончить дело.

— Остерегись! — закричал Фонон. — Один из них прицелился в нас, Шарисса!

Так оно и было, но волшебница не чувствовала угрозы. В ее сознании вертелись неясные образы тех, в ком она с трудом узнала искателей.

— Шарисса? — Эльф ударился о нее телом — единственное, что он мог сделать, чтобы расшевелить ее, так как был скован.

— Нет! Прекрати это! — возразила она. — Он пытается о чем-то рассказать мне!

Искатель, находившийся над ними, уклонился от двух стрел. Он усилил свою мысленную атаку, сделав образы, воспринимавшиеся Шариссой, более четкими.

Искатели в пещере… в пещере, которую разыскивали Тезерени. Отец рассказал Шариссе о способе, которым пернатые общаются с чужаками, но указал, что для лучшего понимания необходимо касание. Сейчас это было невозможно, но имелись барьеры, которые можно было снизить.

— Шарисса! Ты снимаешь свои защитные заклинания!

— Я знаю! Доверься мне! — Она надеялась, что он не будет настаивать, потому что ее собственная решимость в этот момент начала колебаться. Что если она сама отдавала себя в когти искателей?

Последний барьер упал… и волшебницу затопили яркие образы того, что было и что могло бы быть. Картина — искатели, усердно работающие над решающим заклятием, с помощью которого они надеялись полностью избавиться от квелей, огромных, похожих на броненосцев существ, что владели этим континентом до искателей. Шарисса ахнула, увидев устрашающее чудовище, хотя в глубине души она знала, что частично воспринимает страх пернатых и их ненависть к предшественникам.

Заклинание они создали не вполне самостоятельно. В этом на них повлияли другие. Изображение сделалось размытым, и теперь она увидела результаты действия этого заклинания. Это был не магический ответный удар, уничтоживший так много пернатых, а иллюстрация — и какой ценой! — того, как заклинание может привести к обратному результату. Искатели поняли: то, что они выпустили на свободу, не ограничится одними квелями; а если они позволят ему распространяться бесконтрольно, пока их старые враги не исчезнут, оно сделается слишком могущественным, чтобы вообще удалось кому-либо и когда-либо его остановить.

Потребовались огромные усилия, чтобы прогнать этих (Шарисса увидела существа, покрытые шерстью, чьи зубы и огромные когти рыли землю, но имени этих чудовищ не узнала) на север страны, где их можно было бы погрузить в спячку, пока не окажется возможным полностью истребить их.

Изображение снова расплылось, и она опять оказалась в пещере, но образы перед ее глазами все время менялись, как будто она шла по системе туннелей глубоко под землей. Ее коснулся страх искателя — тот не хотел показывать ей, что же находится в глубинах, но это было необходимо для того, чтобы она поняла.

Фонон кричал ей в ухо, пытаясь, как она думала, расшевелить ее, но его слова были настолько долгими и растянутыми, что звучали, как стоны. Все вокруг нее замедлилось. Ее сознание приспособилось к скорости мысли пернатого, который отчаянно пробовал сообщить ей как можно больше, до того как…

Боль — а затем полная пустота потрясли ее. Ничего не понимающая волшебница закричала, зная, что прочувствованное ею — это смерть. С огромным усилием она отогнала это леденящее ощущение и открыла глаза.

Второй отряд Баракаса атаковал пернатых, которые отступали обороняясь. Мимо пролетел дрейк Лохивана, хотя самого его Шарисса видела лишь мельком. А искателя, который пытался общаться с ней, видно не было.

— Он упал вон там, среди дрейков, — сказал ей Фонон, зная, кого она ищет. — Наверное, их осталось немного.

На его холодный тон Шарисса ответила недобрым взглядом. Фонон посмотрел на нее с вызовом.

— Я видел, что он вот-вот умрет. И видел, что случалось с теми, чье сознание оказывалось сцепленным с сознанием умирающего. Иногда оставшийся в живых лишается разума… или просто падает мертвым. Поэтому я на тебя и кричал!

— Он говорил мне… говорил мне… — У Шариссы кружилась голова.

— Тебя ранило? — спросил другой голос, мешая ей вспомнить, о чем пытался предупредить ее искатель.

— Нет, Риган. Меня не ранило.

— Они пытаются отступать, — заявил ей наследник. Хотя бой все еще продолжался, его, похоже, это больше не волновало. Шарисса был важнее. Будь на его месте Фонон или Геррод, их внимание ее бы обрадовало. Но не внимание Ригана. Только не Ригана.

— Их истребляют, — сумрачно поправила она его. Атака была, в конечном счете, жалкой, последней попыткой пернатого народа выстоять, и теперь они дорого платили за нее. Темный Конь был все еще там и или истреблял их, или — и она почувствовала вину за то, что надеется на первое, а не на второе, — погиб от одного из их заклинаний. Ей было безразлично существование искателей, но ее краткое общение с ними вызвало в ней, по крайней мере, какое-то уважение. Зная, что им не отразить натиск нападавших, один из них даже попробовал предупредить их о какой-то угрозе.

Но о какой?

Горные склоны были больше не безопасны для пернатых. Летучие дрейки выискивали их и нередко раздирали на части даже без команды наездника. Некоторые искатели проявили удивительную покорность судьбе. Шарисса увидела, как одна из самок бросилась на самого ближайшего воина, при этом подставив свою незащищенную спину другому. Она погибла от удара лапы дрейка, но перед этим разодрала горло противнику своими когтями.

Баракас управлял действиями колонны, так что в основном борьба велась в воздухе.

— Должно быть, они в безнадежном положении, если прибегли к такой глупой уловке, — заметил Риган. — Я ожидал от них большего. — Он рассмеялся, но Шарисса не видела в происходящем причин для смеха.

Фонон покачал головой.

— Они были безрассудны, это верно, но вовсе не глупы. Люди-птицы не глупы. Если у них была для этого какая-то причина, — он взглянул на Шариссу, — мы вскоре узнаем о ней.

— В чем дело? — Баракас приближался к ним. На его доспехах были следы крови от какой-то стычки. Он был весел, как будто снова нашел то, что считал потерянным. Шарисса заметила, что он дышал тяжелее, чем можно было предположить. Сражение, каким бы коротким оно ни было, потребовало от Баракаса больших усилий, чем, как ей представлялось, он ожидал.