Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев

— Подними зад! — громко повелела ей Лея.

Рабыня испуганно повиновалась, и девушка ревниво провела рукой по штанам Владимира, как раз там, куда несколько секунд назад пыталась приладиться рабыня. Ощутив стальную упругость, Лея отвесила Владимиру звонкую, могучую, болезненную пощечину, словно он был хоть в чем-нибудь виноват, процедив сквозь плотно сомкнутые зубы:

— Животное! — и затем отвернулась.

Лайна же, забыв уже о наказании — рабы после хокса не злопамятны, — собиралась было вновь примостить арку бедер на коленях Владимира, но Лея, возвысив голос, приказала ей:

— В ноги ложись, сучка, в ноги, дрянь!

Но Лайна никак не могла разместиться у Владимира в ногах, и тогда Володя робко подвинулся так, чтобы посадить рабыню справа от себя, оказавшись прижатым сразу к двум инопланетянкам и почти между двух кресел. Слева от него теперь сидела, примостившись, испуганная Лайна, только-только сумевшая совладать с дыханием — газовая смесь немного стабилизировалась, справа же в кресле пилота с усилием сдерживала толчки распиравшего ее истерического смеха Лея в черном охлаждающем доспеха. Наконец Лея сумела взять себя в руки и приказала пассажирам:

— Так, вы оба, дайте мне свои руки. Сперва ты, — она больно ткнула пальцем рабыню в бок, и та испуганно протянула руку.

Лея вонзила иглу ей в вену и ввела снотворное. Лайна не сопротивлялась, но, прежде чем она заснула, Лея уже ввела препарат новым шприцем в кровь Владимира.

— Сегодня тебе космоса не будет, за плохое поведение, — мрачно пояснила она.

Эта ее фраза да гул планетарных двигателей были последним, что он услышал.

Глава 25

ВОЗВРАЩЕНИЕ

— Давай-давай, просыпайся, герой-любовник!

Владимир открыл глаза и обнаружил себя в кабине стридора, где, собственно, он и впал в забытье когда-то давным-давно. В голову одна за другой возвращались неприятные подробности их отлета, а щека, куда Лея залепила увесистую оплеуху перед стартом, снова заныла, хотя летели они — Володя украдкой взглянул на часы — около недели, как и в ту сторону. Сейчас Лея, кажется, была настроена благодушно, но Володя не мог разделить ее спокойствия — ведь вокруг стридора творилось нечто невообразимое. Голубые вспышки, словно от мощнейших лучевых установок, пронзали черное пространство вокруг космолета, беззвучно и как-то потерянно стоявшего на месте. Грохот же был как от пушечной канонады — от лазеров такого не бывает. И еще Владимир почувствовал, что возле него нет Лайны, а ведь когда он засыпал, она сидела рядом. Ему пришла в голову страшная догадка, что, возможно, Лея от ревности и в отместку выкинула несчастную в открытый космос.

— Это гроза. Вид изнутри, — сказала Лея. — С пробуждением тебя.

Лея нажала на розовато сиявшую кнопочку, и кабина наполнилась бледным светом — совсем как в такси, когда шофер собирается рассчитаться с вами и открыть дверцу, чтобы вы вышли. «Выйди вон из самолета и закрой снаружи дверь», — вспомнилась Володе детская шуточка…

Впрочем, Володя на самом деле полностью доверял Лее в том, что касалось его самого; а вот к несчастной Лайне гнданорианка имела полное право не испытывать теплых чувств. В тревоге Владимир огляделся по сторонам и с облегчением обнаружил, что обнаженное тело спящей рабыни лежит в ногах у его жены.

— Да, да, — подтвердила Лея, — видишь вот, пришлось перекинуть управление с нижних рычагов на верхний пульт. Зато ногам мягко, лучше, чем на коврике. С ней все в порядке, спит она, — добавила Лея беззаботным тоном. — И, знаешь, — сказала она после секундного колебания, — я должна извиниться перед тобой. У меня тут было время, пока вы оба спали, подумать о всей этой ситуации… Я была не права. Прости.

— Конечно, — пробормотал Владимир.

— Я, правда, — добавила Лея, — разлучила вас во время вашего сна — эта Лайна, видишь ли, замерзла и все время жалась к тебе, что, по понятной причине, было мне неприятно… Но… — Лея замешкалась, будто подбирая слова, — знаешь, я и в этом была не права. В этом вопросе ты оказался даже большим анданорцем, чем я.

— Ты о чем это? — в недоумении переспросил Владимир, разминая затекшие суставы.

Прежде чем Лея успела ответить, молния зигзагом прошила небо за алмазным куполом от края до края, а потом, без паузы, оглушительным хлопком взорвался гром.

— Красиво, — сказала Лея и немного погодя добавила: — Я о рабыне. Сама же говорила, что не против рабства, а тут взревновала, как маленькая. У нас на Анданоре всегда считалось совершенно нормальным, если у мужчины была жена и сколько угодно хоксированных рабынь для развлечений. К обычной рабыне, понятное дело, ревновать можно — это уже наложница, по-вашему, и порядочная женщина не разделит с такой постель, но разве можно ревновать к подобному куску мяса?

