Одержимость романами - Кейтлин Бараш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, конечно, я не могу не задаться вопросом, повлияла ли на ее выбор породы собаки история, которую я рассказал ей о встрече моих родителей на улице, и если да, то было ли это бессознательное или намеренное решение? Если последнее, то что она пытается донести до меня? Впервые за долгое время я действительно не знаю, как поступить дальше.
Проходит еще час, прежде чем сердцебиение замедляется настолько, что мое тело готово рассмотреть возможность сна, и в конце концов мне это удается.
На следующее утро меня будит Калеб, собирающийся на работу: звон посуды для завтрака в раковине, мягкий скрежет молнии его портфеля.
– Ты вчера поздно легла, – замечает он, когда я присоединяюсь к нему на кухне.
Я могла бы поклясться, что он дрых без задних ног, когда я скользнула обратно в постель.
– Не могла уснуть. – Я не смотрю на него и наливаю себе кофе из френч-пресса. – Не хотела тебя будить, поэтому пришла сюда и немного писала.
– Почитаешь мне, над чем работаешь? Я с удовольствием послушаю.
С удивлением отворачиваюсь от открытого холодильника в его сторону. Он не просил почитать ничего с нашего первого свидания, с тех пор, как ухаживал за мной. Смущенная, взволнованная и растерянная, я спрашиваю:
– Ты правда этого хочешь?
– Я не так часто спрашиваю тебя о твоем творчестве, как следовало бы. – Калеб пожимает плечами. – Я не хочу быть тем парнем, который дарит тебе записную книжку, не проявляя никакого интереса к тому, что именно ты пишешь.
Я немного сжимаюсь: вдруг он уже заглянул внутрь? Но как я могу сказать «нет»? Может быть, это именно то, чего я ждала.
– Хорошо, конечно. Если ты хочешь, я готова.
Выбираю несколько абзацев, недавно написанных об Уэльсе. О Розмари там ни слова. Я делаю глубокий вдох:
– Во время полета я представляла себе угрюмые болота, туманные зеленые холмы, валлийскую прохладу. Не надо мне никаких пальм, они усложняют всю картину. Я спускаюсь вниз за стаканом воды и в тихом сумраке кухни едва не прохожу мимо матери моего парня, которая грызет яблоко, сидя на табурете у стола. – Я делаю паузу. – Мне продолжать?
Его взгляд устремлен на записную книжку. Она моя сообщница.
– Эмм, это немного личное, чтобы быть комфортным. Но продолжай.
– Если мой парень спустится по лестнице и будет наблюдать за нашим разговором, он обратит внимание на наше взаимодействие. Наличие или отсутствие химии между нами повлияет на его восприятие меня. – Я переворачиваю страницу. Мое тело гудит. – Меня снова тошнит. Мать моего парня встает и обнимает меня. Она высокая и худая, как и ее сын; у нее такие же серебристо-светлые волосы.
– Хорошо придумано – сделать из меня безымянного блондина. – Голос Калеба звучит буднично, но в нем слышится резкая нотка. – Никто никогда не догадается, что это я.
– Вымышленные архетипы. Гораздо интереснее воссоздавать и драматизировать проблемные…
– Как насчет не писать о моей семье? – перебивает он. Тон его голоса ровный, рассудительный. – И можно я не буду валлийцем? Потому что я правда валлиец. Сделай меня голландцем, или итальянцем, или еще кем-нибудь. Все любят итальянцев.
Вена на моем запястье вспыхивает темно-синим цветом. Наверное, поднимается давление.
– Хорошо, не буду. Прости, я хотела как-то переосмыслить ту поездку, она показалась мне значительной, встреча с твоими родителями, и поэтому я выдумала…
– Ты уже говорила это. – Калеб трет веки и вздыхает. – Слушай, я не хочу ссориться из-за этого, просто говорю, что мне от этого не по себе, ладно?
Я сжимаю его руки в своих:
– Эй, посмотри на меня. Я слышу тебя.
«Ты заинтересовал меня настолько, что я написала о тебе», – хочется мне сказать. Это самый щедрый комплимент с моей стороны, и поэтому я пытаюсь найти фразу, которая могла бы доказать ему, что иногда роман служит – если читать между строк – своего рода любовным посланием.
– Тело моего парня здесь двигается по-другому – оно излучает уверенность, оно свободное и гибкое.
Следующая строчка – «До этого я видела его только с согнутой спиной, полным усталости городским жителем» – может обидеть, и я пропускаю ее.
– Здесь, у моря, когда разговоры в пабе нарастают и просачиваются сквозь каменные стены, я понимаю, кем он является, и может быть, когда он смотрит на меня, я чувствую прилив тепла, словно прошла посвящение. – Я поднимаю глаза, глядя на него, и читаю: – Если бы мы жили в этом пабе, то смогли бы пережить все.
Калеб наконец слегка улыбается.
– Блин, теперь я скучаю по пабу.
– И я, – говорю я и целую его.
Он поглаживает мою спину одним плавным движением, прежде чем выйти за дверь, говоря, что мы увидимся позже, после работы.
Когда за ним закрывается дверь, я выдыхаю с облегчением. Никаких скандалов, и только один ультиматум: не писать о его семье. Но у меня есть четыре тысячи слов, написанных в его стране, и я не намерена тратить их впустую. Поэтому я достаю свой ноутбук, перепечатываю все четыре тысячи слов из записной книжки в «Ворд» и отправляю их по электронной почте своей бабушке, объясняя, что они «в некоторой степени основаны» на моей поездке. Ее мнение поможет определить, стоит ли пренебречь просьбой Калеба.
Помните? Писательство – моя первая любовь. Ставь его на первое место. Защищай его.
* * *
Я читаю роман Джоанны Уолш за кассой на работе, когда приходит ответ от бабушки. Ну, технически два ответа, поскольку она случайно нажала кнопку «отправить» слишком рано.
Наконец-то, оригинальный текст Экерман! Я уже начала беспокоиться, что ты навсегда завязала с писательством. Мне необходимо отвлечься от оста
Тридцать секунд спустя:
Что за нелепое приспособление! Я хотела написать: от остатков дня – физиотерапии, мягкой пищи, экзистенциальной агонии. Прочту как можно скорее!
Она не шутит. Ее следующее письмо приходит через четыре часа. Чтобы дать себе возможность спокойно переварить вердикт, я избегаю смотреть в глаза клиентам.
Письмо гласит:
Сразу к делу. Очень хорошо. Образы острые и честные; рассказчица признает свои собственные ужасные недостатки, даже когда препарирует других. Если это действительно «в некоторой степени» о Калебе, то да, ему может быть больно, если ты это опубликуешь. Он
