Крым. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

Погребальный обряд был схож с прочими степными, но, похоже, обходился без человеческих жертвоприношений. Остатки коня – непременная находка при раскопках могилы мужчины-воина. И остальное, как положено: оружие, дорогие украшения, посуда и т. д. Над могилой насыпался курган, на кургане ставилась «каменная баба». Правда, насчет бабы – это заблуждение, не баба, а балбал – по-тюркски пращур, «дед-отец». На кургане, у этих статуй, проходило поклонение душам предков вообще, а не только душе этого конкретного погребенного. Другая причина ошибки – некоторые изваяния наделены косой. Но она часто была принадлежностью и мужской прически, у кочевников это очень распространенный обычай (вспомним – когда манчьжуры в XVII в. подчинили Китай, они первым делом сделали ношение косы общеобязательным для всех мужчин под страхом смерти). Если же изваяние, что редко, действительно женское, то это символизирует бессмертие души умершего, залог того, что он переродится и опять вернется в этот мир. Интересно, что некоторые балбалы обладают явно европеоидными чертами лица, можно даже сказать, простецки-расейскими (еще интересней – зачастую таковы же и лица хеттских статуй).

Военное дело у половцев было поставлено примерно так же, как у печенегов, только, похоже, они им несколько уступали. Как и печенеги, половцы прекрасно владели конем и маневрировали. Тот же набор вооружения: лук, сабля, копье, дротики, аркан. Были у них и тяжелые самострелы и камнеметы, и даже «жидкий огонь» – то ли китайское заимствование, то ли раздобытый уже в Европе огонь «греческий». Эти, а также некоторые другие приспособления помогали половцам штурмовать города. Защитой для простых воинов служили щит и одежда из овчинных шкур, овчинная же шапка. Знатные и кто побогаче имели кольчугу или пластинчатый панцирь. Устрашающе воздействовал половецкий шлем (если точнее, скорее монгольский): с шишаком, а главное, с «личиной» – закрывающей лицо стальной маской, с прорезами для глаз, рта и ноздрей и с застывшим бесстрастно-презрительным выражением. У них, как и у печенегов, была не только легкая кавалерия, но и тяжелая, и вот в ее применении печенегам половцы уступали – не было той подготовки, чтобы, атакуя клином, находящиеся на острие построения всадники могли пробить любую плотную вражескую массу.

Половцы использовали обычный степной набор уловок: внезапное нападение, фланговый охват, притворное бегство, заводящее в засаду или кончающееся внезапным поворотом и прицельным выстрелом из лука. Но, говоря по-современному, не на высоте было оперативное управление на поле боя. Ханы-полководцы умело направляли отряды своих воинов, вовремя посылали подкрепления. Однако в непосредственном фронтальном столкновении воины вели себя или как прущая напролом орда, или как сражающиеся сами по себе удальцы-индивидуалисты. Не было умения действовать малыми подразделениями, слаженно и расторопно. Но это было недостатком не только большинства степных армий, здесь и русским еще было учиться, учиться и учиться. Главное, что все половцы охотно ходили в походы: чтобы, по крайней мере, наряжаться самим и наряжать жен «не хуже, чем у людей». А то что такое: ханы и кто поудачливее все в шелках, а я в простой рубахе, суконном кафтанишке да истертых кожаных штанах… А если они чего-то пока не умели – ничего, Чингисхан научит.

Думается, в том числе за большее, чем у них, боевое умение половцы так ненавидели печенегов, своих извечных врагов. Они хоть и регулярно побеждали их, но, похоже, несли при этом очень большие потери, брали числом.

Вторгшись в XI в. в Крым, половцы заняли господствующее положение в степной его части. С Сугдеи (Судака) и нескольких греческих городов побережья они стали взимать дань (к Херсонесу это не относилось).

В городах половцы нередко селились и занимались торговлей. Но хотя под их контролем находился практически весь Великий шелковый путь, они это важное преимущество использовали далеко не в полной мере – сказывалась племенная разобщенность, отсутствие централизации. В коммерцию половцы погружались не глубже, чем печенеги. Поставляли традиционные товары, в том числе рабов, брали на себя транспортные и посреднические услуги и, конечно, взимали пошлины.

Хотя, возможно, именно половцы основали Ялту: арабский географ Аль-Идриси называет Джалиту (Ялту) куманским, т. е. половецким, городом (в переводе с крымско-татарского «ялыда» означает «на берегу»). Вполне может быть, что какому-то богатому половецкому хану захотелось иметь собственную морскую гавань.

