Личный враг Бога - Михаил Кликин

Гоблин шел впереди, и лес расступался перед ним. Зеленые руки деревьев расцепляли свои пальцы и послушно расходились в стороны, мшистые коряги уползали из-под ног, кряжистые стволы, скрипя, уступали дорогу. В первые дни путешествия Глеба пугали эти жуткие признаки растительной жизни, но потом он привык и старался не отставать от неустанного неунывающего проводника-гоблина.

— Странно, мы не встретили еще ни одной дриады, — сказал Уот, — должно быть, тебя боятся. Скажи, Глеб, почему Вас, Двуживущих, все боятся?

— Не знаю, — пожал плечами Глеб. Ему не хотелось разговаривать на эту тему, и гоблин это понял.

— Они такие забавные. Живут прямо в деревьях; не в дуплах или там гнездах — прямо в самих стволах. Интересно, как они туда залезают?

— Не знаю.

— Что ты такой мрачный? Уже скоро.

— Ты это с самого начала говорил. Что значит «скоро»?

— Еще дня два, может три. Мы хорошо идем. И время сейчас хорошее. Дожди прошли, деревья сытые. А в засуху знаешь тут чего бывает? Цепляют всех подряд, одежду рвут, меж собой дерутся.

— Дерутся? — Глеб представил себе драку деревьев и его разобрал смех.

— Ну да. Ветками машут, сучками свиваются и друг друга к земле клонят. Бывает, что и выкорчуют кого-нибудь. А дриады носятся, ругаются, пищат по-своему… В засуху здесь можно ходить только с Древесным Топором… — Он помолчал и поправился: — Можно было.

Какое-то время они двигались молча, слушали шуршащий шепот леса, а потом Уот спросил:

— А в вашем мире есть лес?

— Да. Там, где людей совсем немного. Далеко от больших городов.

— А какой он — ваш лес?

Глеб задумался:

— У нас тоже есть и березы, и дубы, и ели, и сосны. У нас даже больше деревьев, чем здесь. Но наш лес не может быть живым. Он живой, конечно, но наши деревья не могут шевелиться сами по себе, не могут двигаться и убивать. — Он улыбнулся. — Не могут драться.

— Наши деревья тоже не могут. Это просто магия… У вас нет магии?

— Такой, как у вас, нет. У нас своя магия. Наука и технология. Она позволяет нам делать множество чудесных вещей. И ваш мир мы создали с ее помощью.

— Зачем?

— Не знаю. Наверно, для того, чтобы увидеть то, чего нет в нашем мире, испытать нечто новое, необычное. Люди так устроены, им нужны новые ощущения…

— Мудрейший говорил, что вам нужен этот мир, чтобы убивать, — перебил гоблин.

— Может быть, — не стал спорить Глеб. — Убийство запрещено у нас, но нам нужна сублимация… Извини, я не хочу говорить на эту тему.

— Если вы создали этот мир, значит, вы боги? — вслух рассуждал Уот. — Значит, вы можете его уничтожить в любой момент? А что тогда будет с нами? И если вы боги, то почему вас так много? Может, вы убиваете друг друга для того, чтобы определить кто из вас — Истинный Бог? Но разве может бог умереть? А вы погибаете. Но всегда возвращаетесь. И это значит, что ваша битва бесконечна, а следовательно вечен и наш мир. Или же вы не боги? Но ты говоришь, что весь этот мир создал человек, и я верю тебе. И траву, и деревья, и зверей, и небо, и землю, и солнце, и свет, и тьму. Все… — Потрясенный гоблин остановился и стал вертеть головой. — И добро, и зло. Только Бог может все это сотворить… Ты Бог, Глеб?

— Нет, Уот. Мы не боги. Мы сделали этот мир, но мы не можем сотворить ни добра, ни зла. Мы просто копируем свой мир, немного изменяя его и придумывая новые правила игры.

— Игры? Для вас это игра, Глеб?

— Один известный человек нашего мира сказал: «Что наша жизнь? — Игра…»

— Игра… — прошептал Уот.

Дальше они шли молча, механически переставляя ноги и думая каждый о своем.

Вечером, когда сгустившиеся сумерки длинными тенями выползли из-под деревьев, путники остановились на ночевку. Уот, попросив извинения у деревьев, развел костер. Глеб развязал торбу и стал готовить скромный ужин — нарезал грубый рисовый хлеб, разделил тонкие ломтики солонины, оставив большую часть на последующие дни, сходил за водой к текущему неподалеку ручью.

Поев, они начали готовиться ко сну. Сунув в костер большую корягу, чтобы ее жара хватило на всю ночь, Уот натаскал подсохшей прошлогодней травы и взбил из нее подобие перины. Товарищи легли ногами к огню и прижались спинами друг к другу. Глеб уже собирался заснуть, оставить на время этот мир, как Уот сказал:

— А ты спишь по-другому. Я заметил это. Однажды я хотел тебя разбудить раньше времени, но ты был словно мертвый. Я толкал тебя, звал по имени, но ты не откликался. Я сильно испугался тогда. А потом ты проснулся… Все Двуживущие так спят? Вы возвращаетесь к себе?

