Дурная слава - Фридрих Незнанский

Прочитав текст, Стрельцов внутренне повеселел, но все же произнес недовольным тоном:

— Все это прекрасно, но вопрос остается в силе: кто принес в газету жалобу? Варианта два: Ратнеры или Бобровников.

— За Ратнеров я ручаюсь головой, — категорично заявила Елена. — Они абсолютно заинтересованы в смерти папаши. Более того, Инна собиралась пристроить к нам своего мужа. С той же целью. Так что они отпадают начисто. Видимо, просто уехали на отдых.

— Значит, Бобровников.

— В статье указано, что обращалась женщина.

— Ну и что? Может, он им взятку дал за изменение пола. — Стрельцов невольно взглянул на свояченицу.

— Что смотришь? — зло спросила та.

Бывали у Нины Павловны такие внезапные и острые приступы злобы, которых приходилось опасаться.

— Ничего. Не следовало с квартирой спешить.

— Что ты все долдонишь одно и то же? Надоело! Что сделано, то сделано. Надо бы заложить этот «фантом,» в стационар, вот и все дела.

— Я предлагал ему госпитализацию, он отказался.

— Ну… В первый момент отказался… Ты его, кажется, к нам на праздник пригласил?

— Да.

— Вот там мы его и обработаем.

— Если он придет.

— Конечно, придет. Кто же от халявы отказывается? Я на него урологов напущу. Они страху нагонят, ляжет как миленький.

— Все же неясно, кто он такой. Володька никак не может найти на него никакой информации. Его нет ни в одной базе данных. Ни в ментовской, ни в фээсбэшной. Будто и вправду фантом.

— Потерялся. Мало ли. Вон Надя по ментовской базе данных на десять лет моложе своего возраста. Так что и у них ошибки бывают.

При упоминании о Наде у Стрельцова заходили желваки.

— Может, заяву вообще не на нас принесли, — как бы не заметила этого Баркова. — Мало ли в городе клиник… Может, это широко распространенная услуга. А что? У нас город стариков и нищих. Может, бедным детям ждать надоедает, когда предки освободят метры жилплощади…

— Ладно, закрыли тему! — повысил голос Стрельцов. — Надоело!

— Вот именно! И не кричи на женщин! — прошипела Баркова.

— Давайте лучше за нас выпьем! — попыталась разрядить обстановку Елена.

— За вас? За кого это?

— За женщин! За женщин твоей, семьи.

— С чего это?

— Ну мы тоже защитницы отечества. Нашего маленького отечества.

— A-а… Ну разве что! — согласился Стрельцов, поднимая бокал.

По-разному провели праздничный день члены оперативно-следственной группы Турецкого. Опера собрались на чьей-то даче, где славно попарились в баньке.

Кирилл Безухов вместе с Галиной Романовой, симпатичной, молодой женщиной из ведомства Грязнова, целый день прогулял по городу и извел две фотопленки.

Генералитет, в составе Турецкого, Грязнова, Гоголева, Бобровникова и примкнувшего к ним Туманова, встретился на конспиративной квартире, где остановились Вячеслав с Александром, и все проговаривали дальнейший ход событий. То есть вариант номер два, при котором эксгумация тела Ратнера не даст никакой информации. Бобровников настоял на том, что в этом случае в роли живца будет выступать он. Так как, первое — погибли его родные и это его личное дело разобраться с убийцами; второе — на него клюнет Стрельцов.

Туманову отводилась роль дублера.

В четверг, двадцать четвертого февраля, в шестнадцать часов стало известно, что никаких веществ, которые могли бы вызвать смерть Льва Давидовича Ратнера, при вскрытии его тела не обнаружено.

В действие вступал план номер два под кодовым названием «Банкет».

Глава 30

БАНКЕТ

В пятницу, к шести часам вечера, к ресторану «Князь Голицын», что на Петроградской стороне, начали съезжаться автомобили, преимущественно дорогие иномарки, из которых выпархивали принаряженные дамы и выходили степенные мужчины.

На пороге огромного зала, уставленного круглыми столами, их встречала очаровательная девушка. Она рассаживала гостей.

— Марина Игоревна, ваш столик восьмой, вы с кардиологами.

— Татьяна Геннадьевна, дерматологи с инфекционистами за шестым столиком. Вам туда.

— Добрый вечер! Рады вас приветствовать, Артем Михайлович!

— И я рад видеть вас, Анечка! Все цветете!

Сколько же можно хорошеть? Вы меня просто деморализуете!

— Ой, ну что вы, Артем Михайлович! Вы меня смущаете!

— Ладно, не буду! Но первый танец за мной, договорились?

