Загадка Отилии - Джордже Кэлинеску

— Кто т-там? Сюда нельзя!

— Это я, дядя Костаке! Я зашел сказать, что иду в город. Если вы хотели починить буфет, сказали бы мне, я бы помог.

Феликс солгал, но дядя Костаке поверил ему или сде­лал вид, что поверил.

— Н-нет, ничего. Немного отстала доска, я сам по­чиню, я сумею.

Феликс направился к двери, глядя в потолок, чтобы убедить старика, что ничего не заметил. Не успел он выйти, как услышал щелканье поворачиваемого в замке ключа. На улице Феликс невольно обернулся и увидел, что дядя Костаке подглядывает у окна, ушел он или нет. Старик помахал ему на прощанье рукой, как будто это давало ему уверенность, что Феликс уже не вернется «Неосторожный старик, — подумал Феликс. — Если узнает Стэникэ, он пропал».

Стэникэ ничего не узнал, но исключительное пристра­стие ко всему, что хоть как-то затрагивало его интересы, заставляло адвоката беспокойно кружить возле дома, словно кошка около жаркого. Феликс никак не мог понять, чего нужно Стэникэ, да тот и сам не сумел бы этого объ­яснить даже в порыве откровенности. У Стэникэ не было определенной цели. Он всегда находился в возбуждении, вечно ждал какого-то решающего события, которое изме­нило бы всю его жизнь. Эта относительная неопределен­ность его деятельности порождала у него бесконечное ко­личество идей и делала интуицию обостренной, как у под­линного художника. Стэникэ был вездесущ, раздавал наставления направо и налево, он был братом, отцом, советчиком для кого угодно и сам умилялся своими соб­ственными сентиментальными импровизациями. Феликс часто ловил его на том, что он подсматривает через окно в комнату дяди Костаке или шарит по дому. Однако Стэникэ всегда удавалось изобразить дело таким образом, что его наглые действия воспринимались как вполне есте­ственные, обычные поступки. Однажды Феликс застал его даже в своей комнате. Он прекрасно видел, как тот рылся в его вещах, но, когда он вошел, Стэникэ уже сидел на стуле возле стола и внимательно вчитывался в какой-то научный труд.

— Это очень интересный вопрос, — заговорил он, бара­баня пальцами по книге, словно само собой разумелось, что именно за книгой он и пришел. — Когда вы сдадите экзамены, дайте мне ее почитать, я тоже хочу просветиться. Точные науки всегда были моей страстью. Но родители умерли...

Феликс с таким удивлением смотрел на него, что Стэ­никэ все же почувствовал необходимость объяснить свое присутствие в комнате:

— Я все гляжу на Марину, как она постарела, бед­няжка. Знаете, она приходится им дальней родственницей! Ну и люди! Ты состоишь с ними в родстве, а они пре­вращают тебя в служанку. Вы не можете даже вообразить, во скольких благородных семействах творится такое свин­ство! Незамужняя сестра, немного придурковатая тетка бесплатно стирают белье для всех остальных. Можно ска­зать, что Марина не так много делает, но если это задаром, это уже нечестно. Я бы с радостью взял ее, чтобы спасти от нищеты, но разве они позволят? И главное, она сама этого не захочет. Клянусь честью, у этой Ма­рины должны быть деньги. Однажды она одолжила ста­рому Костаке две тысячи лей. Черт ее знает, где она хранит деньги! Я знал одну семью, где держали такую вот старую перечницу только потому, что у нее водились де­нежки. Но когда она умерла, так ничего и не нашли. И знаете почему? Посмотрим, есть ли у вас нюх! Феликс пожал плечами.

— У нее был любовник, дитя мое, горбун, с которым она прижила двух ребятишек, совершенно прелестных, если судить по крайней мере по их нежному цвету лица. Не знаю, чему там вас учит медицина, но у горбунов всегда рождаются беленькие дети, пухленькие, с нежной кожей, словно тубероза или лилия, похожие на растения, вырос­шие в погребе. И умирают они ровно через год... Вот я и спрашиваю, у кого останется Марина, если, избави бог,— а это все равно неизбежно — умрет Костаке? Кто про­играет или выиграет? На вашем месте я бы прощупал почву, я бы разузнал, сколько у нее денег. Я ведь вижу, что Марина к вам благоволит. Вы ее можете очень просто окрутить. Для вас, для студента, она клад, и все это вам гроша не будет стоить, разве что немножечко цуйки. Зато потом будете с деньгами. Но вопрос в том, есть у нее деньги или нет. Что вы скажете?

— Я об этом не думал, — ответил Феликс, — и вообще этот вопрос преждевременный, даже для того, кто в нем заинтересован. Кто первый умрет — дядя Костаке или она? Мало ли что может случиться! Мне кажется, что оба они еще крепкие.

