Мать и Колыбель (СИ) - Alexandra Catherine

После глубокого молчания, во время которого Акме тщательно обдумывала, как ответить царице Авалара на подобную услугу, она сказала:

— Провидица… Аштариат… я благодарю тебя за то, что ты открыла мне это, я сохраню имя твоё в неведении и помолюсь за тебя, чтобы… небеса воздали тебе за твою доброту и чувство долга, и…

Провидица жестом призвала её к молчанию и светло улыбнулась, прошептав:

— Есть ли у тебя ещё какие-нибудь вопросы? Или попросить меня о чём-нибудь желаешь?

Акме опустила голову, колеблясь. Просьбу свою обдумывала она довольно давно и почему-то теперь ей было очень трудно высказать её вслух.

— Лишь об одном попрошу тебя, госпожа, — выдохнула она, глухо, смиренно, силясь не выдать печали. — Освободи Гаральда Алистера от того долга, который ты возложила на него месяц назад. Его слова были поспешны, и будет неправильно, если он, обременённый твоей Силой, пойдёт за мной туда, куда не зовёт его сердце.

— Я не возлагала на него никакого долга, — спокойно отозвалась Провидица. — Он сам пожелал пойти, слова его не имеют моей Силы, лишь силу его совести. Что же, лазутчик Трена дал тебе обещание, ныне же его забирает?

Акме удивила загадочная улыбка фавны. «Что тут может быть забавного?» — подумалось девушке, и свежая саднящая боль подняла в ней волну гнева.

— Такова воля его, — сказала она. — Я не могу винить его.

— Но ты винишь, — заметила Провидица. — Причём обвиняешь в несбывшихся своих надеждах, в тех обещаниях, которые он давал. Подумай же: нужен ли тебе мужчина, который способен забрать то, что отдал добровольно? Это ли не бесчестье? Я тоже любила, дитя, но запомни — любовь преходяща.

Акме вспыхнула от смущения, ярости, необратимой печали, опустившейся на неё, но царица неожиданно сменила тему, проговорив чарующей глубиной своего голоса:

— Велика Сила твоя, дитя Шамаша. Душа твоя — солнце, сердце — необъятный океан. Да благословит путь твой Шамаш! Да здравствует род Рианорский!

Провидица зажглась ярким голубым светом, заполнив им обитель свою и на мгновение затопив им всё. Акме испугалась, но ощутила убаюкивающее тепло, разливающееся по всему телу. «Пусть музыка моя наполняет сердце твоё покоем и Силой», — услышала она шёпот, наполнивший всё её существо несгораемым пламенем.

Когда же нестерпимо яркое сияние погасло, Акме увидела Лорена, забежавшего внутрь и испуганно разглядывающего обеих женщин. Девушка, предупреждая дальнейшие расспросы брата, подняла руку, молча сделала реверанс и стремительно покинула обитель Провидицы.

— Что это было? — выдохнул он, догнав сестру. — Я подумал — она тебя убила… Посмотри на меня!

Акме, чувствуя, как огонь всё ещё взволнованно бурлит в ней, повернулась к брату. Тот, внимательно оглядев сестру, глубоко вздохнул, положил ей ладонь на лоб и прошептал:

— Ненормальная ведьма. Она опасна для тебя. Твои глаза снова светятся голубым.

Жаркие потоки Силы остановили своё грозное течение, и Акме смогла успокоиться.

— Благодарю тебя, Лорен. Теперь я чувствую себя хорошо.

Вместе они направились во дворец. Когда добрались до входа, Акме встретилась с внимательным взглядом сверкающих изумрудных глаз. Сердце её замерло на полном ходу, затем начало отбивать неслыханные по прыти ритмы. На площади среди других всадников верхом на гнедом жеребце сидел Гаральд Алистер в походном плаще и во всеоружии. Акме вспомнила все свои угрозы, брошенные в его сторону накануне, и помрачнела. Сын герцога лишь окинул её ледяным высокомерным взором, пришпорил гарцующего на месте коня и стремительно выехал за ворота.

Вопреки всем её ожиданиям и беззастенчивому самообману сердце Акме страшно дёрнулось и разлило по всему телу ядовитую волну боли и слабости.

— Вот и всё!.. — выдохнула девушка задрожав.

— И пусть идёт он к дьяволу! — грозно воскликнул Лорен. — Будто специально ждал, когда ты выйдешь из парка. Любит же он глаза помозолить. В нём нет чести. Он обманул тебя.