— Хорошо, а сейчас прошу за стол! Вы, естественно, в центре, рядом с Александром Арнольдовичем. Вон тот центральный стол. Маша, проводи господина Тихомирова.

— Добрый день! Ваше приглашение? Замечательно. Могу я спросить вашу фамилию? Бобровников… Игорь Андреевич! Очень рады видеть вас на нашем празднике. Ваш столик под номером три, рядом с центральным.

Зал стремительно заполнялся. Как понял Бобровников, персонал клиники занимал столики согласно, так сказать, специализации, а два стола возле центрального были предназначены гостям. Его, однако, занимали не гости и не хозяева праздника. Только что он услышал голос, который был ему смутно знаком. Причем знаком с очень давних времен. Он попытался сосредоточиться, однако сделать этого не удалось — к нему подходил сам генеральный директор Стрельцов.

— О, Игорь Андреевич, очень рад вас видеть!

— Взаимно, — откликнулся Бобровников.

— Хорошо, что вы пришли! Надеюсь, мы вас не разочаруем.

— Совершенно в этом уверен! — откликнулся Игорь.

— А вот и наша прима, гордость петербургской сцены! — Он шагнул навстречу пожилой, некогда очень известной актрисе в длинном шелковом платье, которую сопровождала девушка в униформе клиники.

Дама благосклонно улыбнулась, позволила Стрельцову приложиться к ручке. Девушка, отодвинула кресло, помогая актрисе усесться. Бобровников занял место рядом, спиной к центральному столу. Кроме актрисы его соседями оказались бизнесмен-лесопромышленник с юной супругой, годившейся бизнесмену во внучки. И пожилая пара — как выяснилось, профессора одного из медицинских вузов.

Украдкой Бобровников взглянул на господина Тихомирова, который с кем-то беседовал, и попытался понять, кого же напоминает ухоженный, респектабельный господин…

Но тут слово взял Стрельцов. Стоя с бокалом вина, он поздравил соратников с коллективным днем рождения, пожелал всем присутствующим хорошего отдыха. И дал слово господину Тихомирову, «депутату Законодательного собрания, большому нашему другу, помощнику, а когда нужно, и защитнику!».

Отрекомендованный таким образом господин поднялся, заговорил звучным, довольно высоким голосом:

— Дамы и господа! Мне очень приятно присутствовать на этом празднике. Это тем более волнительно…

Игорь ненавидел это «волнительно» вместо вполне литературного «волнующее событие», или «я взволнован», или… да масса вариантов. Почему-то новомодное словечко, с которым он столкнулся по возвращении в родные пенаты, ассоциировалось у него с процессом пищеварения: волнительно — пищеварительно. Но внимание опять-таки привлекло не слово, а голос мужчины. Тембр этого голоса, излишне высокий и звонкий, не очень подходящий к наружности господина Тихомирова, тембр этот определенно был знаком! Ну вспоминай, разведчик! Тихомиров тем временем с трудом подбирался к финалу спича:

— Итак, мне выпала высокая честь наградить самых достойных, лучших из лучших, эксклюзивных специалистов… э-э… — Он никак не мог закончить с эпитетами и перешел наконец к фамилиям: — Почетными грамотами и денежными премиями награждаются…

Посыпались фамилии, нарядные женщины и мужчины, радостно улыбаясь, получали свои награды: грамоты и конверты. Бобровников отметил про себя, что среди награжденных были супруга гендиректора, его свояченица Баркова, «которая, к сожалению, приболела, но мы ей награду передадим, да, Александр Арнольдович?», доктор Переходько, семейный врач Ручников, молодая докторица-дерматолог Татьяна Зябликова…

— А ее-то за что? — послышалось из-за соседнего стола, где сидели педиатры.

— За то, что каждый вечер отчет приносит: кто, что, когда, где и как сказал, — прозвучал тихий ответ.

— Надя, а тебя что же не наградили? Ты все же завотделением, — удивился тот же тихий голос.

— A-а, нужны мне их подачки! Я сама себе подарки делаю.

— Ой, правда, какой дивный гарнитур! Девочки, посмотрите на Надежду: серьги и перстень… какие сапфиры, боже мой…

Бобровников, повинуясь безотчетному чувству, повернул голову, взглянул на миниатюрную женщину с кукольным личиком и странными, словно стеклянными, глазами. В ее ушах поблескивали серьги его бабушки! На тонком безымянном пальце сиял бабушкин перстень. Женщина, поймав на себе взгляд импозантного мужчины, поощрительно улыбнулась Игорю:

— Голубчик! Голубчик, налейте мне вина! Эта официальная церемония бесконечна!