Имеется историческое свидетельство в пользу того, что кыпчакский, или куманский, язык долгое время был в Крыму и вообще в Северном Причерноморье языком межнационального общения: в XIV в. в Италии был издан «Кодекс Куманикус», словарь куманского языка, призванный помочь отправляющимся сюда европейцам.

В Сугдее или Херсонесе половецкие ханы вели переговоры с византийскими властями – империя по-прежнему владела значительной частью крымского побережья.

Когда в начале XIII в. Византийская империя временно перестала существовать после захвата Константинополя крестоносцами, ее крымские владения номинально перешли под управление Венецианской республики – но Сугдея по-прежнему контролировалась половцами. В 1222 г. на нее совершили морской набег турки-сельджуки из малоазийского Конийского султаната – его повелителю нажаловались на притеснения со стороны здешних горожан проживающие в его владениях греческие купцы. Половцы, призвав на помощь оказавшийся поблизости русский отряд, пытались защитить Сугдею, но безуспешно – турки на некоторое время обосновались в ней.

В русские пределы половцы впервые зашли в 1055 г., но тогда они сразу откочевали к Волге. Однако пять лет спустя, когда русские князья разгромили торков, они тем самым освободили участок степи у самой своей границы – и половцы заняли его. В следующем, 1061 г. произошла первая большая битва с ними, и Всеволод Ярославич Переяславский, отец Владимира Мономаха, потерпел в ней поражение: «…пришли половцы повоевать на Русскую землю; Всеволод вышел к ним навстречу, половцы победили его, повоевали землю и ушли. То было первое зло от поганых и безбожных врагов». Ушли… да они, собственно, и не собирались оставаться. Они, как и все степняки, давно освоили премудрость: надо пристроиться поближе к богатой земледельческой цивилизации – и рвать из нее куски. Благо и рынки сбыта награбленного и ограбленных рядом.

В 1068 г. поражение было посерьезнее. Навстречу несметным ордам, которые вел кахан Шарукан Старый, вышел – тоже с войском великим, весь триумвират князей-Ярославичей: Изяслав, Святослав и Всеволод. Встретились близ Переяслава, на не раз уже упомянутой реке Альте. Русские были разбиты. Подробности битвы неизвестны, но за себя говорят ее последствия. Уцелевшие в сече киевляне, вернувшись в свой город, поведали, что идет сила несметная. Собравшееся вече потребовало, чтобы князь Изяслав раздал оружие, вооружил весь народ: «Половцы рассеялись по земле, дай нам князь, оружие и коней, хотим еще биться с ними». Великий князь отказал в этом. И произошел государственный переворот.

В Киеве в это время находился под стражей Всеслав Брячиславич Полоцкий по прозвищу Волхв (это о его сверхъестественных способностях в «Слове о полку Игореве»: «… ночью волком рыскал; из Киева до петухов, великому Хорсу (славянскому богу Солнца. – А. Д.) волком путь перебегая, в Тмутаракань добирался». Пленен Волхв был за великую учиненную им усобицу, во время которой он сжег добрую половину Новгорода, поснимал колокола с Софии Новгородской и увез к себе в Полоцк, да еще намеревался взять Псков. Боясь его всем известного чародейства, Всеслава посадили в «поруб» – темницу без дверей: ее возводили вокруг него, пока он сидел посредине, оставили только малое окошко, чтобы подавать пищу. Просидел он в этом узилище год, теперь народ разметал его по бревнышку, а Волхва провозгласил великим князем. Законный государь Изяслав бежал в Польшу и только с помощью Болеслава II и его ляхов сумел вернуть себе престол – о чем уже упоминалось. (За Всеслава не волнуйтесь, он устроил еще пару феодальных войн и после этого сидел у себя в Полоцке тихо.)

Половцы после победы на Альте, опустошая Русь, приблизились к Чернигову. Здесь прозвучали слова, подобные которым не раз звучали в истории России. Святослав Черниговский «выстроил полки и сказал им: пойдемте в битву! Нам некуда больше деться». В битве при Сновске три тысячи русских наголову разбили двенадцатитысячную половецкую рать, «одни из них были побиты, другие потонули в реке Снове, а князя их русские взяли руками».

Большое поражение после большой победы, похоже, стало для нехристей неожиданностью – в последующую четверть столетия почти не было набегов. Но зато половцы стали активно участвовать в русских усобицах. Князья (не все, но некоторые, вроде Олега Черниговского) охотно приглашали их в поход на соперника. За этими делами перезнакомились, пригляделись друг к другу, перероднились.