Поворот Колеса - Тэд Уильямс

— И… и что могут сделать эрнистири? — спросил Эолер, с трудом отрывая взгляд от матери Джирики.

На мгновение ситхи опустил голову, потом поднял ее и поймал взгляд графа, вынуждая его слушать внимательно.

— Кровью, пролитой друг за друга эрнистири и ситхи, я прошу, чтобы отряд ваших людей присоединился к нам.

— Присоединился к вам? — Эолер вспомнил сияющую, молниеносную атаку ситхи. — Да чем же мы можем помочь вам?

Джирики улыбнулся.

— Вы недооцениваете себя — и переоцениваете нас. Очень важно, чтобы мы взяли замок, некогда принадлежавший Джошуа, но это сражение будет страшнее всех, виденных землей. Кто знает, какую неожиданную роль смертные могут сыграть в битве Рожденных в Саду? Кроме того, есть вещи, которые вы сделаете легко, а мы нет. Нас мало. Нам нужен ваш народ, Эолер. Нам нужны вы.

Ликимейя нарисовала маску вокруг глаз, на лбу и на щеках, так что ее янтарный взгляд, казалось пламенел в темноте, как драгоценные камни в узком ущелье. Она провела три линии от нижней губы к подбородку.

— Я ни к чему не могу принуждать своих людей, Джирики, — сказал Эолер. — Особенно после всего того, что с ними произошло. Но думаю, что если пойду я, остальные присоединятся ко мне. — Он подумал о — долге и чести. Ему не удалось отомстить Скали, но теперь выяснялось, что риммерсман был только орудием в руках Элиаса и другого, еще более страшного врага. Эрнистир свободен, но война далеко не закончена. Кроме того, нечто соблазнительное было в чем-то таком прямом и понятном, как битва. Путаница разоренного войной Эрнисадарка и тяжкий груз безумия Мегвин уже начинали подавлять его.

Небо над головой стало темно-синим, как кувшин Ликимейи. Несколько ситхи внесли светящиеся шары и поставили их на деревянные подставки вдоль стен; освещенные снизу ветви фруктовых деревьев отливали золотом.

— Я пойду с вами в Наглимунд, Джирики, — сказал он наконец. Краобан присмотрит за народом Эрнисадарка, и с тем же успехом присмотрит за Мегвин и Инавен, вдовой Лута, решил он. Старый рыцарь поможет восстановить разрушенное — это дело прекрасно подойдет старику. — И возьму с собой столько бойцов, сколько смогу уговорить.

— Спасибо, граф Эолер. Мир меняется, но некоторые вещи остаются постоянными. Сердца эрнистири относятся к ним.

Ликимейя поставила кувшин, вытерла пальцы о сапоги, оставив широкий серый след — и встала.

С раскрашенным лицом она выглядела еще более чуждой и отдаленной, чем обычно.

— Значит, решено, — сказала она. — На третье утро, начиная с сегодняшнего дня, мы поедем в Уджин-э-д'а сикунаи. — В свете хрустальных шаров ее глаза искрились.

Эолер не мог долго выдерживать ее взгляда, но и не в состоянии был справиться со своим любопытством.

— Прошу прощения, госпожа, — сказал он. — Надеюсь, что вы не сочтете меня невежливым. Могу я спросить, чем вы покрываете лицо?

— Пеплом, траурным пеплом. — Она издала низкий горловой звук, который мог быть вздохом или раздраженным фырканьем. — Вам, смертному, не понять этого, но я все-таки скажу. Мы идем войной на хикедайя.

После короткой паузы, в течение которой Эолер пытался понять, что она имела в виду, подал голос Джирики:

— Ситхи и норны одной крови, граф Эолер. Теперь мы будем сражаться с ними. — Он поднял руку и сделал странный жест, словно погасил невидимую свечу. — Мы вынуждены убивать членов своей семьи.

Большую часть обратного пути Мегвин молчала. Только когда из темноты возникли косые крыши Таига, она заговорила.

— Я иду с тобой. Я пойду, чтобы увидеть, как воюют боги.

Он резко покачал головой:

— Вы останетесь здесь с Краобаном и остальными.

— Если ты силой оставишь меня здесь, я убегу и пойду следом за вами, — ее голос был спокойным и уверенным. — В конце концов, чего вы боитесь, граф Эолер? Я же не могу умереть дважды. — Она засмеялась.

Эолер понял, что спорить бессмысленно. Он уже готов был потерять терпение, как вдруг новая мысль пришла ему в голову.

Целительница сказала, что она сама должна найти путь назад. Может быть, это часть его?

Но опасность слишком велика. Нечего и думать о том, чтобы позволить ей так рисковать. Он не мог помешать ей бежать и следовать за ними, если ее заставят остаться — безумная или нет, но во всем Эрнисадарке не было никого вполовину такого упрямого, как дочь Луга. Бога, что за проклятие? Нет ничего удивительного, что он уже стал тосковать по суровой простоте битвы.

— Мы поговорим об этом позже, — сказал он. — Я устал, Мегвин.

— Никто не должен уставать здесь, — в ее голосе слышалась слабая нотка торжества. — Я беспокоюсь о вас, Эолер.

Саймон выбрал открытое, незащищенное место у внешней стены Сесуадры. Сегодня было солнечно, хотя ветер оказался достаточно сильным для того чтобы оба, он и Мириамель, надели плащи.

— Я принес вина. — Саймон вынул из мешка мех и две чашки. — Сангфугол сказал, что оно хорошее — я думаю, пирруинское. — Он нервно засмеялся. — Почему считается, что в каком-то месте вино лучше, чем в другом? Виноград везде виноград.

Мириамель улыбнулась. Она казалась усталой, под зелеными глазами легли глубокие тени.

— Не знаю. Может быть его по-разному выращивают?

— На самом деле все это не имеет значения. — Саймон аккуратно направил струю вина из меха сперва в одну чашку, потом в другую. — Я даже до сих пор не уверен, что мне оно по-настоящему нравится — Рейчел никогда не позволила бы мне пить. Она называла вино «кровью дьявола».

— Главная горничная? — Мириамель поморщилась. — Препротивная женщина!

Саймон протянул ей чашку.

— Так я думал. У нее действительно был характер. Но сейчас мне кажется, что она делала для меня все, что могла. Ей нелегко приходилось. — Он поднял чашу и пригубил вино. — Интересно, где она сейчас? В Хейхолте? Надеюсь, у нес все хорошо. Хотел бы я, чтобы никто не причинил ей вреда. — Он улыбнулся — подумать только, что он испытывает такие чувства к Дракону — потом поднял стаза. — Ой, ведь я уже выпил немного. Разве нам не надо сказать что-нибудь — произнести тост?

Мириамель торжественно подняла чашку:

— С днем рождения, Саймон.

— Вас так же, принцесса Мириамель.

Некоторое время они молча сидели и прихлебывали вино. Ветер сгибал траву, расплющивая ее в самых причудливых изменчивых узорах, словно огромный невидимый зверь беспокойно перекатывался с места на место во сне.

— Завтра начинается рэнд, — сказал он. — Но, я думаю, Джошуа уже решил, что он хочет делать.

— Он пойдет в Наббан, — в ее голосе была тихая горечь.

— Что в этом плохого? — Саймон потянулся за ее опустевшей чашкой. — Начало как начало.