Дивергент - Вероника Рот

– А моя мама держала зимние пальто в чулане.

– Я не... – он с трудом вздыхает. – Я правда больше не хочу говорить об этом.

– Хорошо. Тогда говорить буду я. Спроси меня о чем-нибудь.

– Ладно. – Он смеется дрожащим голосом мне в ухо. – Почему у тебя такое быстрое сердцебиение, Трис?

Меня передергивает, и я говорю:

– Ну, я ... – Я ищу оправданий, которые не связаны с руками, обнимающими меня. – Я почти не знаю тебя. – Недостаточно убедительно. – Я почти не знаю тебя, и сейчас я c тобой в коробке, Четыре. О чем ты думаешь?

– Если бы мы были в твоем пейзаже страха, – говорит он, – я бы в нем был?

– Я не боюсь тебя.

– Конечно нет. Это не то, что я имел в виду. – Он снова смеется, и тогда в стенах появляются трещины, они падают, оставляя нас в кругу света.

Четыре вздыхает и убирает руку с моего тела. Я встаю на ноги и отряхиваюсь, хотя знаю, что не испачкалась. Я вытираю ладони о джинсы. По моей спине внезапно пробегает холодок из-за его отсутствия рядом со мной. Он стоит передо мной, усмехаясь, и я не уверена, что мне нравится этот его взгляд.

– Похоже, ты не подошла Искренности, – начинает он, – потому что ты ужасная лгунья.

– Думаю, мой тест на способности полностью исключил этот вариант.

Он качает головой.

– Результаты тестов не доказательство.

Я сужаю глаза.

– Что ты пытаешься сказать мне? Твой тест не причина того, что ты оказался в Бесстрашии?

Волнение течет по моему телу, как кровь в моих жилах, и появляется надежда на то, что он может подтвердить – он Дивергент, он такой же, как я, и мы сможем выяснить, что это такое… вместе.

– Не совсем. Нет, – говорит он. – Я... – он смотрит через плечо, и голос его стихает.

На расстоянии в несколько ярдов от нас стоит женщина, направляя на нас пистолет. Она совершенно спокойна, ее черты лица невзрачны: если бы мы ушли отсюда прямо сейчас, я бы не запомнила ее.

Справа от меня появляется стол. На нем ружье и один патрон. Почему она не стреляет в нас? Ох, думаю я. Страх не связан с угрозой его жизни. Он связан с ружьем на столе.

– Ты должен убить ее, – тихо говорю я.

– Каждый раз.

– Она ненастоящая.

– Но выглядит такой. – Он кусает губы. – И ощущается настоящей.

– Если бы она была реальной, она бы давно уже убила тебя. Все в порядке.

Он кивает.

– Я просто... сделаю это. Это не… не так плохо. И не так панически пугает.

Не панически, но пугает. Я могу видеть это в его глазах, когда он поднимает оружие и открывает патронник, как будто он делает это в тысячный раз… возможно, так оно и есть. Он вставляет пулю и держит оружие перед собой обеими руками. Он закрывает один глаз и медленно дышит. На выдохе он стреляет, и голова женщины откидывается назад. Я вижу вспышку красного и отвожу взгляд. Слышу, как она рухнула на пол.

Оружие Четыре опускается одновременно с выстрелом. Мы смотрим на ее упавшее тело. То, что он говорил, – правда, это действительно кажется реальным.

Ох, не будь нелепой. Я беру его за руку.

– Давай, – говорю я. – Пойдем. Нужно продолжать двигаться.

После еще одного рывка, он выходит из оцепенения и следует за мной. Когда мы проходим мимо стола, тело женщины исчезает, вот только не из нашей памяти.

На что это похоже, убивать кого-то каждый раз, когда проходишь свой пейзаж страха? Возможно, мне предстоит узнать.

Но что-то озадачивает меня: это должны быть худшие страхи Четыре. И хотя он паниковал в той комнате и на крыше, он убил женщину без особых сложностей. Как будто моделирование хватается за любой страх, который может найти в нем, а нашло оно немного.

– Началось, – шепчет он.

Темная фигура приближается к нам, она подкрадывается к краю круга света и ждет нас, чтобы сделать еще шаг.

Кто это? Кто этот постоянный кошмар Четыре? Этот человек высокий, стройный, с короткой стрижкой. Руки у него за спиной. И он одет в серые цвета Отречения.

– Маркус, – шепчу я.

– А вот и та часть, – говорит Четыре, его голос дрожит, – где ты узнаешь, как меня зовут.

– Разве он… – Я перевожу взгляд с Маркуса, который медленно двигается к нам, на Четыре, который медленно пятится назад, и все сходится. У Маркуса был сын, присоединившийся к Бесстрашным. Его имя... – Тобиас.

Маркус показывает нам свои руки. Ремень накручен на один из его кулаков. Он медленно разматывает его и снимает с пальцев.

– Это для твоего же блага, – говорит он, и его голос отдается эхом множество раз. Десяток Маркусов вступает в круг света, держа тот же пояс с тем же пустым выражением лиц. Когда Маркусы моргают снова, их глаза превращаются в пустые черные дыры. Ремни скользят по полу, который теперь выложен белой плиткой.

Дрожь ползет вверх по моей спине. Эрудиты обвиняли Маркуса в жестокости. Хотя бы раз они оказались правы. Я смотрю на Четыре – Тобиаса – он кажется застывшим. Он больше не стоит прямо.

Он выглядит на годы старше; он выглядит на годы младше.

Первый Маркус отдергивает руку назад, ремень перелетает через плечо, и он готовится к удару. Тобиас отклоняется назад, бросая оружие и вскидывая руки, чтобы защитить лицо.

Я бросаюсь вперед и встаю перед ним. Пояс щелкает по моему запястью, обертываясь вокруг него. Горячая боль проходит от руки к локтю. Я сжимаю зубы и тяну  за ремень так сильно, как только могу. Маркус теряет равновесие, так что, я выдергиваю пояс и хватаю его за пряжку.

Я отвожу руку так быстро, как только могу, моя рука горит от резкого движения, и ремень ударяет плечо Маркуса. Он кричит и бросается на меня с раскинутыми руками, с ногтями, похожими на когти.

Тобиас толкает меня к себе за спину, так, что теперь он стоит между мной и Маркусом. Он выглядит разгневанным, а не испуганным. Все Маркусы исчезают.

Включается свет, открывая нам длинную, узкую комнату с кирпичными стенами и цементным полом.

– Все? – спрашиваю я. – Это твои худшие страхи? Почему у тебя только четыре... – мой голос стихает.

Только четыре страха.

– Оу. – Я оглядываюсь и через плечо смотрю на него. – Вот, почему они зовут тебя…

Слова покидают меня, когда я вижу выражение его лица. Его глаза широко распахнуты и кажутся почти уязвимыми в этом свете. Его губы открыты. Если бы мы были не здесь, я бы описала этот взгляд как благоговение.

Но я не понимаю, почему бы ему так на меня смотреть. Он берет меня за локоть, большим пальцем нажимает на мягкую кожу над моим предплечьем, и притягивает меня к себе. Кожу вокруг моего запястья до сих пор жжет, будто пояс был настоящим, но она такая же бледная, как и остальная.

Его губы медленно двигаются по моей щеке, а руки сжимаются вокруг моих плеч, и он утыкается лицом мне в шею, его дыхание у моих ключиц. Секунду я стою напряженно, а затем оборачиваю руки вокруг него и вздыхаю.