Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник) - Александр Филиппов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да глупость. Шалость детская…
– Это поджог и хулиганство-то? – удивился майор. – И кого же он подпалил?
– Дверь в квартиру… одну. Ну, знаете, как детвора балуется? Поднесет горящую спичечку к газетам в почтовом ящике, ну и.. вот. А потом обивка на двери заполыхала, дым, шум на весь подъезд, пожарные подкатили…
– Чья дверь-то была? – допытывался Самохин, зная уже примерно, каким будет ответ.
Доктор смутился, опять утерся платком, потом расправил его, сложил аккуратно, сунул в нагрудный кармашек франтоватого пиджака.
– Женщины… одной.
И майор уточнил понимающе:
– Вашей знакомой…
– Ну… да.
– А жена… про эту приятельницу вашу знала?
– Не-е-т…
– Вот так, – подытожил Самохин и добавил задумчиво: – А сын, выходит, узнал. И Скляр тоже…
Доктор молчал, потупившись, и майор закончил безжалостно:
– Получается так, что сын… Эдик хотел таким образом ваши сердечные увлечения прекратить, за что и сел. А Скляр про то дознался и шантажирует.
Бушмакин отвернулся, спросил жалобно:
– Так я свободен?
– Конечно, – равнодушно кивнул Самохин и, когда дверца машины захлопнулась за доктором, попросил: – Дай-ка, Жора, еще твою сигаретку… Не накурюсь никак. Баловство, а не курево!
– Ну и сука этот ваш доктор! – заявил Губа, протягивая сигареты. – Зря вы ему деньги вернули.
– Что ж. мне, по-твоему, пачкаться о них? – сердито фыркнул майор.
– Деньги не пахнут! – с вызовом заявил Жора.
– Ну так пошли своих архаровцев, пусть лепилу догонят да отберут! – предложил Самохин
– Не-ет… От этих бабок действительно… смердит, как от тюремной параши, – поразмыслив, согласился Губа.
Помолчали, сосредоточенно дымя сигаретами.
– Как с опером-то? Шебуршился? – поинтересовался Самохин.
– Нормально. Он сперва чуть не обхезался – думал, его ваши за взятку замели. Начал на уши наезжать – мол, должок вернули… Но потом, видать, сообразил, задергался – ему и накатили разок челягу. И предупредили, что лепила, козел этот, вроде как под нашей крышей. Дали пинка под зад и отпустили. В другой раз не сунется.
– Это ты молодец, насчет крыши-то, – сдержанно похвалил Самохин. – Я и не додумался до такого. Действительно, так-то оно надежнее будет. С волками жить – по-волчьи выть… Ну, прощевай, Жора. На зоне встретимся – плита чая за мной, и один грех твой прощенный.
– Давай подвезу, чего в потемках-то ходить? – предложил Губа. – А то еще хулиганы обидят!
– А ты и пожалел бы мента, если б напали? – ехидно осведомился майор.
– Ну, пожалел, не пожалел… Какая разница? То наша с вами жизнь была, сами в ней разберемся. И не этим соплякам нынешним о нас судить…
– Нет, Жора. Не поеду я с тобой. У тебя права купленные. Разобьемся еще, а я до пенсии мечтаю дожить. Опять же, опасаюсь, что квартирешку мою вычислишь и жуликов наведешь…
– Ох, люблю я ваши приколы, гражданин начальник! – разулыбался, скаля золотые фиксы, Губа. – Мы, дело прошлое, еще на зоне любили с вами прикалываться. Х-ха! Сказанули! Я – на хату майора Самохина жуликов наведу! Да им там и взять-то наверняка нечего. Если только с собой принесут!
– Точно! – с непонятной, отчаянной гордостью согласился Самохин и, махнув прощально рукой, шагнул в темноту июльского вечера.
11
А ночью стряслась беда. Около половины третьего в квартиру Самохина позвонили – длинно, нетерпеливо и требовательно, как во все времена звонят и стучат в дверь вестовые, доставившие жесткий и срочный приказ. За многие годы службы майор привык к таким тревогам, воспринимал их безропотно и в шутку называл «подъемом с переворотом», когда надо было среди ночи оставлять теплую постель и отправляться по неотложному вызову в зону. Но то – в колонии, где остававшийся дежурить наряд, избалованный тем, что большинство сотрудников живут в поселке неподалеку, дергал порой по пустякам, не желая лишний раз брать на себя ответственность за принятое решение, и зоновским «кумовьям» доставалось от подобных дежурных-перестраховщиков больше всего.
Здесь, в городе, другое дело. Объявлять тревоги, полошить сотрудников зря не имело особого смысла – все равно большинство ночью, при отсутствии городского транспорта, доберутся со своих окраин до изолятора не раньше утра. А потому тревог почти не бывало, а если начальство изредка, не чаще раза в квартал, и устраивало их для поддержания «боеспособности», то старалось подгадать под утро, с тем чтобы не выделять специального автотранспорта и собрать тюремщиков аккурат перед началом рабочего дня.
