Язык мой - друг мой - Виктор Суходрев

Много добрых воспоминаний осталось в моей душе об Алексее Николаевиче Косыгине, человеке очень деятельном, интересном, я бы сказал, выдающемся, особенно по тем временам. Под стать ему была и его жена, которую, если позволял протокол, он обычно брал с собой в зарубежные поездки. Это была симпатичная, улыбчивая и приятная женщина, не вмешивающаяся в дела мужа. К сожалению, она рано умерла, и все вспоминали, с какой теплотой и нежностью Алексей Николаевич к ней относился. Словом, Косыгины являли собой достойную супружескую пару. Они были приветливы с людьми, умели шутить, подтрунивать друг над другом, не боясь, что это как-то унизит их в глазах окружающих.

Таким в моей памяти остался Косыгин. Но наверное, нет людей, портрет которых можно было бы рисовать одной краской. И Косыгин нес на себе груз своего времени, своего окружения, в конце концов, своего характера, воспитанного в сталинскую эпоху. И вероятно, поэтому не стоит удивляться тому, что, судя по некоторым протоколам заседаний Политбюро 60–70-х годов, когда обсуждались вопросы, связанные с диссидентами, отказниками и конкретно с Сахаровым, Косыгин был одним из тех, кто резко высказывался за принятие самых жестких мер в отношении их.

Не хотелось бы, конечно, этими словами заканчивать свой рассказ о нем, но что поделаешь — из песни слова не выкинешь…

Леонид Брежнев

Первая встреча

Многие еще помнят Леонида Ильича Брежнева. Помнят в основном по последним годам его жизни и деятельности, а это значит — старым, грузным, дряхлым человеком, который с трудом произносил скучные речи, не отрывая глаз от текста. Наверное, не всем сегодня понятно, почему немощный старец так долго являлся руководителем нашей страны, почему не уступал место более молодому.

Брежнев-партиец прошел очень большой путь. И если начиная еще с 30-х, сталинских, годов он сумел пробиться на самый верх партийно-политической пирамиды, то уж, наверное, не был бездарью и наверняка обладал сильной волей, как, впрочем, и организаторским талантом. В конце 40-х годов он возглавлял Запорожский и Днепропетровский обкомы партии, в 1950-м стал первым секретарем ЦК КП Молдавии, в последний год жизни Сталина был секретарем ЦК КПСС. Самый же высокий взлет Брежнева закончился лишь с его кончиной, в 1982 году.

А начался он в середине 50-х, когда, будучи вторым, а затем и первым секретарем ЦК КП Казахстана, Леонид Ильич поднимал любимое детище Хрущева — целину. В те годы он и сам стал любимцем тогдашнего вождя.

В 1956 году Брежнева возвращают из Казахстана в Москву и избирают кандидатом в члены Президиума Политбюро, секретарем ЦК КПСС. Именно тогда я его и увидел впервые.

Где-то в декабре вместе с группой моих коллег-переводчиков я отправился в гостиницу «Советская» на дипломатический прием, который устраивало одно из аккредитованных в Москве посольств по случаю своего национального праздника. Через протокольный отдел министерства мы обычно заранее узнавали, кто из советских руководителей появится на приеме, — этим, собственно, определялся численный состав нашей группы. Нам сказали, что на приеме среди прочих руководителей будет присутствовать и «новичок» — Леонид Ильич Брежнев. О нем мне было известно тогда лишь в общих чертах — в основном по газетным сообщениям о достижениях на целине.

Вскоре к подъезду подкатили черные правительственные машины. Не помню, кто там еще был, а вот Брежнева я запомнил. Выше среднего роста, крепкий, молодцеватый, с зачесанной назад шевелюрой, он излучал здоровье и силу. Вышел из машины и чуть ли не бегом поднялся по лестнице. К нему подошел заведующий протокольным отделом Ф. Ф. Молочков и, указав на нашу группу, объяснил, что мы — переводчики, которые на приеме будут помогать общаться с иностранцами. Брежнев окинул нас взглядом, поздоровался с каждым за руку, затем, улыбнувшись, галантно согнул руку в локте и предложил ее Татьяне Сиротиной — единственной в нашей группе женщине-переводчице.

— Отлично! Мне как раз нужна переводчица, — произнес он своим красивым баском.

Татьяна у нас была женщина боевая — она тут же взяла его под руку, и Брежнев, той же энергичной походкой, направился с ней в главный зал. Нам все это очень понравилось.

Путь наверх

Так случилось, что после этой первой встречи я в своем профессиональном качестве практически не встречался с Брежневым добрых полтора десятка лет. Видел его, конечно, на приемах, особенно после 1960 года, когда Леонид Ильич стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР. В этой должности он, разумеется, принимал у послов верительные грамоты, награждал космонавтов в Большом Кремлевском дворце. Но лично ко мне все это не имело отношения, поскольку моими «клиентами» были Хрущев, Микоян, Косыгин и, конечно же, Громыко, мой министр.

Даже после октября 1964 года, когда Брежнев был избран первым секретарем ЦК КПСС, какой-то ощутимой, заметной роли в международных делах страны он по-прежнему не играл. Нам тогда казалось, что в новом коллективном руководстве, значение которого постоянно подчеркивалось, Леонид Ильич занимается в основном партийными делами. А если кому и было персонально поручено выступать на международной арене как представителю Советского государства, то это — Косыгину. Так думали и за рубежом, причем не один год.

На единоличную первую роль в видимом спектре политической жизни страны Брежнев выдвигался постепенно. В 60-е годы участились контакты и встречи с партийными руководителями социалистических стран. Регулярными стали и совещания на высшем уровне Политического консультативного комитета государств — членов Варшавского договора. Были подписаны договоры о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и Монголией, Болгарией, Венгрией, Чехословакией, Румынией. Этот процесс, конечно, возглавлял партийный аппарат, во главе которого стоял именно Брежнев. Каждое подобное событие квалифицировалось в советской печати как историческое. И таким образом подхваченное нашей пропагандой имя Брежнева начинало приобретать международное звучание.

Думаю, что определенным рубежом во внешнеполитической деятельности Брежнева стало появление в его секретариате в 1961 году многоопытного профессионального дипломата А. М. Александрова-Агентова, который до этого работал у А. А. Громыко, в частности был его спичрайтером, выражаясь современным языком. Полагаю, что Андрей Михайлович, будучи человеком крайне амбициозным и честолюбивым, последовательно и целеустремленно «прививал вкус» своему патрону к международным делам. Главным помощником Генерального секретаря по вопросам внешней политики он оставался до последних дней жизни Брежнева и ушел со своего поста лишь по воле Горбачева.