— Да, Уот. Мы должны время от времени покидать этот мир. Ведь это тело, — Глеб поднял руку, — не настоящее. Мое тело там, далеко… Мне сложно объяснить это.

— Я все понял, — сказал Уот. — У Двуживущих два тела, и они должны заботится о каждом из них. — Он помолчал, задумавшись. — А в том мире вы умираете один раз? Навсегда?

— Да, — односложно сказал Глеб.

— Значит, вы не боги, — сделал вывод гоблин.

— Да, — подтвердил Глеб и заснул.

— А, может, вы боги здесь, но не являетесь ими у себя? Может быть, вы создали этот мир и пришли к нам, чтобы почувствовать себя богами? Но разве бог может быть богом в одном мире и не быть им в другом? Бог потому и бог…

Уот не заметил, как нить его мысли запуталась и сплелась в тугой вязкий клубок, а затем ее обрезало острое лезвие сна.

— Не могу понять, где мы, — сказал Уот, и в его голосе Глеб услышал страх. Врожденный страх гоблина с равнин перед зеленым лабиринтом леса.

— Мы, что, заблудились? — спросил Глеб.

— Не понимаю, где мы, — растерянно повторил Уот.

Со всех сторон их окружали темные, почти черные стволы деревьев. Голые кроны походили на воздетые к небу обугленные руки. Черные ветви были густо опутаны серебристой паутиной, и в глубине этих гигантских коконов шевелилось что-то живое и отвратительное.

Под деревьями ничего не росло: ни травы, ни низкорослого кустарника, только скользкая белесая плесень грибовидными наростами покрывала почву.

— Ничего себе местечко, — вслух прокомментировал Глеб.

Они стояли, устало опираясь на копья, и оглядывались. Глеб ждал, что скажет Уот, а гоблин пребывал в полной растерянности.

Они петляли по этому мертвом лесу уже целый день. Сперва Уот, руководствуясь какими-то известными ему одному приметами, пытался держаться обычного направления. Но после того, как путники трижды возвращались на одно и тоже место — к искривленному, почти завязанному в узел дубу, изрытому дуплами от корней до самой вершины, — Уот наплевал на все правила ориентирования и повел Глеба наудачу. Лишь бы только выбраться из этой жуткой глуши, где даже воздух был пронизан липкой паутиной. Плотные полотнища ее висели меж стволов, словно ловчие сети, — но их-то можно было обойти или разодрать на лоскуты, орудуя копьями. А вот отдельные полупрозрачные нити, крепкие и тугие, были незаметны до того момента, пока не вляпаешься в них, не порвешь с треском. То и дело приходилось снимать с лица мерзкие тенета, счищать их с ладоней, с одежды… Мертвый лес не кончался. И все больше мрачнел Уот…

Сверкнув на прощанье паутиной, скрылось за деревьями солнце, и Глебу показалось, что стволы сразу сдвинулись теснее, сгустив темноту, нагнулись к ним, протянули обугленные руки, готовясь выпустить из своих скрюченных ладоней отвратительное нечто, затаившееся внутри огромных коконов.

— Заночуем здесь, — решил гоблин. — Плохое место, но идти ночью нельзя. Нам потребуется много дров, большой огонь должен гореть до утра. Ты не спи сегодня, Глеб. Нам нельзя сейчас спать. Если хочешь выжить, не возвращайся в свой мир.

Они очистили от плесени участок земли, натаскали сухих дров, сложили их стеной, и развели большой костер.

Отблески пламени весело плясали на их лицах, но окружающий лес все равно оставался непроглядно черным, незримым, и им казалось, что они сидят в бесконечной темной пустоте, и только этот костер, и они сами, и лоскут земли под ногами, и копья в руках — это и есть вся Вселенная, единственная и неделимая.

— Расскажи о себе, Глеб, — попросил гоблин. — Почему ты здесь? Тебе не нравится в своем мире? Зачем вы приходите сюда? — Уот не умел задавать вопросы по одному.

Глеб задумался, не зная с чего начать. Порой он сам спрашивал себя о чем-то подобном, но ответы находил не всегда. А если и находил, то не был уверен в их правильности.

— Я обычный человек. У меня стандартная штампованная жизнь. Наверно, поэтому я и стремлюсь сюда, подальше от серости и обыденности… Вот тебе не надоедает жить, Уот? Неужели тебе не хочется разнообразия, каких-нибудь перемен, приключений?

Гоблин поправил выкатившееся из огня полено, протянул ладони к костру, ответил:

— Не знаю. Никогда не задумывался. Я охочусь, ловлю рыбу, ухаживаю за Лесом. Два раза в год у нас наступают большие праздники, и тогда мы веселимся и отдыхаем. А потом снова… Нет, я не хочу ничего менять. Мы не успеваем жить в одном мире, а если существовать в двух мирах, то и времени потребуется в два раза больше. Я прав?