Мой милый враг - Конни Брокуэй

— Гм…

— Как всегда, ты образец красноречия. Кто на самом деле писал твои рассказы, дорогой?

Франциска и не ждала от него ответа. С пылающим румянцем на щеках и блестящими от возбуждения глазами она окинула взглядом толпу, невольно напомнив ему лису, попавшую в курятник.

— Я знаю, тебя это утомляет, но, пожалуйста, постарайся держаться с остальными как можно любезнее. Лили будет гораздо легче, если все графство узнает, что ты на ее стороне.

— Я всегда любезен, — ответил он. — Кроме того, Лили не нуждается в моей поддержке. Ей ровным счетом наплевать на этих людей и их мнение, иначе она бы не стала разгуливать по всей округе в штанах — только не спорь со мной, Франциска! — и смущать прислугу своими речами. Должно быть, она и сейчас в этом своем тряпье. Только розового цвета.

— Гм… — Улыбка Франциски выглядела подозрительно самодовольной.

— Да куда она подевалась, черт возьми? Тебе не кажется, что ей следовало бы проводить больше времени рядом с тобой?

— Осторожнее, дорогой, — посоветовала ему Франциска. — Ты стал слишком уж раздражительным. Если ты посмотришь вон туда, то без труда ее обнаружишь.

Эйвери осмотрелся по сторонам и заметил среди толпы Мартина Камфилда. С сияющим от удовольствия лицом тот беседовал с какой-то брюнеткой, чья стройная спина была почти полностью обнажена. Дама начала медленно поворачиваться в его сторону. Эйвери пожалел, что Лили не могла видеть, как этот тип распускал слюни при виде… Лили!

Да, это была Лили, облаченная — или, вернее, разоблаченная — в до ужаса откровенное платье из полупрозрачного черного шелка, надетое поверх блестящего чехла телесного цвета. Корсаж и юбка были украшены вышивкой в виде черных роз, с каждой из которых ему подмигивали темные гагатовые бусины. Ее шея и плечи возвышались, подобно полированному янтарю, залитому лунным сиянием, над мерцающей тканью, плотно облегавшей бюст. И куда только, черт возьми, она спрятала свои штаны?!

— Твои глаза, дорогой, — прошептала ему на ухо Франциска, еле сдерживая смех. — Они вот-вот вылезут из орбит.

— Откуда оно взялось? Лили не может позволить себе такой дорогой наряд.

— Верно, зато я могу. Нам пришлось перешить его по ее фигуре. Как ни жаль мне в том признаваться, но Лили с ее иссиня-черными волосами это платье идет гораздо больше, чем мне.

— Нет. Ты ошибаешься.

— Потише, дорогой. Ты сейчас напоминаешь мне ревнивого мужа. И боюсь, что так оно и есть. — Она подняла на него глаза и улыбнулась. — Те взгляды, которыми одаривали ее остальные джентльмены, никак не назовешь неодобрительными. Остальные джентльмены? Эйвери вскинул голову и, насупившись, обвел взглядом зал — по крайней мере полдюдюжины мужчин, стоявших рядом с Лили, с нескрываемым тересом разглядывали ее.

— Неслыханная дерзость! Неужели никто в этом графстве не имеет понятия о хороших манерах? Как они смеют смотреть на нее так, словно она… она…

— Женщина?

Эйвери ответил не сразу. Ему стоило немалого труда побороть внезапное желание сорвать с себя пиджак, подойти к или, накрыть им ее плечи и вынести ее на руках вон из этого дома!

— Она выглядит чрезвычайно соблазнительно, ты не находишь?

Черт бы побрал эту Франциску! Она была права. Лили и впрямь источала вокруг себя соблазн. Темноволосая, величавая, со смуглой кожей и экзотической красотой, она казалась столь же чужой в этой толпе, как черный лебедь в стае белых цапель.

— Тебе не следовало заставлять ее надевать это платье, Франциска. Она, должно быть, чувствует себя ужасно неловко от того, что привлекает всеобщее внимание.

Франциска пожала плечами:

— Непохоже, чтобы она испытывала неловкость Скорее она даже получает от этого удовольствие.

И это тоже было правдой, дьявольщина! Глаза Лили сияли, губы были слегка приоткрыты, словно она собиралась что-то сказать, или прошептать кому-то на ушко любовное признание, или кого-то поцеловать, что и вовсе уже было полной нелепостью. Ведь они же находились посреди бального зала! Эйвери провел рукой по волосам и, движимый стремлением восстановить прежние отношения с Лили, но в первую очередь боязнью опоздать, извинился перед Франциской и стал пробираться сквозь толпу.

Музыканты в противоположном конце зала как раз начали настраивать свои инструменты. Пожалуй, он мог пригласить Лили на танец, воспользовавшись случаем хотя бы ненадолго заключить ее в объятия, прижать к своей груди. В тот момент она была одна, хотя несколько мужчин по-прежнему не сводили с нее глаз.

— Лил… мисс Бид?

Она повернулась к нему с выражением облегчения, смешанного с беспокойством.

— Эйвери?

Никогда еще она не называла его по имени. В ее устах оно звучало так чудесно, так искренне и тепло, наводя на мысль о давнем и тесном знакомстве, и ему во что бы то ни стало захотелось его продолжить.

— Ваше платье…

— Да? — Брови ее приподнялись, и когда он не произнес больше ни слова, она переспросила:

— Так что насчет моего платья?

— Оно… — Соблазнительно? Вряд ли он мог сказать ей это прямо в лицо. Мило? Слишком банально. — Франциска говорила мне, что вам оно идет гораздо больше, чем ей. Думаю, она была совершенно права.

В ее темных глазах вспыхнули веселые искорки.

— А вы, оказывается, льстец!

Он почувствовал, как его щеки вспыхнули жарким румянцем.

— Я только хотел сказать, что сегодня вечером вы выглядите бесподобно.

— Как настоящая леди.

Леди? В этом откровенном наряде?

— Ну… да, вид у вас очень женственный. Лили рассмеялась и покачала головой. От ее прежней настороженности не осталось и следа.

— А вы, я вижу, и впрямь начисто лишены дипломатии. Я имею в виду, что вы всегда говорите прямо то, что думаете, как только какая-нибудь мысль приходит вам в голову.

Он нахмурился:

— Вы… вы считаете это моим недостатком? Она снова покачала головой:

— Нет. Конечно, это подчас ставит в неловкое положение окружающих, и я не уверена в том, что именно так подобает держать себя в обществе, однако я скорее предпочту услышать от вас правду, нежели ложь. — Ее улыбка была полна сладковатой горечи. — По крайней мере так мы сможем избежать всяких недомолвок в наших отношениях.

Эйвери сделал шаг вперед, чтобы взять ее руку в свою, едва не столкнувшись при этом с одной из находившихся рядом дам.

— Лили…

— Мистер Торн! — проворковала дама, схватив его за рукав. — Я так рада снова с вами встретиться, хотя боюсь, что вы сочтете подобное признание с моей стороны неприличным.

Эйвери окинул взглядом пышную копну белокурых волос, затем посмотрел прямо в зеленые глаза молодой женщины. Кто она такая, черт возьми? За ее спиной стояла Франциска с извиняющимся выражением на лице, а рядом с ней — Мартин Камфилд.