На этот раз в роли посыльного выступил огромного роста милицейский сержант патрульно-постовой службы. В камуфляжном комбинезоне, в бронежилете, увешанный снаряжением – пистолетом, наручниками, «черемухой» в чехле, с короткой резиновой палкой на поясе, – он походил на космонавта из фантастического боевика, которые с недавних пор стали часто «крутить» по местному телевидению.
– Собирайтесь, – сообщил милиционер разоспавшемуся было после похождений в баре Самохину, – в изоляторе ЧП. Машина ждет во дворе, у подъезда.
Уже зная, что стряслось что-то серьезное, действительно чрезвычайное, майор быстро натянул форменные брюки, рубашку, прихватил китель – ночи становились прохладными, обулся и, нахлобучив на ходу фуражку, выскочил из дому, провожаемый всполошившейся Валентиной. Жена по давней традиции украдкой мелко перекрестила его вслед, и Самохин отмахнулся привычно и пренебрежительно, хотя такое напутствие в последнее время стало ему отчего-то казаться важным.
Возле подъезда, уткнувшись в кусты акации и светя во мраке подфарниками, урчал приглушенно патрульный «уазик», в салоне громко и неразборчиво, прерываясь треском и свистом помех, призывала к чему-то рация. Едва майор втиснулся на заднее сиденье, машина рванула, ветви акации, теряя мелкие листья, хлестнули по стеклу боковой дверцы. «Уазик» круто вырулил со двора и помчался по пустынным в ночную пору городским улицам.
– Что случилось-то? – спросил Самохин, обращаясь к спинам сидевших впереди молчаливо и монументально патрульных. Водитель сосредоточенно гнал машину, а возвышавшийся рядом с ним огромный сержант, бывший в экипаже за старшего, ответил неохотно, не оборачиваясь:
– Мы сами толком не знаем. Все патрули, даже «гаишников» к следственному изолятору стянули, а нас послали по адресам, сотрудников ваших собирать по тревоге. Говорят, там, в СИЗО, кучу трупов только что наваляли…
– Чьих? – раздраженно дымя зажатой в кулак и особенно горькой в неурочный час сигаретой, уточнил Самохин. – Зэков или сотрудников?
– По рации передавали… Вроде и тех и других… – скупо бросил сержант.
Майор ругнулся сквозь зубы, приоткрыв дверцу, пульнул окурок на дорогу и, чтобы не гадать понапрасну, а принять беду такой, как она есть, отвлекая себя, стал пристально наблюдать из-за спин патрульных за тем, как ловко, повизгивая шинами на поворотах, гонит машину сосредоточенный милицейский водитель.
Домчались до изолятора быстро, минут за десять. Со стороны улицы перед раздвижными воротами СИЗО уже стояло несколько патрульных машин, два автомобиля «скорой помощи», и сине-желтое мигание проблесковых маячков на их крышах бросало пестрые блики по кроваво-красному металлу ржавых ворот. Это сияние напомнило вдруг некстати Самохину бар с идиотской дискотекой, музыкой и плясками под управлением неведомого, затененного полумраком, сидящего где-то на верхотуре диск-жокея или кого другого, хрен их кто теперь по именам и должностям разберет…
Первые два трупа майор увидел сразу, войдя только в чуть приоткрытые ворота СИЗО. Лежали они возле крылечка, ведущего к двери КПП. По спортивным костюмам, иссеченным пулями, залитым кровью, распознал заключенных. Вокруг суетились незнакомые люди, щелкали фотовспышками – видимо, работала следственная группа из управления. Два парня в белых медицинских халатах курили, сидя на корточках поодаль. По стоящим здесь же порожним пока брезентовым носилкам было понятно, что торопиться уже ни к чему и санитары терпеливо ждут команды на погрузку, как только криминалисты закончат осмотр места происшествия и убитых.
Дверь КПП была распахнута. В помещении дежурки толпился народ – в основном приезжие из управления с большими, непривычными в изоляторе звездами на погонах, прокуроры в нелепой, делающей их похожими на железнодорожников форме, оперативники в штатском. Здесь же крутился, скользил, просачиваясь мимо дородных начальственных тел, капитан Скляр, и Самохин разглядел у него кровоподтек на левой, отечной стороне и без того пухлой физиономии. За пультом, на месте ДПНСИ, обреченно обхватив руками голову, сидел начальник изолятора, а перед ним, на стуле, рассказывала что-то, хлюпая носом и размазывая по щекам краску с ресниц вперемешку с помадой, помощница Варавина, Ленка.