— Хорошо, хорошо, пусть это только предположение. Предположим, что я, уже достаточно искушенный, и вы, человек, к которому я отношусь, как к младшему брату, заключим договор. Вы — наблюдаете, я — направляю, а барыши мы поделим. Конечно, это лотерея, но лотерея беспроигрышная. Нужно только терпение. Одним этим не проживешь, но если играешь еще и в другую подобную же лотерею, придет время, когда все билеты выиграют сразу. Значит, нужно быть готовым. Вы ведь доктор, господи боже мой и должны это понимать. Что такое жизнь? Чепуха. Перевалишь за определенный возраст и начнутся болезни: ревматизм, подагра, сердце, почки. Наступит день — и трах: не один, а все скапутятся, кто в таком возрасте. Это статистика, научно обосновано. Вчера при­жало Симиона (держу пари, что он преставится), завтра дядю Костаке. Да и другие не проживут до тысячи лет. Очередь наша, молодежи, садиться за стол жизни. Но нужно быть готовым и не откладывать все со дня на день. Старики, они хитрые, мошенники — это я вам говорю как адвокат, — у них неприкрытая вражда к наследникам. Ста­рик, который за всю свою жизнь не сумел попользоваться богатством, относится к молодежи ревниво, разыгрывает фарс, оставляет, например, имущество церкви или какому-нибудь богоугодному заведению, которого никто и знать не знает. Разве хорошо, что Отилия проведет свою моло­дость здесь, а потом, именно тогда, когда она станет еще более очаровательной и будет нуждаться в роскоши, ока­жется на улице?

— Я не думаю, чтобы дядя Костаке не позаботился о ней, — проговорил слегка задетый Феликс.

Стэникэ воспользовался его минутной слабостью.

— Он может так поступить, не питайте иллюзий. У стариков своя психология. Если вы говорите, что лю­бите ее, то ваша обязанность постараться создать здесь здоровую атмосферу, чтобы потом, при разделе наследства, восторжествовала справедливость. Ведь' не хотите же вы, чтобы моя теща наложила руку на все, что по праву при­надлежит Отилии? Вы знаете, что дядя Костаке купил ресторан на приданое своей жены? Фактически он принад­лежал Отилии.

Феликс жестом выразил протест и возмущение, Стэ­никэ продолжал:

— Для вас это дело чести, ваш моральный долг. Отилия девушка тонкая, обаятельная, ее надо оберегать от опасностей и соблазнов. В мире у нее нет ничего и никого. И знаете, что сделает Отилия, что ей останется сделать? Она упадет в объятия Паскалопола, вот что! И я ее оправдаю.

Уверенный, что он поставил точку над «и», Стэникэ с шумом захлопнул медицинский трактат. Феликс, раз­драженный упоминанием о Паскалополе, помрачнел еще больше.

— Что же я могу предпринять? — проговорил он груст­но.— Я не могу и не имею права ни во что вмешиваться.

Скоро я буду совершеннолетним, и мое пребывание в этом доме окончится.

— Вам и не нужно ничего делать. Вы должны дове­риться мне. Облегчите мою миссию, позвольте мне устроить счастье Отилии и ваше тоже. Я хотел бы помочь и дяде Костаке, научить его, как нужно вести дела. Разве вы не видите, какие глупости он творит? Он уже продал два дома за огромную сумму. Деньги он получил на руки, это я точно знаю, ведь я разговаривал с покупателями. Ну ладно. Но что же сделал дядя Костаке с деньгами? Положил их в банк? Вряд ли! Вы думаете, что я не обо­шел все банки? Старики не любят расставаться с день­гами! Они хотят иметь их при себе, держать их в руках, чтобы водить за нос наследников. Поэтому они и продают недвижимость. Старики, друг мой, денежки закапывают. Держу пари, что и дядя Костаке где-нибудь их закопал. Но где? Вот в чем вопрос. Вы ничего не пронюхали, не подозреваете, где это может быть?

— Нет, ни о чем подобном я и не думал!

Стэникэ недоверчиво взглянул на Феликса и, склонив голову, вежливо рассмеялся.

— Ах, мошенник, честное слово! Не очень-то я вам верю. Я пришел к убеждению, что вы тонкая штучка. Во всяком случае, в отношении дам вы мастер. Я с Джордже-той за два года не достиг того, чего вы добились в пять минут. А те, кто имеет успех у женщин, разбираются и в денежных делах вопреки общему мнению. Так, значит, вы говорите, что ничего не слышали и не видели? Я ведь вас просто так спросил, чтобы узнать, что вы об этом думаете. Где же он мог спрятать деньги?

— Я думаю, что в доме он их не держит, — сказал Феликс из чувства солидарности со стариком. — Скупцы закапывают деньги в саду.

— Ну, это в сказках, а не здесь, в городе. Вы думаете, я не облазил всего сада? Я бы и сам не поверил, что он их держит в доме. Но знаете, здесь есть тайники, которые известны только ему да моей теще. В старом доме всегда есть тайники. Можете сами убедиться: старик зимой не топит некоторых печей, хоть ты режь его, значит, он боится, как бы не сгорели деньги, спрятанные поблизости. В конце концов, вы правы, это его дело. Как постелешь, так и выспишься. Лично я ни в чем не заинтересован. Я занимаюсь всем этим просто так, из филантропии, для его же собственного блага и немножко ради Отилии. У меня, можно сказать, имеется моральное право защищать интересы нового поколения перед старым.