Мышеловка - Александр Трапезников

И вот — я мгновенно вздрогнул — до меня дошел легкий скрежет. Я напрягся, сжимая рукоять меча и готовясь включить фонарь. Но глаза мои и так уже привыкли к темноте и различали предметы вокруг. Цементная плита поехала в сторону, из-под нее вырвалась узкая полоска света. Скрежет усилился, образовался лаз, из которого стала подниматься человеческая фигура, державшая свечу. Вот она встала в полный рост, развернувшись ко мне лицом. Я включил фонарь, а острие меча уперлось в горло этого человека.

— Стоять! — произнес я одно слово.

Глава 13

«Летучий глаз»

У мужчины, которого я держал «на крючке» с помощью своего меча, было одутловатое, землистого цвета лицо, высоко поднятые брови и испуганные глаза. Он так походил на свою мать Зинаиду, что у меня не было нужды гадать, кто стоит передо мной. Беглый убийца был ниже меня ростом, но значительно шире в плечах и массивнее. Если бы нам сейчас пришлось схватиться, то я бы, наверное, не устоял, хотя меч в моей руке давал мне значительное преимущество. Но Григорий и не делал никаких попыток к сопротивлению. Он опустил плечи, как-то обмяк, тревожно всматриваясь в меня, вернее, в слепящий его луч фонарика.

— Погодите, не убивайте… — пробормотал он. — Я не сделал вам ничего дурного.

— Медленно повернись и иди к лестнице, — произнес я. Он послушно выполнил мое приказание. — Теперь стой спокойно.

Не спуская с него глаз, я стал спиной подниматься вверх, нащупывая ступеньки. Положение мое было довольно шаткое: в одной руке меч, в другой — фонарик, я даже не мог опереться на перила.

— Давай двигай по лестнице на меня, — сказал я. — И без глупостей.

Я головой выдавил крышку люка и выбрался на кухню. Через минуту вслед за мной здесь же оказался и Григорий.

— Теперь открой дверь и иди вперед, — приказал я, коснувшись острием меча его лопатки. Мне надо было привести его в комнату Маркова. И через некоторое время мы были там.

— Егор! — позвал я. — Включи свет, у нас гость.

— Э? Кто здесь? — услышал я знакомый голос. Загорелась лампочка, и Марков недоуменно уставился на нас, протирая глаза. Увидев в моей руке меч, который я прижал к спине Григория, он быстро обо всем догадался и вскочил на ноги. Тотчас же полез в свою сумку и звякнул наручниками.

— Ну-ка, давай лапы! — грозно сказал он и ловко защелкнул железные браслеты на запястьях. Потом повернулся ко мне: — Где ты поймал этого голубя?

— В подвале. У него там гнездо. Знаешь, кто это?

— Можешь не говорить. И так ясно. Так вот, значит, кто держит в страхе всю Полынью? — Марков развернул Григория к себе, вглядываясь, потом толкнул на стул. — Ну, рассказывай про свои подвиги.

— Что вам от меня надо? — затравленно проговорил тот. — Почему вы все меня преследуете? Я никому не причинил никакого зла.

— А убийство девочки? А зарубленная топором женщина? А Николай? — Марков сжал кулаки, и я подумал, что он сейчас ударит Григория, но этого не произошло.

— Я не знаю, о чем вы говорите. Я никого не убивал.

— И там, в Мурманске, когда ты вырезал всю семью?

— Нет! Это сделал не я! Меня просто подставили, чтобы скрыть настоящего убийцу.

Григорий переводил взгляд с меня на Маркова, а губы его дрожали. И мне стало понятно, что он пережил в последнее время, прячась в подвале. Почему-то я почувствовал, что он говорит правду.

— Расскажи все по порядку, — произнес я, усаживаясь на кровать.

— А мы послушаем твои басенки, — добавил Марков.