«Ах, Лорен!.. Он обманул меня дважды…» — с тоской подумала Акме, подавила губительные всполохи горечи и отчаяния, подступившие к горлу, и вместе с братом отправилась писать письмо.

Закончив писать, Акме откинулась на стуле, вновь перечитала послание и глубоко вздохнула. Письмо оказалось сдержанным. Ей было жаль, что ответа она не получит, так как будет уже далеко от Кеоса.

Акме скрепя сердце кратко поведала дяде о последних новостях при дворе, деловито распоряжалась о том, что вещам, присланным домой с данным письмом, надлежит быть распакованными и уложенными туда, где им и подобало лежать в её комнате. Она в двух строчках уверила дядю, что непременно присмотрит за Лореном, что будет скучать и что даст повод дяде гордиться племянницей. После своего благословения и просьбы помолиться за них девушка, смахнув слёзы, торопливо запечатала письмо сургучом, в сердцах швырнула его на стол, да так там и оставила до определённого часа.

После Акме, выпив успокаивающей травяной настойки, прокрутилась у зеркала битых полчаса, и, понадеявшись, что бледность её не бросается в глаза, направилась на поиски принца Арнила, чтобы поблагодарить за доброту и попрощаться. Она не могла уехать, не сказав «до свидания».

Она не отыскала принца ни в холле, ни в тронном зале, ни в комнате, где они часто завтракали и обедали, ни в библиотеке, ни в парке… И принца, и принцессы будто и след простыл, и девушка решила, что они либо уехали в город, либо вовсе покинули Кеос под давлением карнеоласского короля.

Вконец отчаявшись, Акме в необычайной тоске побрела обратно в Нелей, как у парадной лестницы увидела Хельса, только что спрыгнувшего с коня и отбрасывающего поводья конюху.

— Хельс!.. — звонко крикнула девушка и, приподняв подолы платья, поторопилась к нему.

— А, чертовка! — с широкой улыбкой воскликнул рыжебородый здоровяк; несмотря на его радушие, невооружённым глазом было видно, что он очень торопился.

— Хельс, я не задержу тебя надолго! — пообещала Акме на ходу, разжигая озорную улыбку и всеми силами стараясь не выказать своего отчаяния и печали. — Только скажи мне: где принц Арнил и принцесса Плио? Я не могу найти их, а с ними надо попрощаться…

— Не знаю, дорогуша, — с искренним выражением сожаления отозвался тот. — Я уехал из Нелея этой ночью, сразу же после Совета, и только что вернулся. Но я слышал, какой грандиозный скандал разразился, едва принц изъявил желание отправиться в Кунабулу. И сколь резко осадил Его Величество принцессу за то, что она тоже попросилась. Полагаю, государь выслал их, — причём выслал под конвоем. Одну — обратно к отцу и строгому старшему брату да нянькам. Второго, вероятно, — в герцогство Атию… никак в монастырь… — мужчина добродушно расхохотался своей шутке.

«Уверена: в Атию отправился и Гаральд Алистер…» — пронеслось в её ошеломлённой головке.

— Что ж, Хельс, благодарю тебя, — отозвалась молодая женщина, растерянно улыбнувшись. — Но, полагаю, нам здесь же стоит проститься.

Хельс сверкнул своей бородой в кривой усмешке, громко крякнул и с грубым смешком воскликнул, идя во дворец:

— Дорогуша, ты простишься со мной только лишь перед моей смертью. Своим винным погребом, — он резво похлопал себя по животу, — я буду прикрывать тебя и твоего брата на пути в эту злачную дыру. И я не покину вас, не забрав с собой столько рогатых чертей, сколько смогу.

— И государь отпустил тебя? — в изумлении, восхищённо улыбаясь, воскликнула Акме.

— Уж лучше я буду наводить страху на этих гадов, чем принц. Ему с его стройностью и ладностью подобает бегать за стыдливыми барышнями и нагонять страху на их необъятные юбки и их отцов. А мы с вами слеплены из теста покрепче.

«Мы с тобой созданы, чтобы делать грязную работу…» — подумала Акме.

Махнув ей рукой, Хельс скрылся во дворце, оставив девушку напряжённо размышлять, опустив голову. Дочь барона изумилась, что ей не оставили ни записки от принца. Всё это так сильно напоминало историю с Гаральдом Алистером, что Акме громко фыркнула и, отмахнувшись, устремилась к брату, чтобы поведать ему обо всех этих новостях и отдать последние распоряжения Гретхен.