Переворот - Валентин Егоров

Перед выходом к друзьям, я созвонился с Императором Иоанном и вкратце рассказал ему о том, что видел собственными глазами на улицах Сааны. Не таясь, рассказал ему о расстреле молодых революционных бунтарей, о встрече со старейшиной Никифором, взрыве в имперском министерстве финансов. Мы долго и много говорили о возможных последствиях тех или иных событий, а также поговорили о том, к чему следует готовиться и на чем следует концентрировать свои силы в борьбе с заговорщиками и мятежниками. Затем Император Иоанн задумался, после чего сказал, что в связи со сложившейся ситуацией в имперской столице и невозможностью в таком городе вести работу по управлению Кирианской Империей ему, видимо, придется покинуть столицу и вместе со свитой переместиться в какой-либо провинциальный городок.

Прежде чем сесть за стол, я поинтересовался у имперского министра Юниса, что стало известно и что он лично думает по поводу взрыва здания его имперского министерства. Он выдвинул интересную версию этого взрыва. По его мнению, циркулирующая по городу версия о том, что имперское министерство взорвали криминальные отморозки, является дезинформацией и прикрытием другой, более серьезной версии. Имперский министр Юнис полагал, что один родовой кланов заметил, что на его банковские счета значительно сократился поток поступлений, краденных из имперского бюджета денег. Поэтому спецназ клана атаковал и взорвал здание министерства в поисках документов, объясняющие обстоятельство дела. Во время взрыва у здания министерства были замечены спецназовцы клана Медведей, которые пытались проникнуть в секретные архивы имперского министерства финансов, но натолкнулись на гномов и те, походя, уничтожили этих молодчиков. К сожалению, в тот момент он находился в имперской канцелярии, поэтому вынужден о тех событиях рассказывать только со слов очевидцев.

Совещание началось и, как обычно, каждый из моих друзей поделился информацией и своим мнением о событиях, происходивших в этот день в Саане. Я внимательно слушал выступающих и одновременно размышлял о том, говорить ли или не говорить своим друзьям о расстреле пятидесяти «революционеров». Когда уже перед расставанием я набрался смелости и своими угрызениями совести поделился старейшиной Никифором, то этот кирианин мудро мне ответил, что народ настанет время и кирианский народ сам рассудит этот случай и определит, кто виновен или нет.

Имперские министры в той или иной форме рекомендовали императорской власти не прибегать к применению открытой военной силы, а набраться терпения и наблюдать за развитием событий. В такой позиции не сомневался и я сам после сегодняшнего дня, проведенного на улицах Сааны. Но меня смущал совет генерала армии Мольта, который требовал, сдать заговорщикам императорский дворец, предварительно выведя из него штурмовую бригаду прорыва, полк панцирной пехоты генерала Валдиса. Затем галовидению предоставить возможность вести прямые трансляции из дворца, чтобы они показывали бы, как мятежники там безобразничают. Я понимал, что генерал армии Мольт смотрит на ситуацию в столице и в Империи с точки зрения военного стратега, когда бои в невыгодных условиях приводят к ненужным потерям и утрате военной инициативы. Ведь, по генеральскому мнению, рано или поздно войска, оказавшиеся окруженными противником, либо погибнут, любо вынуждены будут сдаться в плен. Мы с генералом армии здорово поспорили и покричали друг на друга, каждый из нас отстаивал свою точку зрения, но я сумел настоять на том, что гарнизон столичного дворца будет держаться до тех пор, пока оборона дворца не превратиться в фарс. Только после этого наши войска покинут столицу. Я также настоял на том, что обороной дворца будет командовать только один старший офицер – генерал Валдис, а полковник Жека будет переведен в распоряжение кадровой службы имперских вооруженных сил. Мне не хотелось расставаться с этим обещающим офицером, поэтому я попросил Мольта дать ему пехотную дивизию в той провинции, где располагалась императорская резиденция с моей семьей. Генерал армии поморщился и ушел от прямого ответа, уж очень не любил старый вояка, когда посторонние кириане совали носы в сферу его ответственности.

Имперский министр внутренних дел Поли настаивала на ввод в города имперских внутренних войск ее министерства для стабилизации обстановки и наведения общественного порядка. Она и генерал Рашид, командующий этими войсками, считали, что имперские внутренние войска получили достаточную подготовку и навыки, чтобы корректно подавлять уличные беспорядки без применения бронетехники и тяжелого вооружения. Но в моей душе продолжала накапливаться настороженность к поведению и словам Поли, так что это предложение я принял в штыки. Ну, скажите мне, какой джентльмен из имперских внутренних войск сможет вежливо уговорить среднего имперского гражданина вернуться домой и не показывать своего демократического носа на городских улицах! У этих джентльменов кулак и фазерная винтовка являлись основными аргументами убеждения простых кириан. Поэтому совещание единогласно приняло решение, воздержаться от введения имперских внутренних войск в города и населенные пункты Кирианской Империи.