Володя тяжело вздохнул, даже и не найдя сразу, что сказать. А потому Лея продолжала:

— Так что знаешь, если тебе она так уж дорога, можешь ее себе оставить. Я привыкну, серьезно — это даже как-то очень пикантно. И служанка в доме появится — думаю, из меня выйдет неплохая дрессировщица, и я сумею обучить эту твою Лайну и дом убирать, и еду готовить, я ее и обижать-то особо не буду, ну, выпорю там, если она что не так сделает.

— Ты так говоришь потому, что Лайна невеста Зубцова?

— Нет, просто это вполне в традициях Анданора. А то, что она бывшая невеста командира Сопротивления, как и то, что она — бывший силлурианский офицер, просто придает ситуации дополнительную остроту ощущений. Ну как, тебя заинтересовало мое предложение?

— Нет, конечно, — откликнулся Владимир.

— Я так и думала, — кивнула Лея, и внезапно лицо ее стало пронзительно голубым от вспышки молнии за бортом, а потом почти черным — пока глаза вновь не привыкли к рассеянному свету кабины. — Знаешь, — усмехнулась Лея, — ты даже немного застал бы меня врасплох, если бы согласился. Ну а нет так нет — если ты не собираешься ее оставлять у нас, давай подумаем, как передать командиру Сопротивления его невесту так, чтобы не попасться ему на глаза. Ну, а если твоего Зубцова уже нет в живых, то тогда придется мне, пожалуй, смириться с тем, что у тебя будет хоксированная рабыня, или же нам с тобою надо будет обеспечить ей достойный уход из жизни — а больше мне как-то и в голову ничего не приходит, что с ней еще можно сделать!

Лея приземлила космолет рядом с Володиной дачей, где зимой жила его мама. Владимир с замиранием сердца воображал себе их встречу:

«Знакомься, мама, это Лея, моя жена. Она, до того как я чуть не снес ей кувалдой голову, была анданорским офицером. Она классный летчик — мы, к слову, только что с Силлура. Наш космолет мы спрятали в лесу. А, это кто? Ну, как тебе сказать… Сексуальная рабыня, она не совсем нормальна в смысле интеллекта… Но она такой не всегда была — это ей неделю назад сделали хокс анданорцы, ну, навроде нашей лоботомии. А так она была инструктором и невестой моего командира… И даже спасла мне жизнь… В свое время…»

Володе самому с трудом верилось, что вся эта фантасмагория была реальной правдой его жизни. По предложению Леи Лайну решили не будить, чтобы она не натворила глупостей — ведь ни на что иное она теперь была не способна. В Москве было 3 мая, и Володины часы, упрямо отмечавшие на Силлуре не имеющие ни малейшего отношения к реальности ритмы далекой Земли, вновь вернулись в свою колею, будто никуда и не улетали, их даже подводить не пришлось. Солнышко растопило-таки снега, деревья начинали распускаться — они были сразу зелеными, а не голубовато-синими, как уже привык Володя на Силлуре. Сразу после прилета они одели теплолюбивую Лайну в шерстяной свитер и рейтузы, впрочем, анданорианка утверждала, что под воздействием препарата несчастная не только не испытывала холода, но и простудиться не могла. Сама же Лея нарядилась в тонкий однослойный плащ-дождевик на голое тело, но так как тела было не видно, то случайный прохожий подумал бы, что она одета вполне по сезону. Владимир оставил девушек на окраине леса, сам же отправился на разведку в жилище своей мамы, придумывая, какая ложь была бы наиболее правдоподобной — ведь так или иначе, он заявится с двумя девушками, одна из которых без сознания и со шрамом на бритой голове, другая же — ест за троих.

Володя открыл дверь своим ключом, побывавшим вместе с ним на Силлуре, и обнаружил приколотую на видном месте веранды записку:

«Сынок, если ты добрался до дачи, то я сейчас у Григория Абрамовича, вернусь к 9 мая. Он очень помогает мне с едой для меня и Родиона, я провела у него почти всю весну. Если сможешь, навести меня. Ты помнишь, где дача дяди Гриши? Молюсь, чтобы у тебя было все в порядке. Целую — твоя мама».

«Вот это мама!» — подумал Володя. Дядя Гриша был евреем-протезистом на пенсии. Деньжат он накопил немало и недавно открыл, на свое счастье, табачный магазин. Видимо, он сейчас не бедствовал — табак даже вырос в цене в пересчете на продукты, а наркоторговля всегда была делом прибыльным. Весьма прибыльным, если он снабжал едой не только маму, но и их собаку — прожорливого боксера по кличке Родион. Этот Григорий Абрамович начал клеиться к маме сразу после ухода от них отца, и Володя сперва был против, потом же ему стало все равно. Маме же дядя Гриша был как минимум не противен, и она оказалась просто молодцом, если сейчас сумела-таки к нему прибиться. Открыв полку, Владимир обнаружил там целых два мешка риса — один початый, другой и вовсе запакованный. Володя изумился, как это мама не побоялась оставить без присмотра такое богатство — но, удивительное дело, дачу никто не вскрыл, и Володя знал теперь, что голодать они с девушками не будут. Было раннее утро, рассвело совсем недавно, и ласковые лучи солнца уже окрасили золотом белую вагонку, которой была обита комната. Владимир выскользнул из двери и вернулся через каких-нибудь пять минут в сопровождении Леи и с Лайной на руках.