В течение часа Григорий, волнуясь и заикаясь, рассказывал нам свою историю, а Марков только хмыкал и, прищурившись, смотрел на него. Было ясно, что он не верит ему. Мне же, неискушенному в подобных делах, исповедь убийцы показалась вполне правдоподобной. Со слов Григория выходило, что в Мурманске, сойдя с корабля, он познакомился с двумя кавказцами. Они пили на какой-то квартире, потом еще на одной, а потом он ничего не помнил. Очнулся в незнакомой комнате, в руках — нож, на полу — трупы хозяев. Он испугался, бросился бежать. Григорий понимал, что все улики падают на него. Но за те два дня, что ему удалось остаться на свободе, он сумел разыскать кавказцев, вычислив первую квартиру. Они и не скрывали того, что убийства и изнасилования — дело их рук. Но сказали, что ему все равно не отвертеться и будет лучше, если он уедет вместе с ними в Чечню. И еще предложили пронести на корабль мощный заряд взрывчатки. Григорий понял, что его попросту посадили на крючок именно ради этой цели. Началась драка. Его ударили чем-то тяжелым по голове, а затем выбросили из машины на улицу. Там его и забрали в милицию. Следователь не поверил ни единому его слову, а может быть, он уже был подкуплен чеченцами. Нужен был преступник, чтобы отмазать их. И им оказался Григорий. Потом — изолятор, допросы, выбивание признания. Каждодневные избиения. Он понимал, что ему грозит смертная казнь. И во время следственного эксперимента решился на отчаянный шаг. Выбив головой стекло, совершил прыжок с третьего этажа, уцелел, бросился бежать. Скрывался на окраине города, в каком-то сарае. Потом удалось пробраться в товарный состав. Жил некоторое время в Москве, скитался по чердакам, собирал объедки. Все это время его тянуло в Полынью. Хотел встретиться с моим дедом, спросить у него совета, как жить дальше. Арсений Прохорович был у него вроде учителя и относился к нему всегда как к родному внуку. И он отправился сюда. Пришел в поселок ночью, постучался к матери. Все рассказал ей, всю правду. А вот деда уже не застал… Что же теперь было делать? Оставаться здесь или идти скитаться по России вечным изгоем? Была даже мысль уйти в какой-нибудь монастырь. Но он решил пока пожить в пустующем доме Арсения Прохоровича. Тут, в подвале, было укромное место, вроде небольшой комнатки с дренажной системой для воздуха, укрытое сверху цементной плитой. Так просто сдвинуть ее было нельзя. Требовалось повернуть рычаг под нижней ступенькой лестницы, и тогда мощная пружина ослабевала, а плита подавалась в сторону. Точно такой же рычаг был и внутри комнатки, чтобы вернуть плиту на место. Об этом Григорий знал еще с детства, когда проводил у деда все свободное время, обучаясь его хитростям во врачевании. Он жил там некоторое время, пробираясь по ночам к матери и запасаясь продуктами. Потом подыскал себе еще одно лежбище — на болоте. Так, на всякий случай. И оно ему пригодилось, когда в Полынью приехал я…

— Так это за тобой я гонялся в свою первую ночь в Полынье? — спросил я.

— Да, за мной. Но я не хотел вас пугать. Так получилось.

— А кто подложил под лестницу мечи?

— Не знаю. Когда вы приехали, я провел этот день у своей матери. И вернулся сюда только ночью.

— Значит, ты ничего не знаешь и о тетрадках деда?

— Они куда-то исчезли. Я несколько раз обшаривал весь дом, но не мог их найти. Я знаю, какую ценность они представляют. Ведь там собраны рецепты на все случаи жизни. Даже такие, которые и не снились нынешним докторам. Арсений Прохорович очень дорожил ими.

— Странно. Я сразу же наткнулся на них в подвале, под лестницей. Словно бы кто-то специально подбросил их мне на глаза. А потом они исчезли.

— Вы знаете, — шепотом произнес Григорий, — мне всегда казалось, что в этом доме кроме меня порой бывает кто-то еще… Но он до того ловок, что я никогда не мог увидеть его или застать врасплох. Но он навещает дом — в этом я уверен точно. Может быть, этот человек и подложил вам мечи? И тетрадки. Но как они оказались у него?

— Вопросы здесь будем задавать мы, — грубо остановил его Марков. — Давай ври дальше.

— Егор, сними с него наручники, — попросил я. — Никуда он отсюда не убежит, потому что некуда.

С большой неохотой Марков щелкнул браслетами и убрал их в сумку.

— Только одно лишнее движение, — предупредил он, — и…

— Понял, — ответил Григорий, разминая запястья. Потом посмотрел на меня и продолжил: — Я жил здесь до того времени, пока не приехали ваши гости. И тогда я понял, что оставаться тут больше нельзя, слишком много народа.

— А ты, значит, любишь философствовать в одиночестве? — съязвил Марков.

Григорий теперь обращался только ко мне:

— Я ушел на болото, в свое лежбище. Там было довольно уютно, а многого мне не надо.

— Постой, — остановил его я. — А та ночь, когда мы тут затеяли беготню… Кто-то вывернул пробки, потом жуткий крик… Говорящая кукла на веранде, напугавшая Машу до истерики… Наконец, живая гадюка в моей постели. И перевернутый подсвечник, от которого чуть не случился пожар. Чьих рук это дело?

Григорий покачал головой.

— Я ушел еще в сумерках, — произнес он. — Говорю же вам, что в доме бывает кто-то еще. Наверное, он все это и учинил. Я никогда не вредил вам… Ни вам, ни кому другому. Я жил на болоте, а когда начались все эти убийства — мне рассказала о них мать, — я испугался. Я решил, что все подумают на меня.