Обуздать ветер - С. Алесько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще-то начала она, но мне прекрасно известно: хочешь поскорей замять назревающую ссору, бери вину на себя, пусть девица хоть трижды неправа. В таких делах оправдываться — все равно что самому нарываться, особливо со стрекалками навроде Эрики.
Девушка выглядела смущенной. Поднялась на ноги, оправила рубашку, похоже, сожалея о своем порыве. Я протянул ей платье, она взяла и молча стала одеваться.
Может, Эрика и хотела бы погулять по моей степи (или полетать над ней), но я поспешил проснуться. Умение это освоил давно, оно оказалось совсем не трудным — стоило лишь представить, как с небес низвергается сильнейший ливень. Просыпался мигом, там, где заснул, разве что не отфыркивался.
Сестренка сидела, обхватив колени руками, на меня глядеть избегала. Я хотел было сделать вид, будто ничего не случилось, но передумал. Глаза в свое время вволю позакрывал с Малинкой, не нужно повторять прежних ошибок. А то, гляди, начнется: творящим положено несколько жен, твоей занозе не место в Зеленях и тому подобное. Да и себя знаю неплохо: устоять перед соблазном всегда стоило большого труда. Вернее, я просто не пытался взять его на себя. Труд, в смысле. А веселая жизнь с рогами мне не нужна, ни в Зеленях, ни в малинкином дворце, ни на дорогах. Так что давай-ка, Тимьян, продолжай учиться сдержанности.
— Эри, не скажу, что было неприятно, но больше, пожалуйста, так не делай, — постарался, чтобы прозвучало твердо, но без упрека и злости.
— Я не думала, что так получится, — сестренка, вопреки моим опасениям, не стала ни кукситься, ни петушиться, говорила очень спокойно. — У тебя было такое лицо, когда ты исцелял мои руки…
— Какое? — я и не задумывался, каким становится лицо, когда воображение принимается рисовать мысленные картинки, полностью затягивая меня в них. Дурацким, пожалуй. Слюни в это время не пускаю — и на том Зель-творящей низкий поклон.
— Одухотворенное. Мне захотелось тебя поцеловать. Просто так, из благодарности за степь, за ветер — я никогда не видела ничего столь прекрасного. А потом… Наверное, это был зов крови.
— Зов крови?
— Да. Говорят, кровь отпрысков Остролиста, несущая дар, тянется к подобной, чтобы не ослаблять столь важное свойство. Дедушка говорит, это все бабьи сказки, но как иначе объяснить… — замолчала, смутившись.
Угу-угу. А бабушка Вероника наверняка считает по-другому и, возможно, права. Суеверий у айриц, как я погляжу, не меньше, чем у человечьих бабенок. Хотя, пырий знает, суеверий или нет. Откуда взялась крапива, в которую я так удачно уложил Эрику? Каким-то немыслимым образом проросла из имени наместницы Багряного Края Уртики? На румяной щечке сладенькой листья жгучей травы, конечно, не появляются, зато имеются в ее гербе. Чем не позель? Вот и с зовом крови… Как еще объяснить чудачество моей добронравной сестренки? Эх, ладно, Тимьян, главное — сам себя держи в руках. Да и с малышкой придется посуровей.
— А если б мы были родные брат и сестра? — мой язык, конечно, не мог удержаться от интересного вопроса.
— На единоутробных зов крови не действует.
— Что еще за зов крови? — Корень откинул полог и заглянул в повозку. — Как там сухостой? Еще остался? — забрался внутрь и уселся рядом со мной.
Сестренка при появлении айра покраснела, пожалуй, куда сильнее, чем следовало бы. Я поведал о наших успехах, умолчав, понятное дело, о случайных ласках.
— Очень рад, — друг хлопнул меня по плечу. — А кровь-то чья взывает? Отца твоего?
— А ты никогда не слышал о зове? — спросил я.
— Конечно, нет, — раздраженно ответила Эрика. — Он же не творящий.
— А, вы об этой глупой бабьей побасенке? — хохотнул Корешок. — Мол, зеленобровые всегда друг на друга западают. Ну так чушь все это. Зов случается у любого нормального мужика. Вот я, к примеру. Стоит взглянуть на ладную бабенку, и кровь тут же устремляется пониже живота, — подмигнул айрице, на мой взгляд, излишне игриво.
— От головы отливает, это я заметила, — согласилась Эрика.
— Ага, — ничуть не обиделся айр. — Это у вас, девиц, она вверх бросается. У тебя, малютка, сначала щечки запылали, а теперь опять вниз покатило: на шею, на грудь… — уставился мечтательно в вырез платья.
— Остроумно, — холодно бросила сестренка. — Пойду, проведаю Пеночку.
— Тимьян, я тебе как друг советую, — нарочито-сочувственным голосом принялся вещать айр, выждав, пока Эрика отойдет от повозки. — Кончай девиц в свою степь таскать, плохо кончишь. И от лапули достанется, и от Клевера. Эх, жаль, я не творящий, а то мигом бы тебе помог. Не только выломал бы куст, но и пеньки повыкорчевал.
Я отмахнулся: у Корешка в последнее время одни шуточки на уме. Не понятно, что на него так действует — сравнительно беззаботная жизнь в человечьих землях, моя разлюбезная сестренка или, не приведи небеса, предвкушение встречи с "лапулей". Даже нападение разбойников, казалось, лишь улучшило его настроение.
Караван Кремня, впрочем, почти не понес ущерба. Двое охранников были легко ранены, вспороты несколько тюков с товаром. Несчастье Зора и Пеночки никого особенно не взволновало. В самом деле, девчонка жива, нетронута, шрам остался — так ведь и до этого была не красавица.
Происшествие вызвало ненужный интерес к Эрике, но мне, по счастью, удалось задурить головы мужикам сказками о чудодейственном снадобье с Огненных островов, которое едва ли не вмиг заживляет раны. ("Нет, извиняйте, больше не осталось. Сестренка впопыхах в путь собиралась, захватила, что под рукой было, а было немного, да и на Пеночку с испугу лишнее истратила, так что тебе Рыс, и тебе, Скол, придется своими силами раны залечивать.") Айрице не трудно было б исцелить их царапины, но это грозило разоблачением и могло повлечь серьезные неприятности. Нам здорово повезло, что придушенного разбойника первым обнаружил Корень, быстро сообразил, что к чему, и проткнул мертвеца мечом, дабы не возникло ненужных вопросов. А почему у него лицо синее и опухшее, как у висельника — кто знает? Поди, разбери этих извергов, что они там жрут-пьют, на разбой собираясь?
* * *Оставшийся путь до Светлогорья прошел спокойно — с разбойниками мы больше не сталкивались. Сестренка по-прежнему помогала с изничтожением терновника, но без огонька, так что дело шло ни шатко ни валко. Мне казалось, она стесняется бывать в степи, вот и придумывает отговорки — то обещала научить Пеночку узнавать полезные растения, то хочет послушать рассказ Кремня о светанских обычаях, то еще что. Нет, лгать она не лгала, но почему-то частенько получалось, что на дневной сон (вернее, на борьбу с сухостоем, как называл это Корешок) оставалось слишком мало времени. Как ни странно, меня это не сильно огорчало, дело-то шло. Иной раз я отправлялся в ковыльную степь один и уродовался с колючками, а Эрика появлялась позже. Работала всегда осторожно, стараясь поменьше ранить руки, и больше ни разу не позволила залечить ей ссадины.