Совещание продолжалось, в его ходе, поднимались, рассматривались, обсуждались и тут же принимались соответствующие решения по насущным вопросам и проблемам. Оно завершилось далеко за полночь.

Глава 13

Императорский дворец содрогался от разрывов снарядов, его обстрел вели пушки дивизионного калибра. Разрывы ложились вблизи стен дворца, но из-за своего малого калибра не могли нанести им серьезного ущерба.

Вчера командование второй гвардейской пехотной дивизии заявило, что вышло из подчинения Императора Иоанна, имперских министерства обороны и Генерального штаба, что дивизия переходит на сторону революционных масс. Таким образом, гвардейские офицеры выполнили свои родовые обязательства, перешли на сторону заговорщиков. В дивизии первоначально прошли организованные и контролируемые родовыми кланами «революционные» митинги, на которых давали возможность высказываться рядовым солдатам. Но говорить свободно они могли только о своей «ненависти» к Императору, императорскому правительству.

Затем представители кланов, поверив в то, что дивизия находится в их руках и завтра пойдет в атаку на императорский дворец, упустили инициативу из своих рук. Ночью, когда они спали, была проведена новая серия митингов, на которых гвардейцы выразила недоверие командиру дивизии и революционным поднятием рук на его место назначили своего брата гвардейца. Гвардейский унтер-фельдфебель, первым же делом, арестовал всех офицеров дивизии и тут же приказал их расстрелять на дивизионном плацу. Несколькими часами позже он и сам был убит наемными килерами клана Ястребов, который поднял по тревоге свой спецназ и отправил его в дивизию выправлять ситуацию.

Таким образом, двадцать тысяч гвардейцев второй гвардейской дивизии оказались полностью деморализованными, а только что назначенному новому командиру дивизии утром удалось с громадным трудом наскрести батальон боеспособных бойцов и бросить их в атаку на императорский дворец. Вот уже три раза этот гвардейский батальон поднимался в атаку на наши позиции, и три раза цепи гвардейцев ложились под кинжальным огнем фазерных пулеметов тяжелой пехоты Валдиса. Обратно на позиции после каждой такой атаки возвращалось все меньше и меньше гвардейцев, а трупов в серых шинелях оставалось все больше и больше на брусчатке придворцовой площади. Гвардейский офицер, командир батальона, даже не догадался первоначально провести разведку боев, выявить наши огневые точки, подавить их артиллерийским огнем, а уж после этого бросать гвардейцев в атаку. Он поступил проще простого, выполняя приказ своих командиров, гвардейцев батальона погнал под убийственный огонь наших фазерных пулеметов.

Гномы полковника Герцега и пехотинцы бригады полковника Жека в этот момент отсиживались в укрытиях и наблюдали за ходом боя, не принимая вне активного участия. Я вместе с генералом Валдисом находился в штабе панцирного полка, по обзорному экрану тактического терминала наблюдая за неуклюжими атаками гвардейцев. Неподалеку полковник Жека о чем-то беседовал с полковником Герцегом, гном и кирианин подружились и теперь старались держаться друг друга. Завтра полковник Жека покидал столичный дворец, он получил новое назначение в глубокую имперскую провинцию на должность командира имперской пехотной дивизии, вот ему и приходилось дела по своей бригаде сдавать генералу Валдису. Полковнику очень не хотелось нас покидать, но приказы в армии не обсуждаются.

Я обсудил боевую обстановку с генералом Валдисом и мы пришли к общему мнению о том, чтобы пушечными глайдерами атаковать вражеские позиции и разведать, что у противника творится в тылу. Используя данные и показания тактических терминалов, определили маршрут следования глайдеров, а также цели задачи, которые они должны были выполнить. Я только собрался залезать в башню на командирское место одного из глайдеров, как на мне повис полковник Герцег и плачущим голосом попросил меня не высовываться. Мне было одновременно смешно и грустно, оказывается, за моей же спиной, меня лишили права принимать самостоятельные решения. Я чувствовал, как во мне зарождается чувство гнева, в связи с такой несправедливостью, и гнев начинает всего меня захватывать. Полковнику Герцегу сама судьба давно уже определила быть постоянной и основной целью моего гнева или плохого настроения, но в этот момент полковник Жека решительно заявил, что это не дело верховному командующему по ерундовым вопросам соваться под огонь противника. Для таких дел, сказал он, и существуют младшие и средние командиры офицеры, с этими словами он плечом решительно отодвинул меня в сторону от глайдера и полез на командирское место, которое я перед этим собирался занять.