Возраст не помеха - Виктор Сергеевич Мишин

– Эй, дружище, там же, наверное, дышать нечем?! – спросил с вызовом я.

– Молчи, щенок, руки за голову, воздух тебе уже не понадобится, – рявкнул немец.

Разглядеть его не получалось, да и не нужно мне это, фашист он и в Африке фашист. А вот то, что приказал руки за голову заложить, это плюс. Нож-то там, я ведь не зря его там ношу, в курсе, что немцы предпочитают заставлять пленных убирать руки именно туда. Когда в школе это показывали, объясняя, как нужно конвоировать заключенного или пленного, я только фыркал, но не поправлял, зачем? Учить немцев не стану никогда, пусть страдают. Ведь они как считают, руки за спиной не видно, против охранника могут что-либо предпринять, и он не успеет среагировать. А вот за головой… Тут и времени больше надо, они ж не знают о ноже между лопаток, да и видно их, эти самые руки, как только начну шевелиться, сразу насторожу. Но мне нужно всего одно движение. Пока стоял рядом с дверью, которую открывал немец, кончиками пальцев подцепил нож и потянул вверх. Сейчас на меня не светят фонарем, стало быть, и не заметят. Охранник, отворив дверь, двинулся ко мне, осветив фонарем.

Думать времени не было, стоял я полубоком, и теперь или я, или… уже меня. Из-за света фонарика я не видел, как именно стоит противник, но выбирать место для удара в такой ситуации было невозможно. Вскинув ногу, почти без замаха, бью куда попало, надеясь, конечно, попасть в пах. Уж куда попал не знаю, но фонарь тут же дрогнул, немец едва не выронил его, а дальше я уже достал нож. В глазах все еще прыгали «зайчики», но замах немца все же не прозевал. Ушел в сторону, а враг, похоже, не знал, бросить фонарь или бить одной рукой. Немец снова махнул рукой, а я сделал шаг в сторону и просто выкинул руку вперед, нанося колющий удар. Удар явно пришелся не в пустоту. Фонарь грохнулся на пол, подняв, как мне показалось, колокольный звон. Я отлично почувствовал, что зацепил врага, но следовало добить, чтобы наверняка. Я уже говорил, что хоть еще и мелкий, но за год все же здорово окреп? Вот то-то и оно. Фонарик упал на пол удивительно правильно, развернувшись, перекатываясь в сторону немца, и вот тогда я уже увидел его очень хорошо. Немец стоял чуть согнувшись, кстати, ростом он был немногим выше меня, метр семьдесят, скорее всего, вряд ли выше, и смотрел вниз. Пытается разглядеть рану? Зря! Точный, хорошо поставленный прямой удар – и из горла фрица торчит только рукоять. Рот распахивается в беззвучной злобе, сказать что-то с такой раной нельзя, а я еще и проворачиваю финку в ране, открывая крови дорогу. Немец уже не думал ни о чем и не мог помешать. Просто зайдя ему за спину, я перехватил нож поудобнее и, вытащив лезвие из горла врага, сильно и резко полоснул по этому самому горлу, хоть это и было уже лишним. Кровью меня буквально залило. Дальше оставалось лишь придержать хладный труп, не давая греметь при падении. Вышло с трудом. Сняв с шеи трупа ремень автомата, я быстро поднял фонарь и осмотрел магазин МП-40, порядок. Охлопывая труп, снял подсумки с запасными магазинами, две гранаты-«толкушки» и каску. В темноте, когда появлюсь в основном помещении подвала, не разглядят, на ком одет этот элемент экипировки. Подсумки быстро пристроил на себя, благо снимались они вместе с ремнями, удобно.

Осторожно выглядывая из темного проема в такое же темное помещение, где установлен пулемет, найти его не было проблемой. Пулеметчик сидел на том же месте, где и полчаса назад, за мешками с песком. Улегшись на земляной пол, грязи… звиздец как много, я выполз наружу. Или точнее вполз в соседнее помещение.

Двое были в западном углу, один за пулеметом и двое в южном углу, меня отводил в камеру именно тот, что был в южном углу, значит, скорее всего там один и остался. Работаем! Тихариться тут уже не было возможности, места мало, увидят сразу, так что работаем тех двоих с западной стороны, и работаем из автомата.

Хорошо, что это был МП-40. Мои тренированные, но все же детские руки держали его более или менее уверенно. Тот же отечественный ППШ, скорее всего, был бы слишком тяжел для меня. Тут же все произошло быстро и достаточно просто. Выйдя из-за угла, сразу увидел двух солдат, находящихся у подвальных окон с западной стороны здания. Две короткие, патрона на три каждая, очереди – и оба упали, сраженные девятимиллиметровыми пулями. Затем два шага вперед и, падая на пол, развернул корпус и увидел спешащего стрелка из дальнего угла. Очередь преградила ему дальнейшее продвижение, а вторая заставила упасть навсегда. И только теперь я поспешил к выходу, там меня пулеметчик заждался. Не зная, есть ли у него оружие, кроме, собственно, пулемета, шел я осторожно. Впереди справа была лестница наверх, и помощь солдатам вермахта прибыла удивительно не вовремя для меня. Сразу два немца спешили спуститься вниз, пресечь нападение и помочь своим товарищам. Стреляю почти не целясь, скорее на звук, ибо видел только тени этих солдат; в подвале, несмотря на стоявшую возле одной из стен коптилку, было довольно темно. Вообще, еще когда меня только вели в так называемую камеру, я с облегчением отметил для себя факт наличия света, иначе пришлось бы гораздо труднее. Черт, как же быстро они спохватились, мне ведь еще этого сраного пулеметчика грохнуть надо! Не успел подумать, как в стену рядом со мной впились пули, откалывая огромные куски кирпича и осыпая меня крошкой.

«Вот это уже жопа!» – промелькнула мысль. Пулеметчик успел подхватить свой МГ и теперь стреляет вдоль коридора, а другого пути тут и нет. Точно – капец.

Но я был неправ. Все началось спустя минуту. Я лихорадочно обдумывал, как быть, когда с лестницы посыпались вниз гранаты. Одна, две, три! Уходя в сторону ближайшей стены, я прекрасно понимал, что сейчас оглохну. Открыв рот, зажмурился, и в этот момент грохнуло. Один за другим три взрыва резанули по ушам, выключая звук. Все же я находился всего в нескольких метрах от эпицентра, хоть и за стеной. Тряся головой, одновременно менял магазин в автомате, понимая, что полный лучше, чем ополовиненный. Не зная, как поступит противник, я отполз к дальней стене и приготовился встречать тех, кто придет меня добивать. Краем глаза осмотрелся, если уходить еще дальше по подвалу, то вернусь