Евангелие – атеисту - Борис Григорьевич Ягупьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Володя, старший брат, на штукатурке, которую клал, написал своё имя. Ох, какой скандал учинил ему отец! Пришлось затереть. Хотя ни я, ни Володя, ни матушка не поняли, что в том плохого? Завершал эту часть работы действительно Вова.
Снег уж шёл, когда две комнаты дома подводили под временную крышу, настилали толь, рубероид. Опасались взрослые — выдержит ли кровля тяжесть снега? Выдержала, хоть и провисла.
Мария родила Юрика в Колонце, а в доме он сделал свои первые шаги. А дядя Ваня умер… Глупо так…
В весенние каникулы приехал я, по обыкновению, в Быково. Был тихий такой день. Дядя Ваня спал в одном «солдатском» белье на широченной многоспальной самодельной кровати-топчане. В комнате были Борька да я. Не помню, где были остальные. Борька зачем-то полез в сундук с колодками и другими сапожными принадлежностями. Нащупал там початую отцом чекушку. С лукавой рожицей извлёк и мне показал. А дядя Ваня в этот миг возьми — да и открой глаза… Борька испугался и выскочил за дверь. Дядя Ваня бросился за ним следом. Борька побежал в поляне-болоту, а отец его за ним! Борька — к ельнику на болоте… Отец — за ним. А снег был сырой уж, наст жёсткий… ветер… позёмка… Борька убежал, скрылся за ёлками, да вернулся кругом домой. Иван Иванович где-то споткнулся и упал. Сразу подняться не смог. Холодным пришёл в свой каменный дом… упал, потерял сознание, думали, что уснул…Был отправлен в больницу, где и умер.
При жизни он часто жаловался, что голова болит у виска. Когда вскрыли его тело, то нашли большую опухоль в мозге… Он от неё так и так бы умер…
Борис, естественно, горевал о смерти отца… Отец мой выдал на расходы по похоронам некоторую сумму денег Сане, старшему сыну и сказал выбрать место для захоронения тела отца. Пошли втроём. Контору нашли. Там глядят, что с безотцовщины взять? Написали на бумажке, чтобы дали участок бесплатно. Однако за рытьё могилы надо было платить столько-то… Деньги были, но Борька сказал: «Выроем сами». Вырыли, но засомневались, поместится ли гроб? Решили померить. Сказали, чтобы я лёг в эту могилу. Они по краю ходили и на меня посыпались песок и камни. Борька спрыгнул мне на живот и откопал в первую очередь лицо, чтобы я мог дышать. А я от этого удара по животу проблевался, вытолкнув этим из себя песок, который попал в рот и нос. Когда уже смог, то вылетел из могилы — бежал, бежал и падал, снова бежал. Бежал от смерти…
Я, Витёк, после этого почти год заикался. Тогда для самоисцеления начал я стихи наизусть учить и читать вслух.
Помню — Сергей, мой младший брат, только родился — отец успел построить мансарду над домом. Получился как бы второй этаж. Над нашей половиной дома жила семья старшего брата Володи. У Володи уже была Галчонок, дочка на полгода Сергея младше. При ней была домработница Маша, а при Серёже — Зина. Родители Галчонка работали и приезжали только на воскресенье. Обе были мясистые деревенские девахи. Внизу на нашей половине были только кухня и комната, открывавшаяся во двор, где жили родители и я. Наверху жили Серёжа с Зиной. Мамаша моя на девок покрикивала, ценные указания давала… Ух и ненавидели они её! У матери молока для Сергея не хватало. Он был крупный и ел много. Приходилось возить из Москвы с молочной кухни кефирчик, творожок… Матушка для этих целей Борьку приспособила. Он безответный, всегда был готов услужить. Мотался на электричке — сперва до Новой, потом трамваем до Новоспасского моста, где находилась детская кухня. Получит питание и в обратный путь… На транспортных расходах экономил мелочишку на курево… без билетов ездил, «зайцем»…
Я тогда крепко вляпался. Криком-горлом «попёр» на родителей: «Давайте уедем отсюда обратно в Красково! Там лучше! Здесь болото, сыро, тесно…» Получил я «отлуп», был признан безнадёжным кретином-придурком навечно… Убежал после скандала из дома и две недели бродяжничал… Хорошо было… хоть и голодновато… Иногда к дому приближался потихоньку, Борьку подманивал, он мне кое-чего из жратвы и «ципок» подбрасывал… Дед Василий знал, какой «коршун» циплят крадёт, но молчал…
Вить, а ведь ты не знаешь, как дед Василий умирал. Он был чужим в клане…
— Расскажи…
— Умирал он долго… От курения, как говорили врачи, у него был рак губы, потом распространившийся на гортань, а потом и на пищевод… От этого он есть перестал, а потом и пить уже не мог… Высох весь и почернел… Тогда у него стали обламываться пальцы на ногах. Знаешь, как шишки длинные еловые ломаются?
Однажды он позвал меня и сказал: «Внучёк, спроси у Катерины пятнашку, скатайся побыстрее на Щорса в магазин, купи чекушку… помираю я…». У меня уже был велосипед германский «Мифа». Деньги были дадены. Съездил быстро и привёз требуемое. Дед Василий своей чёрной клешнятой рукой в рот свой беззубый — протезы лежали в стакане — чукушку вставил — я пробку картонную снял — проглотить не сумел… тут и смерть пришла… Водка стала течь по его морщинистому лику… именно лику… он и в смерти был красив…
Потом меня отправили в мореходку в Одессу. Борька меня проводил до Наро-Фоминска. Потом я узнал, что он «сел». В Одессе я получил от него одно письмо покаянное. Он каялся, стыдился, обещал… Потом его направили в Осташкове в колонию для несовершеннолетних…
Мария Ефимовна женила Бориса на деревенской девахе с Урала, из Сухрина, своей родной деревни, по имени Римма. Очень приятная простая женщина, работящая. Она к тому времени была уже лучшей дояркой области. Даже награду правительственную имела… Родился сынок, Костик…пьяное зачатие… «заячья губа» и «волчья пасть»… Поехали они с сыном в отпуск на Урал. Дорогой Костик простыл и умер… в Сухрино и схоронили… Мать моя говорила: «Нарочно уморили, от позорища!» Вечно она всех осуждала…ссорилась…
Помаялись Борис и Римма в тесноте своей половины —
